Ордынский период. Голоса времени - Борис Акунин

И привез Есухэй-батор Огэлун в дом свой и женою сделал своею. Вот и весь сказ о том, как Есухэй-батор взял себе в жены Огэлун ужин.

Тем временем Хамаг Монгол и тайчуды собрались на берегу реки Онон в местности, именуемой долиной Хорхонаг, и, сговорившись, поставили над собой ханом Хутуле[24], ибо плененный Амбагай-хан заповедал передать слово свое двоим – Хадану и Хутуле.

В чести у монголов пиры да танцы. Потому, возведя Хутулу на ханский стол, они пировали и плясали под священным раскидистым деревом Хорхонагским[25] до тех пор,

Пока ребра не треснули,Пока ноги не отвалились.

И как стал Хутула ханом, пошел он вместе с Хадан тайши в пределы татарские, чтобы отомстить им, как было завещано Амбагай-ханом. И бились они с Хутун барахом и с Жали бухом татарскими все тринадцать раз, но так и не смогли

Отмщением отомстить,Воздаянием воздатьЗа хана Амбагая своего.

И воротился Есухэй-батор восвояси[26], захватив в полон татарских Тэмужин Угэ, Хори буха и других, а жена его, Огэлун ужин, тем временем разрешилась Чингисом[27] в местности, называемой Дэлун болдог[28], что на Ононе.

И родился Чингис, сжимая в правой руке сгусток крови величиной с альчик[29]. И нарекли ему имя Тэмужин[30], ибо рожденье его совпало с пленением татарского Тэмужин Угэ.

Жизнеописание Чингисхана

Сказ о сватовстве Тэмужина и смерти его отца Есухэй-батора

От Огэлун ужин родилось у Есухэй-батора четверо сыновей – Тэмужин, Хасар, Хачигун и Тэмугэ[31]. И родилась у них дочь, и нарекли ее Тэмулун. Когда Тэмужину исполнилось девять лет, Жочи Хасару было семь, Хачигун элчи – пять, Тэмугэ отчигину – три года; Тэмулун и вовсе лежала в люльке.

И когда исполнилось Тэмужину девять лет, Есухэй-батор отправился вместе с ним к родичам жены – олхунудам сватать сыну невесту. На полпути между урочищами Цэгцэр и Чихургу повстречали они Дэй сэцэна из племени Хонгирад.

«Сват Есухэй, куда путь держишь?» – спросил Дэй сэцэн.

«У олхунудов, родичей жены, хочу посватать я невесту сыну», – ответил Есухэй.

«Мне люб твой сын, —Дэй сэцэн молвил. —У отрока в глазах огонь,И ликом светел он.

Сват Есухэй, поверишь, прошлой ночью сон удивительный привиделся мне вдруг: как будто птица, белый сокол, в когтях неся луну и солнце, спустилась на руки ко мне. Другим уже я говорил: «То – доброе знамение судьбы!» И вдруг приехал вместе с сыном ты! Сну моему не это ль изъяснение? Да сон ли это был?! То – знак во сне явившегося гения-хранителя Хиадов[32]. Мы, хонгирады, исстари

Чужие земли и народы не воюем,Мы светлоликих дочерей милуем,Статью, красой не заблещут покуда.Черного мы запрягаем верблюда,Деву в возок-одноколку посадим,С ласкою в ханскую ставку спровадим.Из хонгирадского рода невестаС ханом поделит высокое место.Нет у нас тяги ни к битвам, ни к войнам.Дело другое считаем достойным:Дочку, что выросла в холе да в ласке,В путь снаряжаем мы в крытой коляске.Ставим в упряжку верблюда седого —Вот и невеста для хана готова.С ханом высоким, довольна судьбиной,Сядет достойной его половиной.

У хонгирадов издревле пригожестью пленяли девы,Блистали наши жены красотой;Со славой этой из поколенья в поколенье жили мы.Сыны у нас хозяйничают в отчине своей,А дочери пленяют взор заезжих женихов.Сват Есухэй, войди в мой дом.Есть малолетняя дочурка у меня.Взгляни и оцени».

Отец Чингисхана Есухэй-батор с женой Огэлун. Средневековая персидская миниатюра

С этими словами Дэй сэцэн проводил Есухэя в свою юрту, и взглянул на дитя Есухэй,

И пришлась по сердцу она ему,Ибо ликом светла была она,И в глазах ее сверкал огонь.

Девочку звали Бортэ[33], было ей десять лет, и была она на год старше Тэмужина.

Переночевав у Дэй сэцэна, наутро Есухэй-батор стал сватать его дочь. И молвил Дэй сэцэн в ответ:

«Заставь упрашивать себя —Да уважаем будешь,Без долгих уговоров согласясь —Униженным пребудешь.

Хотя и говорят в народе так, но дочь я все равно тебе отдам. Негоже ей у отчего порога век женский коротать. А сына оставляй у нас. Отныне он наш зять».

На это Есухэй-батор отвечал:

«Я сына, так и быть, тебе оставлю. Прошу, любезный сват, лишь об одном: собак боится сын мой, Тэмужин; не допусти, чтоб псы его пугали».

И отдал Есухэй-батор свату Дэй сэцэну в подарок заводного коня своего и, оставив сына в зятьях, отправился восвояси.

По пути в степи Цэгцэрской наехал Есухэй-батор на татарский стан и попал на татарский пир. И сошел с коня утолить жажду на пиру. И признали татары Есухэя из хиадского рода, и усадили, и потчевали его на пиру. А сами, отмщения жаждя, сговорились тайно и подмешали в еду ему яду. И на пути домой от стана татарского занемог Есухэй-батор и домой чуть живой воротился через три дня.

