Богиня и Зеленый сыр - Яна Андерс

Непосредственный начальник Полины, Пётр Николаевич Полуэктов, был ниже ростом и значительно тяжелее своего ровесника. Полуэктов был генератором идей, мозгом компании. Идеи зрели в его голове подолгу, как яблоки на яблоне и, созрев наконец окончательно, спелые и наливные, неожиданно падали к ногам. Он мог вынашивать очередной проект месяцами, по кубикам выстраивая в своей голове всевозможные комбинации, продумывая различные ходы и выходы пока, наконец, не просыпался ночью от внезапно пришедшего к нему во сне решения. В такие минуты он, пытаясь не разбудить спящую жену, вскакивал с кровати и, шаркая тапочками, спешил записать свои мысли на бумаге или садился за компьютер и начинал быстро производить какие-то расчёты, пытаясь понять, насколько выгодно будет вложение денег в задуманный им проект. Полуэктов страдал избыточным весом, у него нередко шалило сердце. Он плохо переносил жару: у него поднималось давление, при ходьбе появлялась отдышка, кровь приливала к лицу. В пространстве Пётр Николаевич передвигался мало, обычно целый день сидел насупленный в своём кабинете: планировал бюджет, писал бизнес-планы и отчёты. Характер у него был упрямый, несговорчивый. Переубедить его в чём-то было невозможно. Полина подозревала, что по гороскопу он – Бык. За его упрямство сотрудники между собой называли его Полубесов.

Пётр Николаевич ценил Полину за её деловую энергию и творческие способности, и Полина это знала. Время от времени, когда у Полины появлялись интересные идеи по поводу новой рекламной кампании, она приходила к Полуэктову изложить свои предложения. Начальник обычно какое-то время слушал молча, шумно вдыхая и выдыхая воздух. При этом лицо его выражало напряженную работу мысли, в голове подсчитывались цифры: расходы, доходы, прибыль. И, вдруг округлив глаза и приложив мокрый платок к потной лысине, он, как будто бы неожиданно прозрев, восклицал: «Да на хрен нам всё это надо?» Полина огорченно вздыхала, а Полуэктов пытался ее урезонить: «Ну ты пойми, умница, мы эти деньги не отобьем всё равно!». Полина, расстроенная, уходила ни с чем. Полуэктов был прав, у Полины в школе было плохо с математикой.

Сегодня Полина снова наблюдала в офисе картину «Явление Христа народу»: Войценовский приехал из командировки. Как всегда, свежий, загорелый, помолодевший, он шел по коридору, сопровождаемый приветствиями и восклицаниями сотрудников. Полина озадаченно смотрела на него и в голове её опять всплыл вопрос, который она не раз себе задавала: «Интересно, а чем же конкретно он в компании занимается?» У Полины создавалось впечатление, что в рабочие обязанности генерального директора входит одаривание окружающих ослепительными улыбками, пожимание рук и похлопывания по плечу, – в общем, всё, в чём заключалась его работа – это осчастливить окружающих своим присутствием. Говоря о нём, хотелось перейти на более возвышенный стиль речи. Вместо «распорядился» так и тянуло сказать «милостиво повелевать соизволил», вместо «запретил» – «наложил высочайшее вето», а простое «спасибо» заменить на «покорнейше благодарю». Полина иногда представляла, как замечательно он смотрелся бы на экране телевизора: высокий, улыбающийся, машущий своим согражданам с трапа самолёта или с трибуны мавзолея.

Рабочее место Полины находилось в комнате, которую в офисе называли «аквариум» из-за стеклянной стены, отгораживающей эту комнату от коридора. В этой комнате вместе с Полиной сидели ещё трое: менеджер по наружной рекламе Вася Остроухов, менеджер по связям с общественностью Светлана Семивёрстова и дизайнер Эдуард Айвазов.

– Доброе утро, – сказала всем Полина, войдя в «аквариум».

– Кому как, – буркнул Эдик и снова с головой ушёл в программу «Фотошоп», висевшую перед ним на экране компьютера. Небритое лицо его отражало горькое осознание несовершенства окружающего мира.

– Чего это он сегодня такой мрачный? – тихонько спросила Полина Васю.

– Офотожопился, – шепотом пояснил Василий.

– А-а-а… – понимающе кивнула Полина.

