Даже если ты уйдешь (СИ) - Султан Лия

-Почему? - всхлипнула она, даже не заметив, что плачет.

Он пожал плечами и насупился.

-Потому что захотел.

-А как же я?

-А ты видела себя в зеркало? В кого ты превратилась?

Кто-то из женщин в толпе ахнул от этого заявления, посыпались проклятия на казахском и уйгурском, но он только поморщился.

Эсми не вытерпела. Подойдя ближе, она занесла руку и дала ему хлесткую пощечину в ответ на унижение. Имран сощурился, потер ладонью щеку и процедил сквозь зубы.

-Езжай домой. Поговорим там.

-Я поеду только, чтобы собрать вещи.

-Просто езжай уже, не еби мне мозг, - выплюнул Имран, развернулся и пошел в сторону своего магазина.

А Эсми осталась стоять. Слезы уже градом текли по лицу и она уже ничего перед собой не видела. Кто-то увел ее с этого места, а она поддалась незнакомке и последовала за ней. Через пять минут уже сидела окружении незнакомых женщин в бутике по продаже джинсов и пила воду из белой жестяной кружки.

-Бедняжка! Бедняжка! - жалели ее продавщицы. -А Хабибка не случайно с гонором. Ну девка.

-Надо уйти, - глухо, глядя в одну точку проговорила Эсми.

-Сейчас в себя придешь, мы тебя на такси посадим, - заявила ей полная женщина.

-Нет, я имею ввиду от него уйти…

-Ааа, - протянула она. - Ну если есть куда идти, то иди.

-Есть родители, - Эсми взмахнула влажным ресницами и посмотрела на нее так, будто ждала ее одобрения или еще одного совета.

-Дети есть?

-Да. Двойняшки. Мальчик и девочка, - всхлипнула Эсми, вспомнив о своих малышах.

-Ну вот, - вдруг улыбнулась незнакомка. - Родители есть, дети есть, здоровье есть! А все остальное, эээх, - махнула она рукой, - ерунда.

Придя в себя, Эсмигюль, попыталась сообразить, что теперь делать? Не то, чтобы она слушала первых встречных, но ее брак с Имраном себя изжил. Эсми понимала: он ее не любит. Потому что тот, кто любит никогда не унизит.

Открыв телефон, она нашла номер двоюродной сестры и позвонила ей, бормоча: “Сонечка, возьми трубку. Сонечка, возьми трубку”.

-Да-да,- нараспев произнесла Софья.

-Сонь, - голос предательски дрожал.

-Что случилось? - сестра сразу же отреагировала и Эсми снова дала слабину, расклеилась, расплакалась, рассказала обо всем.

-Гандон, - подытожила Соня, смакуя каждую букву в нехорошем слове. - Как тебе помочь?

-Я знаю, что ты на работе, но мне некого попросить. Родители на Иссык-Куле с Назимом…

-Что нужно?

-Детей из сада забрать. А дальше я что-нибудь придумаю.

На другом конце провода молчали - шел сложный мыслительный процесс, но Эсми знала: Соня в беде не бросит.

-Давай так: я отпрошусь, сгоняю на тачке за детьми и отвезу их к маме с папой.

-Да, - вздохнула она с облегчением. - Напишу воспитательнице, что ты придешь, потом соберу все, что смогу и приеду.

-Тебя забрать из этого гадюшника?

-Нет, я буду на машине. В конце концов, она тоже моя. Мы вместе покупали.

-Правильно. Но если что - я на старте.

-Я знаю, Сонечка. Спасибо большое, - поджав губу, Эсми пыталась звучать оптимистично, но играла она всегда плохо.

Доехав до такси до дома, Эсмигюль отворила калитку, во дворе было тихо. Свекровь в это время отдыхала у себя, а значит, надо было сделать все тихо. Свёкор …он все равно ничего в этой семье не решает - жена полностью подчинила его себе - такой характер. Войдя в дом, Эсми с порога окинула его богатое в понимании свекрови убранство. Массивная мебель, ковры к месту и нет, тяжелые портьеры – все это сейчас давило на нее. Невестка посмотрела на лестницу, которую драила руками позавчера, потому что Юлтуз считала, что ее надо мыть через день, бросила мимолетный взгляд на белоснежные шторы, что утюжила на выходных. Слишком много сил она отдала дому, в котором никогда не чувствовала себя своей. Лишь только она поднялась на ступеньку, как из кухни вышла мать Имрана и окликнула ее.

