Охота на Быкова. Расследование Эдуарда Лимонова - Эдуард Лимонов

Я вспомнил батьку Костенко, приднестровского комбата, убитого людьми Лебедя, вспомнил сцену в сарае, где он, сидя среди своих ребят, принимал население, вершил суд: приказывал дать бензину одному, чтоб отвезти жену в роддом, другого — бывшего полицая — приговаривал к высшей мере. Интересно, что судьба забросила меня тогда в 1992 году к Костенко, а теперь вот, спустя восемь лет, к Быкову. И Костенко был для Лебедя врагом, и Быков его злейший враг. И у меня есть все основания полагать, что в сентябре 1996 года меня зверски избили ногами в голову — люди Лебедя. С тех пор тёмные пятна и трещины на глазном яблоке не дают мне забыть Александра Иваныча.

Глядя на Быкова, я пытался обнаружить в нём что-то от гангстера. До визита к нему в одной газетке я вычитал следующее:

«В период с 1993 года по 1996 год в Красноярском крае были убиты 48 бизнесменов, связанных с торговлей алюминием и 27 криминальных авторитетов, пытавшихся взять „алюминиевые“ предприятия под свой контроль. Вряд ли человек, считающийся хозяином края, совсем ничего об этом не знает».

От гангстера, пришёл я к выводу, в Быкове, если судить по внешности, есть столько же, сколько и в журналисте «Авто-Радио» Фёдоре Сидоренко, к примеру. Интересно бы знать, что думают люди, обращающиеся к Быкову за помощью, о 48 бизнесменах и 27 криминальных авторитетах и их судьбе? Скорее всего, если людей спросить, они пробормочут: «Туда им и дорога, а вот Быков людям конкретно помогает. Дает. А кто у нас ещё даёт в России? Только отбирают».

— Я был знаком ещё только с одним владельцем алюминиевого завода, помимо вас, Анатолий Петрович, — сообщил я. — С Махмудом Худойбердыевым. Третья часть прибыли позволяла ему содержать на эти деньги мотострелковую бригаду. Алюминий — это большие деньги…

Он не поддержал тему. Кивнул. Сказал, что будет заниматься отныне агропромышленным комплексом, сельским хозяйством.

— Книгу о вас, Анатолий Петрович, я хотел бы написать не по материалам прессы, но по собственным впечатлениям. Хотел бы поехать в город Назарово. Посмотреть, где вы начинали.

Он сказал, что выделит людей. Что я смогу поговорить с кем захочу и увидеть что захочу. И он мне даст какое-то количество часов интервью, необходимых мне для написания книги. Я попросил его доверять мне. Сказал, что он интересен мне во всех противоречиях. Мы договорились, что в конце октября я вернусь в Красноярск писать о нём книгу. Четвертого октября в Москве я узнал, что его арестовали. Последнее интервью с ним, перепечатанное «Коммерсантом» 7 октября, взяли у него ребята с «Авто-Радио». Там есть такие строки: «У меня всё есть. И я даже сам хочу поделиться тем, что у меня есть». И вот я в Красноярске, и начинаю книгу, — историю пацана Толи Быкова, появившегося на свет в захолустном городке Назарове Красноярского края и ставшего к 40 годам одним из богатейших людей России, фактически владельцем второго в мире по мощности алюминиевого завода. Своего рода «Великая Русская мечта» о сказочном богатстве и славе, воплотившаяся в Сибири.

Пролог

Чудовищно огромна Российская Федерация — мёрзлая корка земли, бесполезная территория вдоль Северного Ледовитого океана, пластом во многие тысячи километров шириною тянущаяся от Норвегии до Аляски. Ужас и тоску наводит на человека даже простое изучение географической карты: всех этих Югорок, Ямалов, Таймыров, Индигирок или Колымы. Это если даже просто касаешься этих жутких мест взглядом. Редко встречаются люди, побывавшие на этих неживых территориях. Ибо человеку там нечего делать вовсе.

Бедно-мало на этом изуверском лунном пространстве городов. Мелькнут сиротливые какие-нибудь Хатанга, Салехард, Тура или Якутск, и опять мёрзлая тундра, камни, тёмные молчаливые леса кромешной тайги. Очень познавательно пролетать над этим безобразием ночью на самолёте. Многими часами внизу не мелькнёт ни огонька.

Лишь далеко за 60-й параллелью к югу начинают появляться первые крупные скопления человеческих поселений. Одно из них — Красноярск. Прослеживая взглядом ледяной Енисей от его впадения в Ледовитый океан, следуя мимо криво втекающих в него рек с дикими названиями Нижняя Тунгуска, Подкаменная Тунгуска и Ангара, упираемся в точку на карте — Красноярск, — расположенную на Транссибирской магистрали на полпути от мёрзлой Москвы до умеренного влажного Владивостока. Транссибу, построенному ещё при царях, обязаны жизнью все областные города Российской Сибири: Тюмень, Омск, Новосибирск, Иркутск — все эти «столицы» нанизаны на стальные прутья Транссиба. Без них оставаться бы им гнилыми сибирскими деревянными городками — реликтами. Как остался таковым городок Енисейск — менее тридцати тысяч жителей, скромно гниющий к северу от Красноярска. Енисейск — некогда столица необъятной Енисейской губернии.

