О чем поет тагельхарпа - Этта Гут

Тут струны на тагельхарпе скальда будто взорвались тревогой и напряжением, заряжая ими и всех сидевших в таверне. Рассказчица же, убрав с лица прядь мягко вьющихся темных волос, продолжала:

— Арнгейр чудом не стал жертвой этих страстей — на него покушались со сталью в руках, пытались утопить, столкнуть в пропасть, изжить иными способами. Когда же дело дошло до попытки отравления, случилось так, что юная дочь конунга выпила яд вместо любимого… Остановить еене смогли. Уже умирая, она потребовала, чтобы ее тело уложили на колючее ложе из роз, а с головы сняли венец, заменив ее терновым — тем, что хранился в фамильной сокровищнице с незапамятных времен. Вот только… — В этот напряженный момент рассказчица вдруг повернулась к Ингве и вновь подступила к ней почти вплотную, наклонилась, засматривая в лицо. — Вот только выпила она не яд, а простое сонное зелье, которое припасла как раз на подобный случай. Да и никто из алчных ярлов и форингов не знал, что терновый венец был древним магическим артефактом, доставшимся роду ее отца от Других.

Поразительно синие глаза невесть откуда взявшейся незнакомки сияли, яркие губы улыбались, и, кажется, только Ингве, к которой она оказалась сейчас совсем близко, увидела мелкие шрамы, обрамлявшие ее чело… Увидела и тут же поняла: опять показалось — как давеча с волком. Потому что секунду спустя ничего подобного на бледной коже незнакомки уже не было, а сама она опять отступила к центру большого зала таверны и возвысила голос так, чтобы его слышали даже в самых дальних уголках:

— Когда кровь юной синеглазой дочери конунга напитала шипы тернового венца и зимних роз, устилавших ложе под ее телом, свершилось древнее колдовство. Алчные ярлы и форинги, воины из их хирдов, даже их лошади и охотничьи птицы — все погрузились в сон. Но магия никак не затронула того, в чьем сердце пылала настоящая любовь! Арнгейр не заснул и успел вынести любимую из замка до того, как весь он до самой крыши скрылся под непролазным сплетением терновых лоз, проросших из колдовского венца.

— И что было дальше? — с замиранием сердца спросила Ингве, как только смолкла тагельхарпа, а в зале повисла тишина.

— Они жили долго и счастливо, мояпрекрасная дочь ярла. И некоторые верят, что живут до сих пор.

— Ну это уж вообще брехня! — заявил отец Ингве, и все в зале задвигались и заговорили. — Да и вообще, как это так: женщине жить без кола и без двора, вне рода, одной?

— Вдвоем, — с прежней светлой улыбкой поправила незнакомка. — А что до вашего «как», так ведь не попробуешь — не узнаешь.

И вот ведь что примечательно: хоть и отвечала она ярлу Бьёрнсону, но смотрела только на Ингве. И во взгляде этом читалось что-то особое — сильное и важное.

Не имея возможности выдержать это напряжение, Ингве зажмурилась, сжала пальцами виски и… будто бы укололась. Причем так сильно, что показалось — кровь пошла. Но ее на пальцах не было, да и, когда Ингве подняла голову, оказалось, что синеглазая рассказчицатоже пропала — будто и не стояла рядом минуту назад.

Ингве зашарила взглядом по сторонам, а потом, не обращая внимания на окрик отца, метнулась к полузанесенному снегом окну. И, чудом не опоздав, все же увидела, как метель укрывает собой две человеческие фигуры — одну повыше и помощнее, вторую ниже, стройнее и стремительней в жестах. Эти двое шагнули в пургу рука об руку, а следом за ними в закрутившийся вихрь прыгнул, спружинив на мягких лапах, большой серо-снежный волк. Миг — и никого не стало. И только сердце колотилось где-то в горле, а лоб горел так, будто в него и на самом деле впивались острые терновые иглы.

— Что с вами, моя госпожа? — тревожно спросил подбежавший Роар.

— Да, что там с этой малахольной? — рыкнул из-за стола ярл Бьёрнсон, а после потребовал себе еще грога.

— Со мной? — переспросила Ингве, тряхнула головой, избавляясь от того, что мешало и давило, и улыбнулась, глядя Роару глаза в глаза. — Со мной все хорошо. Потому что я только что поняла кое-что очень важное.

— Что же? — Роар стоял совсем близко, и в его глазах вдруг начала рождаться пока еще совсем робкая, очень неуверенная, но уже расправившая белоснежные крылья надежда.

— Что я тоже хочу попробовать и узнать, каково это — жить без рода и без племени, без кола и без двора. Но зато вдвоем и счастливой.

Они ушли из таверны среди ночи, прихватив лишь своих лошадей, запас провизии и теплые плащи. После отец и оставшийся с носом жених — престарелый ярл Керкегор — потратили много времени и денег, чтобы сыскать и вернуть Ингве, чтобы найти Роара и вздернуть его на первом же суку. Но ничего у них не вышло — так и не угомонившаяся к утру метель действительно скрыла все следы.

Хотя кое-кто и сегодня