Нордические олимпийцы. Спорт в Третьем рейхе - Андрей Васильченко

Кроме писем и петиций с просьбами в имперскую канцелярию от спортивных союзов также приходило огромное количество заявлений преданности и верности. Уже неделю спустя после того, как был принят закон о предоставлении Гитлеру чрезвычайных полномочий, что открыло путь к установлению национал-социалистической диктатуры, Немецкий плавательный союз через своего председателя, известного немецкого спортсмена Георга Хакса, направил один из таких «верноподданнических адресов». Этот документ, датированный 30 марта 1933 года, был приурочен к съезду плавательного союза, который проходил в Бреслау. Правление союза заявляло о том, что «потребует от всех членов организации, чтобы они стали настоящими участниками народного сообщества, верно служили национальному движению, были преданы национальному правительству». 10 апреля в имперскую канцелярию прибыл документ от Немецкого спортивного ведомства легкой атлетики. В нем содержался не только отчет о проделанной работе, но помещались заверения в том, что в этой работе акцент делается на военно-спортивном направлении. Среди приносивших клятву верности Гитлеру были не только спортсмены-любители, но и представители академического спорта.

Штутгартское объединение академических гимнастических союзов 31 марта направило в имперскую канцелярию письмо, в котором выражало поддержку «национальному курсу на восстановление чести и военной свободы». Военно-спортивный комитет «Кёзенского конвента сеньоров» (традиционной студенческой корпорации) 1 июня пожелал, чтобы призы Адольфа Гитлера, которые вручались после соревнований, производились только из немецкого железа. Ламмерс поддержал эту идею. Кроме этого телеграмму в имперскую канцелярию направило руководство Союза гимнастов, который мог по праву считаться одним из крупнейших спортивно-академических объединений. 29 июня 1933 года проходил общий слет этой организации, в котором принимали участие 16 тысяч человек По этому поводу Гитлеру сообщалось, что все они «готовы безусловно следовать за ним, клянутся быть национал-социалистами, преданными старым принципам движения, осуществлять физическое и духовное воспитание молодых студентов, для чего готовы приложить все силы».

Даже эти немногие примеры показывают, насколько воодушевленно восприняли в спортивных и гимнастических союзах Германии «национальный курс», которым следовало новое имперское правительство. Однако, чтобы продемонстрировать свою преданность национал-социализму, использовался не его специфический лексикон, а вполне традиционная патриотическая фразеология, которая могла употребляться как во времена кайзера, так и при Веймарской республике. Если же говорить о самом стиле обращений, то они могли колебаться от наивных заверений, поступивших от сельских стрелковых клубов, до отточенных формул, предложенных предводителями конных клубов. Однако единой была предпосылка: в обмен на заверения в преданности спортивные объединения намеревались получить ответные знаки благодарности. Если мелкие объединения рассчитывали на деньги, то крупные спортивные союзы надеялись, что их интересы будут учитываться при выстраивании «новой политики». Однако в большинстве случаев все эти надежды были призрачными. Деньги, которые поступали мелким спортивным союзам (от 20 до 50 рейхсмарок) более напоминали милостыню, нежели реальное финансирование. Сразу же надо отмстить, что все эти средства переводились со счетов специального (резервного) фонда Гитлера. Ввиду того что каждая из этих сумм была весьма незначительной, сам собой возникает вопрос: стоило ли обрабатывать все эти письма и прошения, так как бюрократические издержки нередко были выше, нежели запрашиваемые средства? В любом случае в имперской канцелярии все эти документы тщательно изучались, систематизировались, собиралась соответствующая информация, во многих случаях были направлены ответы.

Однако Гитлер не всегда предпочитал экономить. Дабы понять, что указанные выше незначительные суммы пожертвований были не просто «вынужденной экономией», можно изучить дела позднего периода. В архивах сохранились документы, которые относятся к «сенсационному» случаю, произошедшему в 1938 году. Указанное происшествие не только позволит провести сравнение, но и выявить некоторые тенденции, относившиеся к финансированию немецкого спорта в годы национал-социалистической диктатуры. 6 августа 1938 года адъютант Гитлера передал Ламмерсу как начальнику имперской канцелярии следующее сообщение: «Фюрер предписал, чтобы мюнхенский банкирский дом «Мерки Финк» выделил 100 тысяч рейхсмарок попечительскому совету клуба «Коричневые ленты». Позже Ламмерс в письме, адресованном президенту клуба Веберу, специально подчеркивал, что Видеман в телефонном разговоре лаконично добавил: «Сумма в 100 тысяч рейхсмарок была установлена лично фюрером. Последующей весной она должна быть вновь перечислена в том же самом объеме». Как видим, Ламмерс в рейхсканцелярии получал распоряжения непосредственно из Оберзальберга. И эти приказы моментально выполнялись. Из документов следовало, что Гитлер на те же самые цели выделил только в 1939 году 250 тысяч рейхсмарок. В то же самое время имперская канцелярия ссылалась на недостаток денежных средств, когда речь заходила о финансировании «Ночи амазонок» — празднества, которое проводилось в парке замка Нимфенбург.