«Мне плохо! Есть рядом кто-нибудь?» – вскричал Есухэй-батор.

«Я подле вас», – ответил Мунлиг, сын старика Чарахи из племени Хонхотадай.

Призвав его к себе, Есухэй-батор молвил: «Послушай, Мунлиг! Дети – малолетки у меня. А Тэмужина, старшего из них, оставил я у свата Дэй сэцэна. Но по пути домой в татарском стане я был отравлен. О, как же худо мне! Так позаботься ты, мой верный Мунлиг, о сиротах моих и о вдове. И сына, Тэмужина моего, немедля привези ко мне…» И, заповедав Мунлигу сие, он опочил.

Мунлиг, выполняя волю Есухэй-батора, пришел к Дэй сэцэну и молвил: «Достопочтенный Есухэй по сыну своему истосковался, и я приехал, чтоб его забрать».

И отвечал ему тогда Дэй сэцэн: «Коли скучает сват по сыну, мы Тэмужина тотчас же домой отправим. Но вскорости ему прибыть обратно надлежит». Отец Мунлиг[34] выслушал эти слова, забрал Тэмужина и привез в отчину.

Рассказ о предательстве тайчудов

Узнав о кончине отца Есухэй-батора[35], Тэмужин пал наземь, убиваючись. Старик Чараха из рода хонхотан, увещевал его, приговаривая:

«Зачем ты бьешся так тайменем-рыбой? —Мы верный сколотить отряд могли бы.Об этом разве мы не говорили?Об землю рыбой бьешься – вот буянство!Единое создать степное ханствоНе раз ли навсегда мы порешили?»

Так увещевал старик Чараха Тэмужина, пока тот не успокоился и не перестал рыдать.

В тот год весной[36], когда жены Амбагай-хана – Орбай и Сохатай – принесли дары к жертвеннику на могилах предков, Огэлун ужин запоздала, и ей не досталась ее доля поминальных кушаний. Приступив к Орбай и Сохатай, Огэлун ужин сказала: «Почто обделена я вами на поминальной трапезе сегодня? Не потому ли, что скончался Есухэй, а сыновья мои еще не повзрослели?

Неужто даже и глаза в глазаМы будем лишены почтенья,Неужто даже о перекочевкахНе будете нас впредь предупреждать?!»

Услышав сие, Орбай и Сохатай вознегодовали:

«Ты приглашений, подношений ждешь? —К чему поспела, тем и рот набьешь.Прислуживать тебе? – Нужна ты больно!..Что ухватила, тем и будь довольна.

Не потому ли, что нет с нами хана Амбагая, осмеливается теперь глумиться даже Огэлун над нами?!»

И стали они подбивать соплеменников: «Давайте откочуем все отсюда, а Огэлун здесь бросим вместе с сыновьями».

Наутро следующего дня Таргудай хирилтуг и Тудугэн гиртэ, предводители тайчудов, во главе своего племени двинулись к реке Онон. Так соплеменники покинули Огэлун и ее сыновей. Тогда старик Чараха из племени Хонхотадай поскакал и нагнал их, и стал уговаривать вернуться. И сказал ему Тудугэн гиртэ:

«Пересохший род. Ни воды, ни травы,И потрескались белые камни, увы».

И не вняли словам старца тайчуды и пошли дальше. А Тудугэн гиртэ ударил старика Чараху копьем в спину и прогнал прочь со словами: «Будешь знать, старик, как мне перечить!»

Возвратился старик Чараха раненым и лежал, страданиями мучимый, когда пришел к нему Тэмужин. И молвил старик Чараха из племени Хонхотадай: «Откочевав, тайчуды увели с собою весь народ, что собран был отцом твоим достойным; его нагнал я, воротить желая, да сам, как видишь, едва живым вернулся». И заплакал Тэмужин, и ушел от старика весьма опечаленным.

Родовое знамя Чингисхана, установленное на колеснице

Тогда Огэлун ужин сама поскакала вослед ушедшим, и держала она в руке знамя святое[37]. Воротила она иных из ушедших, но и они вскоре удалились вслед за тайчудами.

Так братья-тайчуды покинули вдовицу Огэлун ужин и сыновей ее малолетних и отошли от родных пределов.

От рожденья премудрая, мать ОгэлунДэл свой поясом повязала,По теченью Онона то вверх, то внизВсе бродила она, кочевала.Что в степи съедобного было,Тем детей она и кормила.Дни в пути, в трудах проводила.От рожденья упорная мать ОгэлунШла не знающим устали шагомС суковатой дубовою палкой в рукахПо ложбинам да по оврагам,Вверх и вниз… Набравшись терпенья,Все искала, копала коренья.

Было трудно ей, горько было,Но достойных сынов вскормила.От рожденья прекрасная мать ОгэлунБерегами речными бродила,Собирала по осени дикий лучок,Даже рыбу удою удила.Не жалела рук, не жалела ног.И сынов державных взрастила.Был характер тверд, был порядок строг —Вот что в жизни детей укрепило.

Ясноликая ханша-мать,Ты сумела детей поднять,От щедрот питая степных.Сыновей научила матьЗванье, долг свой осознавать,Гордость ты заронила в них.С берегов Онона-рекиСтали дети кидать крючки,Сами стали рыбу ловить,Чтобы мать Огэлун накормить.

Строгих правил держится мать —Сыновьям державными стать.Тот рыбак и этот рыбак —Год за годом мужали так.Наловчились рыбу ловить, —Могут братья мать прокормить.

Предание об убиении Бэгтэра