-Эсмигюль! Куда ты собралась? - она так быстро дошла до нее, что Эсми усмехнулась: обычно свекровь всем говорит, что у нее больные ноги и ей тяжело ходить. Юлтуз была женщиной среднего роста, полноватой и строгой. Вот и сейчас она смотрела на келин, сдвинув брови к переносице, а губы сжались в тонкую ниточку от которой стрелами отходили крохотные, но вполне видимые морщинки.

-Я пришла за вещами, апа (уйг.-мама. Так называют и родную мать, и свекровь), - ровно ответила она.

-Ты что устроила на рынке? Уятсыз! (Бессовестная). Как ты могла так опозорить мужа?! Меня опозорить?! - вскрикнула она, взмахнув рукой.

Глава 3. Я устала, я ухожу

-Ты что делаешь? - ахнула свекровь, когда Эсмигюль поймала ее руку в воздухе.

-Защищаюсь, - ровно ответила келин, хотя внутри бушевал ураган и тело дрожало от страха. Никогда Юлтуз не позволяла себе такого, а тут, похоже, из ума выжила. Женщина вырвала запястье из тисков и посмотрела на невестку со злостью.

-Позор! Какой позор! Вот ты и показала свое истинное лицо, Эсмигюль!

Эсмигюль сразу подумала, что кто-то из торговцев донес. Вряд ли Имран сам об этом рассказал. Она всегда выгораживала среднего сына, потому что любила его больше других. Даже когда он по глупости связался с другом, отдал ему все деньги на “бизнес” и попал по-крупному, Юлтуз все равно встала на сторону Имрана, обвинив во всех грехах того, кто его в это втянул. А то, что Имран взял предоплату со знакомых, которым пообещал машины из Америки и остался им должен, никого не волновало. Так он лишился двухкомнатной квартиры, которую родители подарили ему на свадьбу. Эсмигюль, как и подобает восточной келин последовала за ним с двумя детьми. Им на тот момент только исполнился год. И за эти двенадцать месяцев материнства она вымоталась настолько, что была согласна жить со свекрами - может, станет хоть чуточку легче. Не стало. В доме царили свои порядки, а Юлтуз, получив в распоряжение неработающую невестку, решила поступить с ней так, как когда-то поступила с ней ее свекровь. Готовь на всех, убирай двухэтажный дом, встречай многочисленных гостей и будь благодарна, что тебя с детьми приютили. И Эсмигюль готовила, убирала, встреча гостей и…нет-нет да просила мужа съехать на квартиру. Он сначала обещал: потерпи годик, встану снова на ноги и снимем жилье. И год растянулся еще на три года. Все переживания Эсми хранила внутри, потому что ее, как и миллион восточных девочек, так воспитали с детства: попадая в семью мужа, ты становишься ее частью, живя с его родителями, ты уважаешь и почитаешь их, делаешь то, что попросят, занимаешься хозяйством. А еще не выносишь сор из избы и не жалуешься маме с папой, потому что брак - это святое.

Только Эсми было уже тяжело молчать. Нет-нет да проскальзывали замечания свекрови, что дети слишком шумные, везде бегают, почему-то часто болеют - может, это мать за ними плохо смотрит. А как им не болеть, если они ходят в детский сад и приносят оттуда вирусы? А то, что бегают и шумят - так они просто дети. Здоровые, нормальные дети. Ко всему, Юлтуз стала попрекать Эсми тем, что она сидит дома, пока Имран работает, чтобы содержать всю семью.

“Вот я в твои годы на барахолку пошла, чтобы всех прокормить. В 90-х только благодаря ей выжили и поднялись. А ты без дела сидишь. Зачем тогда училась?”, - твердила свекровь.

Эсми бы с радостью убежала на работу, да только без опыта ее не брали, а после декрета она чувствовала себя глупой и отставшей. Но у Эсмигюль был другой дар: она прекрасно готовила и все в ее руках спорилось, всё получалось вкусным. А те, кто пробовал ее самсу, манты, лагман, всегда говорили по-уйгурски, что у нее “сладкие руки”. Эсмигюль начала делать выпечку для многочисленных уйгурских мероприятий: свадеб, поминок, “праздников колыбели”. После два магазина стали заказывать у нее самсу и каждое утро она вставала в половине пятого, чтобы успеть все приготовить и не мозолить глаза свекрови на кухне. Благо, ее выручала большая круглая чудо-печка - подарок мамы на восьмое марта.