Я иду искать. История вторая - Олег Верещагин

А тебе говорят — отдай ее. Ради слов — отдай. Просто — ради слов.

Можете себе это представить? А понять?

Те, кто сейчас готовился высаживаться на побережье Ан-Марья на за­кат от гор — едва ли могли. Поэтому в конечном счете они были обречены на бесславную гибель. Но их было много, очень много — и это значило, что ребята, стоящие на площади, погибнут тоже.

3а слова, без которых они не мыслили своей жизни.

ЛЮБОВЬ. ПАМЯТЬ. ЧЕСТЬ.

В тумане теплится восход...Копьем, мечом и кулакамиС баранами и ветрякамиСражаться едет Дон-Кихот.

Он едет тихо мимо стенИ кровель, слабо освещенных...Как много есть неотомщенных,А отомщенных... нет СОВСЕМ!

И в миг, когда сверкнет над нимЛатунный таз огнем холодным,Смешное будет благородным,А благородное — смешным.

В тумане теплится восход....Сражаться — глупо и опасно...Смириться может Санчо Панса.А Дон-Кихот? А Дон-Кихот... [1]

...В шаге от Бранки Олег почти столкнулся с Гостимиром, но тот лишь весело улыбнулся, махнул рукой и поспешил куда-то в сторону. А Бранка с улыбкой протянула руку навстречу мальчишке, который тоже улыбнулся и при­нял ее ладонь обеими своими руками.

— Ты пришла проводить меня.

— Да... — кивнула Бранка.

— Правда?! — окончательно просиял Олег. Девушка покачала головой:

— Одно не веришь еще — твоя я? — и она крепко поцеловала Олега в губы.

— Я видел тебя...но не поверил, что ты — ко мне, — Олег вздохнул: — Вот, видишь...Я ухожу, но не туда, куда мы думали. И все равно — может быть со­всем.

— Может статься, — спокойно ответила Бранка: — Так я стану ждать тебя, Вольг.

— А если я...— Олег помедлил и все-таки не сказал этого слова: — Если я не вернусь?

— Может статься, — повторила Бранка: — Будет так — убью я себя. Тем ча­сом, как уверюсь, что потухла твоя звездочка.

— Не говори так, — Олег коснулся ладонью губ девушки. — Я вернусь с по­бедой.

— Й-ой! — вдруг оживилась притихшая было Бранка. — Без памяти стою! То те­бе! — и она развернула на пальцах сине-алую головную повязку с вышитой золотом мордой рыси: — Волосы твои коротки, да все одно бери.

— Конечно, — Олег сложил повязку и опустил ее в карман ковбойки — левый.

— Я ее здесь носить буду... ну а успею обрасти, она на свое законное мес­то перекочует!

Бранка протянула руки, взялась пальцами за локти Олега. Тихо прошептала:

— О чем речь ведем... об этом ли надо...

— Я не знаю, о чем, — беспомощно ответил Олег.

— Так помолчим.

— Помолчим.

Они застыли, глядя друг другу в глаза так, словно на всю жизнь хоте­ли запомнить друг друга. И таких пар много было вокруг...

...Шум и голоса, донесшиеся от ворот крепости, заставили обернуться всех разом. Горцы с изумлением уставились на людей, входящих на площадь.

Тут было человек триста, шедших в подобии строя — мужчин и юношей в возрасте от 15-16 до 50-55 лет. Разно, но удобно одетые, они шли с топора­ми, заткнутыми за пояса, рогатинами на плечах, охотничьими ножами, самост­релами, виднелись несколько ружей... Над головой строя колыхался черный флаг с золотым прямым крестом.

Эта полутолпа-полустрой, до отказа забив свободное пространство у башни, замерла. Стоявший рядом со знаменосцем Степаньшин — на плече у не­го было ружье, у пояса — топор и нож — выступил вперед, обвел горцев взг­лядом, всем земно поклонился и начал:

— Вот оно что... Знаем мы все дела. Трое суток еще назад приходили к нам по вескам послы с юга. Собрали мужиков и начали говорить... Порешили мы их, — жестко оборвал сам. себя лесовик: — Стали судить промежь собой — не по-божески получается, — остальные дружно загудели, подтверждая его слова. — Уж сколько лет бок о бок живем, и зла мы от вас не видели. Вот мы тут собрались... Ну и пришли, значит. Потому и в Писании сказано: «Боль­ше сея любви никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя!» При­нимайте и нас в свое войско! — и он снова поклонился, а за ним — весь отряд.

Горцы замерли в изумлении. Отважные, гордые — и высокомерные от этой гордой отваги, они всегда смотрели на лесовиков свысока, не считая их способными на сознательную активность. Но вот стояли люди с оружием в руках, которые шли всю ночь и весь день до нее — на смерть «за други своя».. и многим из горцев стало СТЫДНО...

Потом поднялся радостный и дружный крик. Горцы смешались с лесовиками. Гоймир резким, коротким жестом указал Степаньшину место рядом с со­бой. Тот надел шапку, принял знамя и легко взбежал на приступки башни...

Светлым северным вечером вокруг Рысьего Логова горели костры. Завтра с рассветом надо было выступать, но никто не спал и нигде не было слы­шно причитаний. Воина не провожают слезами. Зато много слышалось песен — самых разных: под гусли, волынки, резкие рожки-кувиклы. И много было танцев.

Олег с Бранкой не расставались. Переходили от костра к костру, нигде не задерживаясь надолго. И только в одном месте остановились — где вок­руг большого пламени кольцом стояли, положив ладони друг другу на плечи, три десятка парней. Они смотрели в огонь молча, но Бранка шепнула:

— Часом будут коло плясать...

Олег кивнул. Он уже видел этот танец, но каждый раз зрелище будило в нем напряженное волнение.

— По рану дружина уходила в бой... — негромко пропел непонятно кто. Ему от­кликнулись хором:

— По рану дружина уходила, в бой...

Круг двинулся — неспешно, нога за ногу. Сцепленные руки разом взмет­нулись, ноги ударили в землю:

— Й-ой, друже — слышишь, слышишь?Уходила в бой....Й-ой, друже, слышишь, друже — Уходила в бой!

Круг убыстрял движение. Снова, раз за разом, вскидывались руки — сло­вно раскрывался невиданный цветок — и гулкое «умп!» издавала земля под перетянутыми ремнями походными чунями...

— Мечи воздеваете — за славой идем!Мечи воздевайте — за славой идем!Й-ой, друже — слышишь, слышишь?За славой идем!Й-ой, друже, слышишь, друже — За славой идем!

Быстрее, быстрее несся круг, металось пламя, кидаясь в стороны за ле­тящими над землей людьми, словно добрый Огонь хотел коснуться каждого, защитить прикосновением от бед и зол...