Маджар. Киноповесть - Аксён Хараев

Увидев вышедшего во двор Михаила, ему навстречу от коновязи, у которой уже стоят две оседланные гнедые лошади, поспешил Андрей Голохвостов, коренастый загорелый мужчина с военной выправкой и пышными соломенными усами.

– Ты – будешь, Михаил Некрасов? – спрятал в усах добродушную улыбку Голохвостов.

– Да, он самый, – рассеяно кивнул Некрасов.

Андрей дружелюбно улыбнулся и крепко пожал руку Михаилу.

– Ну, давай тогда знакомиться. Я буду Андрей Голохвостов, кондуктор инженерного корпуса. От губернатора получил приказ быть с тобой в сопровождении. Неделю тебя тут дожидаюсь, думал не приедешь уже.

Михаил с трудом освободил свою ладонь из крепкого рукопожатия кондуктора и обреченно вздохнул.

– Ну, что ж, будем знакомы.

– У меня все готово к отъезду, – доложил Голохвостов, – можем выезжать. Ты готов?

Михаил загрустил, вспомнив о предстоящем путешествии.

– Может сначала перекусим перед дальней дорогой, а то я со вчерашнего полудня ничего не ел. Говорят, губернатор распорядился нам в дорогу провианту выдать.

– И то правда, – согласился кондуктор, – пойдем к лошадям, там еда припасена, там и поешь. А то на пустой живот дорога тебе и впрямь не мила будет.

Он быстро выложил припасы на лавку под деревом и пригласил Некрасова к трапезе.

Михаил с аппетитом принялся за еду и потихоньку начал отходить от горьких дум. Он быстро прожевал очередной кусок вяленого окорока и заел его краюхой хлеба с зеленым луком.

– А сам чего не ешь? – немного погодя спросил он кондуктора.

– Я поел уже, – заверил его кондуктор. – Да и еду надо поберечь, не то она у нас быстро кончится, коли так будешь скоро ее есть. На вот, брусничной водой запей, а то в сухомятку, небось, горло дерет. И давай заканчивай уже трапезничать, в путь пора, а то губернатор осерчает, коли узнает, что солнце уже встало давно, а мы еще и не выезжали со двора.

Михаил доел свой завтрак, со вздохом встал и молча направился к стоящим лошадям. Уже сидя на лошади, он с тоской огляделся на покидаемое подворье, чуть задержал взгляд на виднеющемся вдали куполе церкви и, хмуро перекрестившись, тронулся вслед за выехавшим за ворота кондуктором.

Среднерусская природа постепенно сменилась степными просторами. На много верст вокруг не видно ни одного дерева – только простирающаяся до горизонта степь, покрытая ковром седого ковыля и горькой полыни. По сторонам изредка пересвистывались суслики. В знойном безоблачном небе безмолвно парили орлы, высматривая добычу.

Изнуренный жарой и взмокший от пота Голохвостов снял с себя палевый камзол, оставшись в простой полотняной рубахе и обратился к Михаилу:

– Что-то ты не в духе совсем и всю дорогу молчишь. Тревожишься о чем, али боишься чего?

– А ты не боишься? – недовольно ответил Михаил. – Скоро ведь астраханская землица должна закончиться и тогда басурманские земли начнутся.

– А ты что, с калмыками раньше встречался, раз их к басурманам причисляешь? – поинтересовался Голохвостов.

– Нет, не видывал, но слышать от людей доводилось, что они есть идолопоклонники и кочевники дикие. Им человека убить, что жука раздавить, – хмуро промолвил Михаил. – И как меня угораздило в такой переплет попасть? Даже если чудом каким калмыцкие земли пройдем, дальше кабардинская земля начнется. А горские нравы, небось, не слаще калмыцких будут. Жаль, что до Маджар другой дороги нету, кроме этой, и потому, чую я, едем мы прямо в самое адово пекло, на верную свою погибель.

Видя тревогу Михаила, Голохвостов попытался как мог подбодрить его:

– Человека нежданная погибель везде застать может, что в степи этой, что в самом Санкт-Петербурге. Но у нас охранная грамота от губернатора имеется. А в ней обращение к калмыцкому наместнику и кабардинскому князю с тем, чтобы нас поберечь и в угоду Российскому государству нам помощь оказывать.

– И ты думаешь, сия грамота нас убережет?

– Должна уберечь. Ведь калмыки хоть особняком своим ханством живут, они уже более века в Российском подданстве находятся и потому указам российским и другим официальным бумагам должны без сомнения подчиняться. Так и кабардинцы в мире с русскими быть желают, а потому вреда нам не должны сделать.

Немного помолчав, Голохвостов все же соглашается с Михаилом:

– Хотя… конечно, никто наперед своей судьбы точно знать не может и с нами в чужом краю все может случиться. И потому, Михаил, надобно нам, как родным братьям, держаться друг дружки, иначе пропадем поодиночке.

– Согласен с тобой. Жаль только, оружия у нас нет никакого – себя защищать. Вот как с ними, басурманами, разговаривать и что у них на уме как распознаешь? Ты, может, к ним с самыми добрыми намерениями настроился, а они без всякого разговору голову, как какой-нибудь овце безмолвной, возьми да отрежь. А потом и на кол могут еще насадить для всеобщего обозрения и на потеху своему люду. И будут наши бедовые головы только степные слепни засиживать да черное воронье поклевывать.

– Хватит тебе на пустом месте страхи всякие сочинять и самого себя к испугу настраивать, – остановил Михаила Голохвостов. – Свечерело уже, давай привал делать и ко сну располагаться. Вон впереди как раз небольшой овражек вижу, там костер на ночь разведем, да при нем и заночуем.

Душный июльский день сменила ночная прохлада. Под ярким звездным куполом неба, у давно потухшего костра спят Андрей и Михаил. Изредка слышен скрип степных цикад и похрапывание стреноженных лошадей, пасущихся в ночной тиши. Вдруг лошади резко подняли головы и насторожились.

В отдалении послышался глухой нарастающий топот копыт, и в ту же минуту к месту привала с шумом подлетели вооруженные всадники. Они плотным кольцом окружили вскочивших и плохо соображающих спросонья Михаила и Андрея, непрерывно выкрикивая что-то на незнакомом гортанном языке и угрожающе направляя на них острые копья.

Разглядев в темноте азиатские лица всадников, Андрей шепнул в сторону Михаила:

– А вот и те самые калмыки.

Один из спешившихся воинов, по указу главного из них, грубо толкнул Михаила и Андрея на землю и быстро разжег костер. Другой воин подвел к разгоревшемуся костру стреноженных лошадей и начал их внимательно осматривать.

– Они, видимо, приняли нас за конокрадов и теперь проверяют, есть ли калмыцкие тавро на наших лошадях. По этим клеймам они определяют, чьи это лошади, – объяснил Андрей действия калмыков.

Закончив осмотр, воин коротко доложил своему начальнику. По взмаху руки военачальника остальные воины успокоились и опустили копья.

Военачальник с сильным акцентом обратился к сидящим на земле путникам:

– Кто вы такие и куда идете?

Андрей на правах старшего встал ему на встречу и не спеша отряхнулся. Достав из мешка охранную грамоту, протянул ее военачальнику и с достоинством произнес:

– Мы, служилые люди, едем по указу Астраханского губернатора к калмыцкому наместнику и далее в район Пятигорья, по государеву делу. А в этой грамоте сказано, что у нас подарок наместнику Калмыцкого ханства Дондук-Даше от Астраханского губернатора имеется.

Военачальник внимательно осматрел грамоту и, услышав имя Дондук-Даши, подозвал к себе молодого воина и указал на него Андрею:

– Его зовут Наран. Он хорошо говорит по-русски и останется с вами, чтобы показать путь до ставки Дондук-Даши.

Военачальник возвратил грамоту Андрею и, не проронив больше не слова, развернул коня, подав остальным сигнал к уходу. Вскоре всадники исчезли в ночи, как будто их и не было. И только вытоптанная множеством копыт сухая земля да еще не совсем улегшаяся пыль напоминали о ночных гостях.

Солнце поднялось в зените. Наран с невозмутимым бронзовым от загара лицом ехал впереди, показывая путь. Его ладная, сухощавая фигура ловко держалась в седле, а узкие зоркие глаза внимательно вглядывались в степь, определяя по одному ему известным ориентирам направление движения. За ним не спеша ехали Голохвостов и Некрасов.

– Наран, а далеко еще до ставки вашего наместника? – спросил поравнявшийся с ним Голохвостов.

– Уже недалеко. Скоро будет большое озеро, а за ним главный нутуг будет. Поселение по-русски. В нем и ставка Дондук-Даши находится. Верст пять осталось.

– А ты где так хорошо русскому языку выучился? – с интересом продолжил расспросы Голохвостов.

– Я с детства отцу помогал на отхожих промыслах под Астраханью. Работали в рыбацких артелях вместе с русскими, вот и выучился. А после несколько лет соль добывал на озере Баскунчак.

Конец ознакомительного фрагмента.