Конец мемуаров капитана Уильяма Дампира - А Деревицкий

Если учесть. что теперь Дампир командовал 200-тонным "Сент-Джорджем", купленным в самом начале войны за наследство развалившейся испанской империи жирным бристольским купцом Томасом Эсткорутом; если учесть, что теперь в распоряжении Уильяма были 26 тяжелых пушек и десять дюжин отборных головорезов со всех концов света, то легко было поверить, что теперь от имени, от славы и от новой экспедиции Дампира испанцы станут шарахаться не только в темных подворотнях тропических архипелагов, но и там, где их неуклюжим громадам (галионам и галеасам) развернуться значительно легче: на площадях великих океанов, озаренных фонарями бессмертных небесных светил.

Зато с выходом в море Вилли приоделся. Он знал, что если отрепья для сошедшего на берег моряка - своеобразный шик, то с капитанского мостика лучше слышен голос того, кто закован в позолоченные латы, из-под которых видны брабантские кружева воротника, дорогие чулки и ботфорты из самых лучших кож.

К тому времени Дампир во флибустьерских жизни и профессии успел изведать все. Люди с его жизненным опытом, рассказывая о своих похождениях и отвечая на упреки маловерных в недостатке правдоподобия, обычно отвечают: "Салага ты! Я видел столько, что мне и врать не надо!" Но до сих пор Дампир не видел двух явлений - взятия богатого города и победы над манильским галионом. Этого настолько недоставало в его книгах, что команда скоро начала роптать : "Сент-Джордж" стал охотиться только за этими целями. Для таких дел нужна особая удача, а пока галионы проходили где-то в стороне, а богатые города оказывались нашпигованными испанской артиллерией.

Да, команда предпочла бы более скромную, но более надежную добычу. И вот однажды первый помошник капитана Хаксфорд решился высказать все претензии. Это стало продолжением его регулярных ссор с представителем судовладельца Морганом, с которым Дампира связывало общее буканьерское прошлое. Хаксфорд успел раззадорить матросов на бунт. "Мы - приватиры,- заявлял подстрекатель. Наше дело - грабить, а не гоняться за призраком плавающей испанской казны".

Дело было 22 июля 1701 года. Сахара плавилась в тысяче миль от нашей короткой стоянки (мы задержались на траверзе Островов Зеленого Мыса), но дыхание пустыни - трепетный пламенный сирокко - все норовил развернуть наш "СентДжордж", мерно приседающий с зарифленными парусами на океанских качелях, лагом к своим обжигающим струям. Мы с Дампиром стояли на юте, опираясь на горячий растрескавшийся дуб резного планширя.Оба имели при себе по сабле и по паре пистолетов, и их раскаленная сталь жгла наши бедра. Дампир был черен от тропического солнца и злости.

Вся команда глядела на шлюпку, которую капризный сирокко уносил от "СентДжорджа" все дальше в океан, неуправляемый, брошенный на волю волн челн уставшего Харона. Шлюпка везла в иной мир Хаксфорда приговоренного заговорщика, снабженного лишь пятипинтовым анкерком гнилой воды.

- Вилли, - послышался голос новоиспеченного первого помошника Боба Виндейла,а не поставить ли нам стакселя?

Виндейл, еще вчера на баке запросто окликаемый "Боб Мятая Корма" и с которого я начал мой настоящий рассказ, решил, вероятно, продемонстрировать свою хватку навигатора: стакселя он хотел поставить для того, чтобы развернуть "Сент-Джордж" кормою к ветру и тем несколько уменьшить бортовую качку.

Дампир развернулся, и я понял, что Хаксфорд мог бы быть рад тому, что ему не довелось отведать капитанских кулаков... Кстати, его через неделю, как оказалось впоследствии, подобрали португальцы, а еще через месяц он стал на вечную стоянку у ограды монастыря Санта-Лючии. Да, так вот, покончив с молниеносной экзекуцией, на которую ошеломленно пучила глаза вся команда, Уильям спросил у Виндейла:

- Теперь ты вспомнил, как надо обращаться к капитану?

- Сэр,..- выдохнул Боб одними губами и уронил свое тело на палубу.

Тогда никто не мог представить, что на исходе жизни Мятая Корма будет с большой любовью и дважды в день вытирать пыль с рамы капитанского портрета... С бака послышался ропот, а затем возмущенные выкрики. У нас на юте из кают поднялись и стали рядом с нами до зубов вооруженные офицеры.

...Вечером в кают-компании Дампир выглядел несколько уставшим. Те самые брабантские кружева его воротника, которые утром сияли с мостика крахмальной белизной, теперь были забрызганы кровью. Конечно, чужой, поскольку Уильям всегда был непревзойденным фехтовальщиком. Мне казалось, что, утолив свою жажду и печаль вином, капитан сегодня уже не сядет за дневник и не опустит орлиное перо в чернильницу с синеватым соком каракатиц, которых ему наловили в Сенегальском эстуарии перехваченные у Сэма Флиндерса черные невольники с Каморских островов. Но я ошибся. Когда ночью меня разбудил выстрел...

Подавив бунт, Дампир велел матросам привязать их предводителя Гарри на якорь.

Они не любили друг друга. Причиной этого был конфликт из-за трубки Дьявола Кидда. Одноглазый Гарри, получив на Тортуге страховку Берегового Братства за желтый глаз, потерянный в бою, отдал все золото за трубку, которая, по уверениям купца, принадлежала знаменитому Кидду. Увидев накануне свалки Гарри с курящейся трубкой, которая не имела покрышки, Дампир пообещал, что в следующий раз он выкинет трубку за борт, а Гарри привяжет на якорь. Но Гарри уже успел вообразить себя новоявленным Киддом, и можно не сомневаться, что бунт он поднял не из-за солидарности с Хаксфордом, с которым был тоже не в ладу, а просто за право свободно курить трубку, угрожавшую огнем кораблю. Теперь трубку курили кальмары, а Гарри... О, когда тебя раздевают и изогнутого дугой привязывают к лапам якоря и когда волна час, два, сутки, двое лижет и бьет тебя по ляжкам и заднице, тогда тело постепенно мертвеет, и уже при его полной нечувствительности к боли мясо начинает кусками падать в океан...

Когда ночью после бунта раздался этот выстрел. я выскочил из каюты и постучал в капитанскую каюту. Дампир тотчас ответил:

-Вудс, заходи! - он сидел за столом, склонившись над своим дневником, и прежде, чем ответить мне, неторопливо дописал строку: - Нет, Роджерс, это не очередная заварушка. Это кто-то из наших сердобольных пай-мальчиков взял мушкет и из жалости раскроил Гарри череп. Если не веришь, пойди, погляди.

Со шпагой в одной руке и с кинжалом в другой я выскользнул на палубу. Она была пуста. Я пробрался на бак и заглянул за фальшборт. Тело Гарри безжизненно обвисло, а волна заботливо смывала кровь из огромной дыры во лбу. Волна делала это с заботливостью пожилой сестры-бернардинки, и можно было подумать, что она сейчас наложит и корпию... Я в молитве поднял глаза к небу, и оно показало мне Южный Крест.