Заповедный омуток - Анатолий Шинкин

– Уже можешь говорить Наши.

– Когда Наши довели всех до ручки, и жители перешли на подножный корм: грибки, ягодки собирать, кору драть с деревьев, рыбу ловить, чтоб с голоду не подохнуть, я начал охранять от них рыбные запасы. Гонял с водоемов, отбирал снасти и рыбу, выбивал в водоемах электроудочкой все живое. На жизнь хватало: дом построил, машину купил, магазин открыл, с Нашими подружился. Вместе районные пруды-миллионники спустили, рыбу продали, деньги поделили, наверх отстегнули. Вода и немножко рыбы осталось только в речке, но мало, так как снесенные паводками плотины мы не восстанавливаем, малька не запускаем. Горожан, если у воды встречаем, штрафуем на всю катушку как расхитителей государственной собственности, в газетенке на весь район пропечатываем, позорим.

– Достойно. Молодец. Давить людей под покровительством самой надежной «крыши» – государства. Заслужил. Получишь бессмертие. Как там нашего брата бестелесного зовут?

– Мнимозина.

– Баба что ли?

– Серединка наполовинку. Начинал как женщина-вамп, был Катериной первой, Жорж Сандой или Сандом: черт их разберет, сменил ориентацию и в разных обличиях возглавлял районные и областные подразделения от ВЧК до КГБ. До вчерашнего дня обретался в Регистрационной палате. Половину района обобрал. Четыреста лет от роду.

– Уроду. Хха-ха! Пошутилось в рифму. Ну, а теперь обсуждение. Демократия – это власть народа, а не хрен собачий! Давай, народ, ругни претендента, преследований не боясь.

– Козел? – Козетта взметнула с места свое кривое короткорукое тело, замахала маленьким синеватым кулачком, слюна полетела вокруг. – Козел! Ты что мне обещал, скотина, когда я тебе помогала половину городских строений в собственность оформить, на улицу людей выкидывала, участки у них обрезала? Где кровавый и красивый секс, с элементами садо-мазохистского разврата? Где плетки, наручники и меховые стринги с кожаными веревочками? Где бурные ночи без сна, в оргиях и порнографических откровениях двух изощряющихся в любовном томлении душ? Где…

Легкие смешки в зале перешли в хохот, сидящие в задних рядах приподнимались посмотреть на злобную фурию и падали на сиденья, едва взглянув на обманутую в лучших чувствах чиновницу. Кирюха вытер слезы, провел ладонью по губам, стирая смех, и поднял руку, с крупным родимым пятном на предплечье:

– Есть еще мнения?

– Принять, чего там…

– Годится. – Гульфик вновь взял инициативу. – Отличная характеристика от госпожи Козетты. Нарекаю тебя Мнимозиною… Стоп! Подойди к зеркалу. И жить тебе до…

Никитенко стоял перед зеркалом, глядя на собственное отражение. Вот оно, заветное действо. Скольким ближним и дальним отравил, искалечил жизнь, воровал, бил, врал, гадил в прямом и переносном смысле, по душевной к злу предрасположенности, а теперь получает в награду бессмертие и прошлое некой Мнимозины, и будущее, которое будет строить сам, и ближние становятся дальними, и зло человеческое оборачивается благом рыцарей Ордена Тихого Омута. Никитенко последний раз смотрел на свое отражение и уже знал, как будет строить свое будущее.

Не вставая с места, Гульфик протянул пробирку, и родимое пятно на предплечье растянулось в перевернутое окончание молитвы: «Ин номине патрис, эт филии, эт спиритус санкци. Амен.» Вампиры подались назад, схватились за подлокотники. Рука, вытянувшись над рядами кресел, влила кровь в приоткрытый рот новоиспеченного брата. Грохнула и ссыпалась стеклом на пол пластиковая створка окна. Медленно вплыл и ослепил упырей кроваво-красным сиянием искрящийся чуть более бильярдного размером, шар. Вжимаясь в сиденья, следили кровососы заворожено, как переместилось огненное видение над головами, опаляя жаром, и повисло над головой Гульфика.

Упали на щеки вампира тени бровей, занавесили темнотой глаза, превратив лицо-лепешку в маску злого глумливого Джокера, и голос Гульфика донесся, как гром через вату:

– И жить тебе до… Ты, говорят, любишь по людям стрелять? – глумливый Джокер усмехнулся криво. – Жить тебе до серебряной пули. Ха-ха-ха! – Гульфик резко вскинул руку в сторону зеркала, сверкнула молния, и треснуло наискось стекло. Померкло, расплылось и растворилось в нем изображение Никитенко. Следом затянулась кривая трещина, плавным вихрем закружились и вернулись в раму осколки окна.