Данная ситуация примечательна двумя моментами. Во-первых, она заставляет задуматься о компетенции и степени влияния адъютантов фюрера, так как формально они не входили в число весомых персон Третьего рейха. Гитлер, вопреки всем налаженным связям, нередко прибегал к подобному способу передачи своих приказов. В условиях того, что Ламмерсу приходилось работать в обстановке конкурирующих между собой трех канцелярий (имперской, партийной и рейхспрезидента), то он был вынужден заручаться поддержкой адъютантов Гитлера. Во-вторых, кажется удивительным, что Гитлер, никогда не интересовавшийся проблемами клубного спорта, вдруг решил выделить столь крупную сумму на скачки, которые проводились клубом «Коричневые ленты». Едва ли фюрера вообще когда-то видели на скачках или на ипподроме.

Однако было бы ошибкой полагать, что скачкам в Германии не уделялось никакого внимания. Подобного рода мероприятия, организованные по высшему классу, всегда притягивали к себе множество зрителей. В Мюнхене, который считался «столицей национал-социалистического движения», скачки рассматривались едва ли не в качестве партийно-политической задачи. Об этом хотя бы свидетельствует один пример. В августе 1940 года имперский министр сельского хозяйства Рихард Вальтер Дарре возмущенно сообщал в имперскую канцелярию, что гауляйтер Рихард Вагнер распорядился передать во временное распоряжение клуба «Коричневые ленты» двух чистокровных жеребцов: Черное Золото и Октавиана. Проблема заключалась в том, что владельцами жеребцов были братья Оппенхаймы, которые в соответствии с нюрнбергскими законами не могли считаться «арийцами». Поскольку коричневый цвет считался партийным, то Дарре был возмущен, что в клубе, который ассоциировался в первую очередь с НСДАП, имелись жеребцы неарийских хозяев. Однако в событиях 1938 года нас должно интересовать совершенно иное, а именно фигура президента клуба «Коричневые лепты» Христиана Вебера. Уже после окончания Второй мировой войны в своих воспоминаниях «придворный архитектор» Гитлера Альберт Шпеер вспоминал, что к фюреру было позволено обращаться на «ты» только четырем людям. Все четверо были из числа «старой гвардии движения». К их числу принадлежал и бывший вышибала Христиан Вебер. Ему удалось сделать карьеру в СС, но, несмотря на это, он продолжал содержать заведение, пользовавшееся «сомнительной репутацией». О том, насколько Гитлер дорожил Вебером, показывает следующий пример. Во время «ночи длинных ножей» в Мюнхене были казнены все, кто пытался обличать Вебера и критиковать его в связи с тем, что тот владел сомнительным заведением. Среди казненных был священник Штемпле, которого многие считали первым редактором гитлеровской «Майн кампф». Сам же Вебер после 1934 года не проявлял никакой политической активности. Но это отнюдь не значило, что Гитлер утратил к нему доверие. Например, именно Веберу было поручено нести символическую охрану во время встреч «ветеранов движения», происходивших в мюнхенской пивной «Бюргербройкеллер». Кроме этого именно Вебер был организатором всех крупных скачек в Мюнхене. В итоге нет ничего удивительного в том, что Гитлер в 1938 году внезапно распорядился передать конному клубу «Коричневые ленты» очень крупную сумму денег. Для подобного рода решений не требовалось логичного обоснования. Такие акты были «волевым решением фюрера», которые нельзя было ни обсуждать, ни оспаривать.

Как уже говорилось выше, многие немецкие спортивные объединения уже в 1933 году были готовы к принудительному сливанию и идеологической унификации. Однако в тот год спортивной жизнью Германии все еще продолжал руководить имперский комитет физической культуры. Эта организация появилась на свет в 1917 году, являясь детищем руководителей целого ряда «гражданских» гимнастических союзов. Руководителем штаба комитета был назначен Ганс фон Чаммер. Это была весьма противоречивая фигура. В свое время в ФРГ о нем предпочитали говорить как о «крупнейшем спортивном деятеле Европы», в то время как в ГДР называли не иначе, как «Геббельсом от спорта».