Казалось, что с помощью программы «Фотошоп» Айвазов осуществляет бегство из реального мира в электронный. Мир компьютерного дизайна, где парил и свободно перемещался Эдик, был гибким, эластичным и всепрощающим. Любое совершенное в нем действие можно было отменить и начать всё с начала. В этом мире можно было сделать двадцать шагов, прокрутить их назад и вернуться в прошлое. Можно было экспериментировать с цветом и формой, менять фон, размер, палитру, сочетать несочетаемое. Можно было создавать то, чего не бывает в жизни. Единственное, чего нельзя было сделать в этом мире, это вернуть то, что навсегда было стёрто из памяти компьютера.

Айвазов был профессиональным художником и занимался в агентстве оформлением плакатов, рекламных щитов и всевозможной полиграфической продукции. Он обладал внешностью голливудского киноактера и характером ослика Иа-иа из сказки «Винни-Пух». Эдик был высоким худым красавцем с греческим профилем и орлиным взором. Его чёрные волнистые волосы были зачёсаны назад, несколько прядей живописно спадали ему на лоб. В его тёмных глазах читались скептицизм и меланхолия, лёгкая небритость на щеках придавала его образу мрачную загадочность. Эдик был хронически недоволен собой, окружающими и всем миром. Его мрачная ирония и ядовитый сарказм были известны всему агентству. Полина никак не могла понять, каким образом такая демоническая внешность, вызывающая обильное слюноотделение у всей женской половины агентства, может сочетаться с вялым и унылым характером Эдика. Айвазов был одним из немногих курящих сотрудников в агентстве. Эдик курил так, как будто целью его жизни было к сорока годам полностью вывести из строя свой организм и повесить себе на шею табличку: «Не подлежит эксплуатации».

Айвазов, которого сотрудники между собой окрестили Айвазовским, считал себя великим непризнанным художником, и всё, что он делал в рекламном агентстве, казалось ему мелким и несущественным по сравнению с его великим призванием. Эдик исповедовал в живописи направление, которое сам он определил как «про-мы-ти-визм». Направление это заключалось в том, что образы, создаваемые Эдиком на картинах, были нечёткими, размытыми, как за мокрым стеклом. Чтобы достичь этого эффекта «промытости», Эдик сначала покрывал холст краской, а потом слегка растирал полотно специальной губкой, чтобы сделать контуры нечеткими и придать изображению размытость. Рассказывая Полине о теории своего «промытивизма», Эдик долго объяснял ей про «художественные мыслеобразы» и «трансформизм сознания», но заметив замешательство на лице Полины, решил упростить объяснение.

– Понимаешь, – сказал Эдик. – Все люди видят окружающий мир по-разному. Твоё восприятие действительности может сильно отличаться от моего. Техника промытивизма даёт возможность зрителям по-разному интерпретировать образы на картине. За мокрым стеклом мир теряет контуры, становится расплывчатым, образы трансформируются. Например, облака, отражённые в реке, на моей картине тебе могут показаться рыбами в воде, а кто-то другой подумает, что это снег. Кроме того, мокрое стекло скрывает несущественные детали и делает основные образы более выпуклыми, оно как бы выделяет главное.

Полина не совсем поняла, почему нельзя нарисовать так, чтобы было всем понятно, где облака, где рыбы, а где снег, но больше не стала приставать с расспросами к великому «промытивисту».

– Полина, ты где была? Полубесов тебя с утра ищет, – сообщил ей потихоньку Вася, рассматривая своё отражение в маленьком зеркальце и проводя рукой по волосам.

– Каюсь, проспала. Сейчас зайду к нему, – ответила она, включая свой компьютер, и, внимательно посмотрев на Васю, добавила, улыбаясь: – Вась, да хватит тебе прихорашиваться! Ты и так хорош, как девушка!

Василий Остроухов, менеджер по наружной рекламе, пришел работать в компанию два года назад. Выглядел Вася всегда безупречно: худой, среднего роста, карие миндалевидные глаза за стеклами очков в модной изящной оправе, тонкие правильные черты лица, стильный «ёжик» на голове, свежевыглаженная рубашка.

Может быть потому, что Вася был младше Полины, а может быть потому, что она знала, что в Москве он живет один, без родителей, Полина часто испытывала необъяснимое желание Васю накормить. Больше всего это напоминало какие-то материнские чувства. Полина часто приносила в офис пирожки с грибами и с капустой, которые покупала в кафе на углу, и угощала ими Васю. Вася это ценил. Между ними давно установились доверительные, скорее даже заговорщические отношения.

Вася был нетрадиционной сексуальной ориентации. Многие в офисе об этом догадывались, но наверняка знала одна Полина. Она помнила разговор, который состоялся между ней и Васей около года назад:

– Я влюбился, – однажды сказал ей Вася.

– В кого?

– В Алика Гордеева.