Приходя в себя, начали дышать и осматриваться упыри. Каждый из них переживал подобное не раз, при каждой смене тела, но трепет огненного обновления вновь и вновь повергал в ступор их полуживое существование.

Гульфик «держал паузу», презрительно разглядывая сидящих «братьев», толстомордых, жадных, злых полулюдей-полувампиров. А ведь вначале идея объединения упыря и человечка в одном неплохо работала, способствовала увеличению численности населения и, соответственно, расширению кормовой базы. Не боящийся смерти вампир направлял человека в самую гущу событий, понуждал руководить, направлять, отвечать за сделанное.

В переднем ряду, свесив до полу толстое брюхо, сидел Витюха-мент. Гульфика передернуло отвращение. Всего полтора века назад Витюха не боялся погибнуть мальчишкой на Парижских баррикадах, двадцатилетним быть расстрелянным на Сенатской площади, тридцатилетним комиссаром быть раздавленным убитой лошадью в кавалерийской атаке в Гражданскую, а вот сейчас толстый мерзавец помышляет только о деньгах и власти, и мечтает подольше продлить земное существование своей безобразной туши. Человек победил вампира. «Недолго вам радоваться, братья…» – усмехнулся Гульфик.

– Садись. Живи с нами, Новый Мертвый, и жди обещанную пулю, – гулкий хохот Гульфика снова сотряс воздух, закачались, звякнув подвесками, люстры.

Смущаясь, пошел Никитенко, получивший добавку Мнимозина, между креслами неровной походкой, присел в задних рядах. На него оборачивались сочувственно и молча: ох, как зло и некрасиво шутил приезжий.

Уставший сглаживать неловкости Хватаев Кирюха взял слово:

– Нам приятно доложить гостю о своем ноу хау…

– Ноу чего?

– Хау – изобретение, технология. Каждый из братьев должен ежедневно выпивать от пятидесяти граммов крови до полулитра. Где брать, когда всех аборигенов по несколько раз перекусали, а на донорском пункте выпито все и даже посуда вылизана? Нашли мы одного умельца пчеловода. Хитрован скрестил пчел с комарами, отсасывают кровь и в улей стаскивают. Откачивай и пей в удовольствие. Хотели Вас сегодня угостить, да вот неприятность с Мнимозиной.

– Интересно. Интересно. А знаете ли вы господа вампиры, что вместе с преимуществами, которые мы получили от ордена: не спать днем, жить человеческой жизнью, заимели гадкую донельзя проблему. Теперь мы можем заразиться человеческими болезнями, стать людьми и умереть в положенный человеческий срок от туберкулеза, рака, дизентерии или сифилиса. Как Вам перспективка? Подобные случаи уже наблюдались в Европе и Америке. Нас пока Бог миловал, – не надо корчиться: шучу я так. Инициатива кажется интересной, потому что ульи можно ставить в сравнительно чистых местах: детсадах и школах, а кровь из улья подвергать анализу. Пошто, Никитенко, прижурився?

– Спросить хочу. Как узнать, если опять в человека?

– Перед зеркалом встань. Как отразишься… Ха-ха. Давайте заканчивать. Банкет, я понимаю, отменяется?

– Нет, как же? – засуетился Кирюха. – Икра, рыба, фрукты в ассортименте. Стриптиз и упражнения с бананом госпожи Козетты.…

– Силос, он и в Африке силос! – отрезал гость. – Закрывай лавочку. Да не забудьте зеркала убрать в кладовку, недотепы. Колян, Мнимозина, в машину. Покажете вашего пчеловода.

Гульфик зашагал к двери. План по изъятию вампиров из тел зажравшихся чиновников начал осуществляться. На первом этапе следовало убедить людей-вампиров, что теряют бессмертие по своей глупости и жадности.

За областным вором разочарованной толпой потянулись Непряхинские вампиры. Успевшая сбросить юбку Козетта, перебирая на месте тонкими кривыми ножками, нервными движениями рвала кожуру с банана, сверлила взглядом спину Гульфика. Совершенно поникший Кирюха, сознавая, что его дни в должности главы города и района сочтены, огляделся потеряно, вырвал у архитекторши полу очищенный овощ, откусил, выплюнул и поплелся к своему кабинету.

По мановению кончился дождь. Ветер легко разгонял излившие бремя воды тучи. Освобождали площадь, увозя по вотчинам упырей, тяжелые темные автомобили, и в бампере последнего отразился луч выглянувшего из-за облаков солнца.

Глава 4 Рождение экстрасенса

В своей следующей жизни, человечек

легко находит дорогу, проторенную

в предыдущей…

Баба Таня, вполголоса матерясь и оглядываясь, не слышат ли муж Петрович и Бог, выбирала яйца из гнезд в лукошко и заранее тоскливо злилась на соседей, которые повадились скупать у нее яйца оптом на выходе из двора: