Интернат, или сундук мертвеца - Нина Васина

Молодая красивая женщина смотрела с фотографии с вызовом, чуть улыбаясь Дэвид Капа толчком указательного пальца уронил одну фигурку, фигурка покатилась.

— Для начала, — сказал адвокат, — я узнаю, есть ли тут кто лежачий.

Федя стоял на огромном белом балконе с колоннами и кормил чаек. Чайки орали и бросались на крошки, чуть сложив крылья. Они ни одной крошке не дали утонуть.

Федя так кормил чаек уже третий день.

Запах моря и резкие крики опротивели ему до тошноты, до безрассудного желания перебить посуду и поставить фингал жене.

Посуда была чужая. Дорогой фарфор с позолотой, чашки, тарелки, супницы и салатницы с изображением жанровых сцен из жизни императрицы Екатерины, украшенный серебром и бирюзой хрусталь бокалов. Хамид бы не понял. А жена сбежала в неизвестном направлении с хилым интеллигентом, снимающим кровавые фильмы ужасов, изготовителем редкой садистской порнографии Стасом Покрышкиным.

«Дай тебе Бог, жена, чтобы все синяки у тебя в жизни были такими же воображаемыми, как этот».

Федя разглядывал Стамбул в легкой утренней дымке. День еще не определился, солнце не решило окончательно, жарить или подремать в тонкой пелене облаков.

Пахло сухой чужой землей, немного пряностями и дорогими духами от строгой, по-европейски одетой женщины Лизы — секретаря Хамида. Федя по запаху определил, что она неслышно подошла и стоит сзади.

Лиза ненавидела Федю так же лениво и малообъяснимо, как Федя ненавидел запах моря и крики чаек.

— Что скажешь, стрекоза? — Федя обернулся и облокотился на ограждение балкона, разглядывая сухую, с идеальной осанкой Лизу.

Платиновые волосы уложены в прическу, собравшую безупречно все волоски. Лицо с тонкой пергаментной кожей удивляло необыкновенной синевой глаз. Минимум косметики. Полное отсутствие груди. Ноги от колен и ниже стройные, с удивительно тонкими щиколотками, завершались изящными открытыми туфлями на очень высоких каблуках. И только руки выдавали возраст Лизы. Руки были морщинистые, с множеством колец, но не просто перстней, а длинных золотых и платиновых напалечников от среднего сустава к ладони.

Как сказал Хамид, он сам смутно помнит, что лет десять назад пил за ее то ли семидесяти-, то ли шестидесятилетие.

— Вы, Федор Иванович, удивительно скучны и ленивы, что на это можно сказать?

Сказать на это действительно было нечего. Федя эти три дня провел на редкость бездарно. Сначала они с Хамидом пили и вспоминали прошлое. Хамид уверял, что его люди легко и просто найдут любую красивую русскую женщину в Турции.

Потом Хамид завел себя и ринулся на поиски лично. Два дня Федя его не видел. Сегодня ночью Хамид разбудил Федю. Он был злой. Он не нашел Еву.

— В Стамбуле убили немецкого посла и двоих русских, молодых и богатых, это все, что я откопал.

— Ты что, искал немецкого посла? Тебя попросили найти женщину, просто женщину. Хамид, я тебя не узнаю.

— Просто женщину, да? А почему, когда я начинаю о ней расспрашивать, мне говорят, что ничего не знают, но вот кто-то пришил посла?! Я иду дальше, копаюсь в этой грязи с послом, опять начинаю расспрашивать, мне сообщают, что да, есть такая красивая и опасная, вот тут недавно прикончили двух русских, зарвались мальчики, говорят. Чего это ты, Хамид, говорят, так интересуешься опасными девочками, ты что, шоу в своем борделе хочешь организовать?

— Что еще за шоу? — Федя спросонья тупо таращился на Хамида.

— Я тоже так спросил, что за шоу такое, мне интересно стало. Мне объяснили, что я могу, конечно, поиметь эту девочку у себя, но перед каждой встречей с клиентом она будет стрелять по яблоку на его голове, возбуждая его до крайней степени. Хочешь такую горячую девочку, Хамид, спросили меня, от клиентов отбоя не будет! Что я должен на это сказать? Вот именно. Ничего. Я и промолчал.

— Кто тебе говорил про стрельбу? — Федя с трудом выбрался из множества подушек и искал выпить. — Кто это говорил, тот что-то про нее знает!

— Федя, тут все что-то про кого-то знают, понимаешь, Федя. Приходишь к любому человеку, пока ты не задал свой вопрос, он не знает, чего ты хочешь, но как только ты сказал, все! Сразу все все знают, понимаешь? Не понимаешь.

— Если кто-то что-то знает, заплати и расспроси!

— А вот тут все не так просто. Платишь. Молчит. Еще платишь. Вздыхает и говорит, что так и быть, поделится особо секретной информацией. И посылает тебя к другому. Догадайся, что там происходит?

— И что там происходит?

— Спрашиваешь. Он все знает. Платишь. Молчит. Еще платишь, вздыхает и посылает к следующему!

— А по зубам? — с интересом спросил Федя.

