Мы смеёмся, чтобы не сойти с ума - Борис Сичкин

Марк, вот прошло, казалось бы, всего несколько дней, а мы уже очень соскучились. Все со слезами на глазах вспоминают твое последнее напутствие: "Я рад и счастлив за вас, что вы покидаете эту омерзительную страну, кошмарное наследие двух мерзких карликов: картавого сифилитика Ленина и рябого параноика Сталина. Дай вам Бог!" А как мы смеялись на проводах, когда ты сказал, что был и остаешься убежденным сионистом, а все твои якобы русские песни на самом деле основаны на еврейском фольклоре, сел за рояль, начал их одним пальцем наигрывать и объяснять, из какого синагогиального кадиша они взяты... Короче, ждем тебя и Раю с нетерпением, дай Бог, уже скоро.

Крепко обнимаем, целуем Арон, Пиля, Сима, Двойра и Ревекка".

Как мне впоследствии сообщил конферансье Борис Брунов, Фрадкин тут же побежал в КГБ и начал клясться, что у него нет икон и валюты, и он никуда не собирается ехать. Там (еще раз) прочитали письмо и, пытаясь сохранить серьезное выражение лица, посоветовали успокоиться, его никто ни в чем не обвиняет, многие получают вызовы, но если он не и собирается уезжать, ему не о чем волноваться. Фрадкин, тем не менее, был в панике, жена Рая на нервной почве начала курить.

Забегая вперед, второй вызов и письмо, но уже на адрес домоуправления "для Фрадкина" и якобы от другого лица я послал из Италии и третье, на адрес Союза Композиторов РСФСР Родиону Щедрину для Фрадкина из Нью-Йорка.

Второе письмо:

"Привет, Марик!

Сразу по делу: твою капусту и рыжье получил, но с летчиками больше в долю не падай — они засветились. Канай в Севастополь, свяжись с кентами и попробуй зафузить моряков атомных подводных лодок. Как договаривались, я откусил три косых, остальное твое, тебя ждет. Антиквар превращай в зелень, его не втырить и могут закнокать. Вообще, ходи на цирлах, подальше от катрана, шныров и козырных — тебе сейчас самое время лепить темнуху. Учти, телефон прослушивается — ботай по фене. Слыхал парашу, как ты вертухаям туфту впаривал — все правильно, пока не откинешься, хиляй за патриота. Вся маза тебя ждет, на любой малине будешь первым человеком, братва мечтает послушать в твоем исполнении песни Шаинского. Поменьше пей и чифири, а то, что Рая шмалит дурь, не страшно — главное, чтоб не села на иглу. Бывай, до встречи. Валера".

Фрадкин потерял сон, не помогали сильнейшие снотворные, снова побежал в КГБ, потом в домоуправление, ходил по квартирам, бился в судорогах и кричал, что он не имеет к этому никакого отношения, а все это провокации Сичкина. Рая курила одну за одной и дошла до 4-х пачек в день. В КГБ хохотали до слез и с нетерпением ожидали следующего письма и очередного визита идиота.

Письмо третье:

"Здравствуй, дорогой Марк! Прости, что так долго не писали, но сначала хотели чить товар, чтобы ты был спокоен. Слава Богу, все jo, все контейнеры прибыли, с аргентинцами читались, так что ты уже в порядке: даже за один эйнер Рая спокойно может открыть массажный салон, а блядей среди иммигрантов навалом. Вообще, если ты сможешь переправить хотя бы 25 процентов своего состояния, то до конца жизни здесь будешь купаться в золоте. Если ты еще не обрезан, то здесь можно устроить за большие деньги: все иммигранты придут посмотреть на обрезание композитора Марка Фрадкина. Свою коллекцию порнографии не вези, здесь этого добра полно, оставь Жене. Да, и скажи ей, чтобы хотя бы до вашего отъезда перестала фарцевать — береженого Бог бережет. Марик, мой тебе совет: пока ты в Союзе, учи нотную грамоту и хотя бы чуть-чуть гармонию — там ты можешь напеть мелодию, и "негр" ее тебе записывает, а здесь негров много, но все они такие грамотные, как ты.

У нас все хорошо: молодые получают вэлфер, старые — пенсию, а бизнесы на кеш. Английский можешь не учить, он здесь не нужен: на Брайтоне все на русско-еврейском жаргоне с одесским акцентом, а то, что у тебя первый язык идиш — огромный плюс. Тебя вся помнят и ждут, а твою знаменитую шутку: "Если бы Фаня Каплан закончила курсы ворошиловского стрелка, мы намного раньше избавились бы от этого картавого фантаста", — здешние артисты читают со сцены.

С нетерпением ждем встречи,

3ай гезунд апдетер Мотл Фрадкин!

Целуем

Наум, Фира, Бася, Абрам и тетя Рахиль!

P.S. Будете ехать, пусть Рая не глотает камни — Соня так и не просралась!"

В Союзе я курил "Яву", к которой привык; сигареты разрешали вывозить по 10 пачек на человека, и я с ужасом думал, что буду делать, когда они кончатся.

Когда я закурил "Яву" в Вене на остановке автобуса, стоявшая очередь позеленела и зашлась в кашле, мухи дохли и камнем падали вниз, а стоявший неподалеку военный, почувствовав дым сигареты, побледнел, уверенный, что началась химическая война. Думаю, если бы таможня знала о действии советских сигарет на загнивающий Запад, они бы заставляли ящиками их вывозить с целью мести зажравшимся капиталистам.

Прожив в Вене две недели, нас поездом отправили в Италию. В отличие от Австрии Италия по темпераменту напоминала большую одесскую коммунальную квартиру. В Риме жизнь пешехода под угрозой не только при переходе улицы, но и на тротуаре. Итальянцы на своих разбитых машинах мчатся, не разбирая дороги и не обращая ни малейшего внимания на светофоры и дорожные знаки. Из одной проезжающей машины меня облили водой и умчались под оглушительный хохот сидящих в автомобиле. Такой тонкий, ажурный французский юмор. Сначала мне хотелось их застрелить, но потом я пришел к выводу, что лучше такое веселое хамство, чем жизнь в спокойном венском кладбищенском склепе.

Из Рима мы приехали в Остию — маленький городок на берегу моря. Квартиры дорогие, денег мало, но мой сын Емельян проявил инициативу и вскоре гордо сообщил, что снял маленькую квартирку около самого моря, деньги уже внес и можно вселяться. Это оказалось подвальное помещение пещерного типа. Влажные с подтеками стены ничуть не смущали мокриц, одна группа которых поднималась наверх, а другая чинно спускалась вниз. Сразу чувствовалось, что мокрицы хорошо воспитаны, с высшим образованием. Присмотревшись, я разглядел безупречные балетные па и, как балетмейстеру и профессиональному танцовщику, мне не составило труда узнать танец ансамбля "Березка". К сожалению, единственная тусклая лампочка не позволяла полностью насладиться спектаклем. Впрочем, едва мы погасили и легли слать, мокрицы прекратили танец вместились нам на лица. Это почему-то отвлекло меня от сна, и я выскочил из подвала, как из горящего танка. Вслед за мной выскочила Галя, и только Емельян, как Зоя Космодемьянская, стоял, вернее, лежал, насмерть.