Чайный лист - Эдгар Джепсон

сказал, что убежден в его непричастности к убийству Килстерна; Виллоутон, кажется, воспринял мои слова как пустое утешение, но снова взглянул на меня с благодарностью.

Рут сильно горевала по отцу, но опасность, угрожавшая Виллоутону, отчасти отвлекала ее от потери. Женщина может насмерть рассориться с мужчиной и все-таки не желать ему смерти на виселице; а шансы Виллоутона избежать петли были ничтожны. Она, тем не менее, ни на миг не усомнилась в том, что он ее отца не убивал.

— Нет, об этом и речи быть не может — вообще не может этого быть! — твердо сказала она, когда я пришел навестить ее. — Если бы папа убил Хью — это я бы поняла. У него были на то причины — во всяком случае, он сам себе внушил это. Но у Хью какие были причины убивать папу? Из-за того, что папа лез из кожи вон, чтобы ему навредить? Чепуха! Люди сплошь и рядом стараются таким образом навредить другим, но толку от этих демаршей мало, и Хью это отлично знает.

— Конечно, так оно и есть, — согласился я. — Хью наверняка не принимал всерьез выходки вашего папаши. Но не забывайте о его адском темпераменте.

— Уж я-то не забываю, — возразила она. — В приступе ярости он мог бы убить человека. Но тут о приступах речь не шла. Кто-то хорошо все продумал и явился с оружием наготове.

Я должен был признать, что в этом есть резон. Но кто же тогда виновен? Я напомнил девушке, что полиция тщательно разузнала про всех лиц, находившихся в бане на момент преступления, и служащих, и посетителей, но ни один из них не имел никакого отношения к ее отцу и не общался с ним, кроме массажиста.

— Это был либо один из них, либо кто-то еще пришел, сделал дело и сразу скрылся, либо была применена какая-то особая хитрость, — сказала она, нахмурившись, и задумалась.

— Я не могу придумать, как мог оказаться в бане кто-то кроме тех людей, присутствие которых уже установлено, — сказал я. — На самом деле это невозможно.

Вскоре Рут получила от коронера повестку — ее вызывали в суд как свидетельницу обвинения. Это вовсе не было необходимо и даже казалось странным, поскольку следствие могло добыть свидетельства неприязни между двумя мужчинами, не привлекая к делу девушку. Вероятно, вызов объяснялся тем, что имеющемуся мотиву хотели любыми средствами придать больше вескости. Перспектива выступить в качестве свидетельницы огорчила Рут сильнее, чем я мог бы ожидать. Впрочем, те дни были тяжелым испытанием для нее.

В день, когда должен был начаться суд, я заехал к Рут утром после завтрака, чтобы отвезти ее в Нью-Бейли.[3] Девушка была бледна и выглядела так, словно не спала ночь. Ею владело сильное волнение, что неудивительно, и она едва сдерживалась, хотя обычно отлично умела скрывать свои чувства.

Во время следствия мы, разумеется, поддерживали контакт с Хемли, солиситором[4] Виллоутона; и теперь тот не забыл оставить для нас места прямо за своей спиной. Он хотел, чтобы Рут была у него под рукой на случай, если возникнут вопросы, которые она могла бы осветить лучше всех, будучи хорошо осведомлена об отношениях между Виллоутоном и ее отцом. Я верно рассчитал время — мы прибыли, как раз когда присяжные уже дали клятву. В зале суда, разумеется, было полно женщин — и супруги пэров, и жены политиков, букмекеров и прочих; почти все они были разряжены в пух и прах и надушены до невозможности.

Затем вошел судья, и атмосфера в зале сразу приобрела тот оттенок тревожного напряжения, который всегда сопровождает слушание дел об убийствах. Примерно то же чувство возникает в комнате смертельно больного, только в суде еще хуже.

С судьей Виллоутону не повезло. Гарбоулд, субъект с заурядной внешностью, жесткими чертами лица и крайне грубыми манерами, имел обоснованную репутацию судьи-вешателя; было известно, что он всегда подыгрывает стороне обвинения.

Ввели Виллоутона. Он сел на скамью подсудимых, с видом совершенно больным и сильно подавленным. Однако держался он достойно и довольно ровным голосом сказал, что не признает себя виновным.

Гриторикс, ведущий королевский адвокат, произнес обвинительную речь. Из нее следовало, что полиция никаких новых фактов не выявила.

Следующим номером шли свидетельские показания. Сперва Хелстон рассказал о том, как нашел тело убитого; потом он же и те трое, кто присутствовал вместе с ним в горячем зале, описали услышанную ими ссору между Виллоутоном и покойным, а также возвращение Виллоутона из парной, ругающегося и откровенно разъяренного. Один из них, нервный старый джентльмен по имени Андервуд, заявил, что более жестокой ссоры в жизни не слышал. Никто из этих четверых не мог ответить на вопрос, прятал ли Виллоутон орудие убийства в складках своего полотенца; все они были уверены, что в руках он не держал ничего.

Медики, производившие вскрытие, также подверглись перекрестному допросу. Хэзелдин, адвокат Виллоутона, непреложно установил тот факт, что неизвестное орудие было значительного размера; его круглое острие, вероятно, имело более половины дюйма в диаметре и от трех до четырех дюймов в длину. По их мнению, для того, чтобы вонзить в сердце острие такой толщины, его нужно было крепко держать, а значит, у него имелась рукоятка длиной не менее четырех дюймов. Это мог быть обрезок железного или стального прута, заточенный как карандаш. В любом случае орудие такого размера невозможно было ни быстро спрятать, ни уничтожить бесследно в турецкой бане. Опровергнуть вывод медэкспертов насчет чайного листа Хэзелдину не удалось; они были твердо убеждены, что листок попал в рану и был разрезан пополам острием неизвестного оружия, а это доказывало, что рана была нанесена в момент, когда Килстерн пил чай.

Детектива-инспектора Брекета, который расследовал дело, допрашивали долго, главным образом о том, как он искал таинственное орудие. Он четко дал понять, что в данной бане орудия убийства не было ни в горячем отделении, ни в массажной, ни в раздевалке. Искали даже в вестибюле и кабинете администратора. Инспектор велел спустить воду из глубокого бассейна; он обыскал крыши, хотя не было сомнений, что стеклянные рамы на потолке и в горячем зале, и в парной к моменту преступления были закрыты. Пересмотрев факты повторно, он выдвинул предположение, что у Виллоутона был сообщник, который и унес оружие. Этот вариант он рассматривал со всей тщательностью.

По утверждению массажиста, Виллоутон пришел к нему в таком ужасном раздражении, что он задумался о причине недовольства клиента. В ходе перекрестного допроса Арбетнот, ассистент Хэзелдина, окончательно установил, что если Виллоутон не