— Это совсем неинтересно, это суд, адвокаты, снова платишь, потом миришься с ним, он вздыхает и говорит, что мало что знает, а вот есть один человек, который знает все!

— Ну и бардак тут у вас. — Федя вздохнул. — Давай мне телефон, я буду звонить.

— Федя, сейчас полчетвертого утра.

— Самое время, чтобы мой секретарь понял, насколько это важно.

Федя говорил недолго, в конце поинтересовался, не появилась ли жена Наталья.

Хамид ушел и лег в джакузи, которую он называл корытом. Маленькая заспанная китаянка играла ему на дудочке. Она сидела на краю бассейна голая, желтое тело завораживало — теплая статуэтка на холодной голубой плитке. Федю бросала в дрожь заунывная мелодия. Словно длинные и холодные пальцы трогали обнаженные нервы, не причиняя боли, но лишая покоя.

Федя вздохнул, глянув на часы. Секретарь не сможет ничего узнать, пока не откроются официальные учреждения, не раньше девяти.

— Федя, — расслабленно позвал Хамид, чуть двигаясь в горячих под напором снизу струях, — что ты так из-за бабы, Федя?! У меня есть мальчик, красивый, как ангел. Да не плюйся ты, я все понимаю, я предлагаю, чтобы он тебе почитал. Ты сам увидишь, это не объяснить.

Федя задумчиво оглядел щупленькую фигурку китаянки, хотел что-то ей сказать, но потом просто скинул в воду. Мучительные звуки прекратились.

— Ты, Федя, мне друг… — задумчиво сказал Хамид, наблюдая барахтанье китаянки в воде, — но очень некультурный. Ты только что испортил редкий музыкальный инструмент. Позови Илию, — сказал он китаянке, поднимая ее вверх, легко уместив аккуратную попку на ладони.

Пришел мальчик в набедренной повязке, с блестящим медальоном на худой шее и с огромной книгой. Поклонился, улыбнувшись.

— Хамид! — протестующе замахал руками Федя. — Может, я просто напьюсь как следует, только этого не хватало, что еще за книга?!

— «Преступление и наказание», — сказал Хамид и захохотал, видя лицо Феди. — Шучу! Шучу! Какая тебе разница, что за слова у песни соловья, а? Расслабься, Федя, это получше наркотика.

Федя сел в огромное кресло, качая головой.

— Хатыанку-ум алла-а-а! — пропел вдруг очень красивым голосом мальчик и раскрыл книгу. Он посмотрел на Федю большими черными глазами, потом прикрыл их длинными ресницами, глядя в книгу.

Рука его, изящная, с подвижными красивыми пальцами, захватила медальон за цепочку и покачивала туда-сюда. Федя хотел отвести взгляд от медальона, чтобы получше рассмотреть обладателя такого чудесного голоса, но не смог отвести взгляда от блестящего золотого круга.

Мальчик осторожно сел, сложив ноги, перед Федей и убедился, что Федя не отвел глаз от медальона. Он стал читать тише, его голос трудно было назвать как-то определенно, да он и не читал, а пел, покачивая кружочком, пока глаза Феди не стали отсутствующими, а сам он не обмяк в кресле, почти не дыша.

Мальчик встал, поклонился Хамиду и ушел.

А Федя вскочил из кресла и выбежал на большой, заросший одуванчиками луг. Он погнался за женщиной, трава была невысокой, Федя хорошо рассмотрел мелькавшие голые ноги, розовые пятки и крошечные пальцы, когда ступня почти приближалась к мокрому от росы подолу юбки. Женщина смеялась, но не оглядывалась, Федя бежал, срывая на ходу тяжелые желтые головки цветов и бросая их в женщину. Он искал глазами что-то потяжелее, чтобы попасть, чтобы она обиделась, заплакала, но оглянулась! Он должен был увидеть ее лицо, чтобы узнать, если случайно увидит, чтобы не потерять! Мелькала щека, один раз она почти повернулась, смеясь быстрым неуловимым профилем. Резкий неприятный запах от смятой травы вдруг стал невыносимым, Федя схватился за лицо, открыл глаза и обнаружил себя в кресле. Хамид в халате убрал от его лица синий флакончик, из которого так пронзительно пахло.

— Твой секретарь звонит, будешь говорить?

Федя бессмысленно осмотрелся и опустил глаза на запястье. Его часы показывали почти десять утра. Он взял трубку телефона, еще плохо соображая.

— Никитка, — сказал Федя, тяжело дыша, — я ее почти догнал!

— Все рассказывать или только то, что я об этом думаю? — спросил Никитка издалека.

— Как хочешь. — Федя понял, что не было луга и женщины.

— Там у тебя в Турции убили двух русских коммерсантов, не то чтобы уж очень важные люди, но и не шестерки. Здесь пустили слух, что это сделал Слоник, который сбежал и продолжает работать. Я думаю, что Слоник давно мертв, что это утка, чтобы списать на него еще два убийства и не засветить нового киллера. Еще я думаю, что теперь турки нашу Проблему выкинут, она им больше не нужна, раз Слоник для них жив и благополучно «добрался до Турции». У меня все. Учитывая ее послужной список, если она будет жива, когда ее выбросят, она кинется искать русское посольство. Я тебе помог?