Трудно жить в России человеческому существу. А в Сибири особенно. Легче быть здесь мышью или сусликом. Последний снег может здесь выпасть в конце мая и даже в июне, а первый — уже в августе. За короткие три месяца лета ничего приличного не успевает вырасти и созреть. Суровая земля, где огонь, костёр, укрытие, стены жилища, мясо имеют большую цену, чем на нормальной тёплой земле. Это тебе не улицы Калькутты, где нищие граждане спят на газетах. Здесь за недвижимость убивают больше и чаще. И дичее.

Основанный в 1628 году казаками на слиянии рек Енисея и Качи в виде деревянной крепости-острога, Красноярск спал до того самого времени, когда его оживил Транссиб. Выбранное в районе Красноярска место для железнодорожного моста через Енисей на Транссибирской магистрали в конце прошлого века дало путёвку в жизнь Красноярску и путёвку в ранг города-музея Енисейску, столице губернии, основанному некогда старателями сибирского золота. Но ещё довольно долго оставался Красноярск в основном пересыльным пунктом для многочисленных заключённых Российской империи (а позднее СССР). Отсюда ссыльные этапами шли на север, восток и юг — в Якутию, Туруханский край, Иркутскую губернию, Забайкалье, на Сахалин, в Минусинский округ. Когда 4 марта 1897 года сюда прибыл по железной дороге ссыльный Владимир Ульянов, в Красноярске (перепись прошла только что, в январе) насчитывалось 26.699 жителей, четыре площади, четыре десятка немощёных улиц и переулков. Каменных зданий было менее трёх десятков. Единственным предприятием долго оставалось железнодорожное депо.

Развился Красноярск бурно и быстро только после Второй мировой войны. Была построена Красноярская ГЭС, строить её приехали весёлые и молодые специалисты из Москвы и европейской России. Когда появилась электроэнергия — начали бурно отстраиваться и предприятия, чтоб использовать эту электроэнергию. Одновременно строился и Красноярск, из скромного скопища случайных домов вдоль Енисея советский мэр Павел Степанович Федирко соорудил хороший современный город.

Город имеет, разумеется, несколько достопримечательностей. Это прежде всего необычной формы скальные образования — так называемые «Столбы» — на выезде из города, куда возят всех приезжих; предполагается умиляться. Это часовня на горе над Енисеем, когда-то там стояла казачья сторожевая башня. Из неё можно было загодя увидеть речные суда, намеревавшиеся совершить набег на крепость, какие-нибудь татарские кожаные паруса, и приготовиться. Еще одна достопримечательность Красноярска — это его губернатор, господин генерал Лебедь. Еще совсем недавно он целился на верховную власть в Российской Федерации. И тем был опасен. Опасность главным образом представляла его физиономия. Узнаваемая по десяткам советских фильмов о трактористах, машинистах и солдатах, плоская и кондовая. Она могла привести генерала Лебедя в президентское кресло — за такую нашу, свою в доску, за его рябую физиономию проголосовали бы миллионы; но не привела.

По-цыгански коварно переиграл всех распухший Ельцин, подкинув в колоду бледного подполковника. А ещё до этого здесь, в Красноярском крае, против, напоминающего одновременно библейского Голиафа и неандертальца, военно-воздушного генерала вышел человек непростой и новый, некто Анатолий Быков.

Быков прибыл из городка Назарова. Зажатый между Хакасией, Кемеровской и Томской областью кусок мёрзлой степи, где расположено Назарово, мог бы принадлежать к любой из перечисленных территорий, если бы не прихоть советских администраторов-картографов, отнёсших его к Красноярскому краю. Вообще-то по характеру своему, по нраву его жителей, по их повадкам, по истории Назарову больше подходит быть в составе Кемеровской области, одним из мрачных шахтёрских посёлков-городков, основное население которых составили бывшие зэки, оставшиеся здесь на поселении. Никаких интеллигентов, только зэка и их потомки. Ну и соответствующий моральный климат. Мой друг адвокат Сергей Беляк, взявшийся защищать мэра города Ленинск-Кузнецкого, некоторое время пробыл в этом городке. Его охраняли ребята подсудимого мэра Коняхина, вооружённые неформально — всякими там утюгами. Привозили в гостиницу и увозили. Как-то вечером Беляк собрался всего лишь пересечь улицу — купить хлеба. Лампочка над магазином была видна от дверей гостиницы. Однако милиционер, охранявший гостиницу, отсоветовал Беляку отлучиться так далеко. Вот какой моральный климат царил в угольном городке Ленинск-Кузнецком. С его 30 тысячами жителей, оставленными на попечении трёх крупных ОПГ, что в переводе с милицейского на русский звучит как «Организованная преступная группировка». Кроме угля, в Ленинск-Кузнецком ничего нет. Шахтам (традиция ещё советских времён) самим было запрещено продавать уголь, этим занималось государство, посредником выступал какой-нибудь Росуголь. В после-советское время посредниками стремились стать все, кому не лень. Всяческие организации различного масштаба. Был даже случай, когда неким азербайджанцам (объединённым, конечно, в организацию) в обмен на доставленную городу услугу — уборка снега с его крыш — заплатили углём. А означенные азербайджанцы продали уголь за 9 миллионов долларов. Это в городе с 30 тысячами населения! Сколько же крыш нужно очистить от снега на девять миллионов долларов! Впрочем, может быть, снег падал на Ленинск-Кузнецкий и летом, или азербайджанцы очистили снег с крыш Ленинск-Кузнецкого на полстолетия вперёд? Я пытаюсь не травмировать читателя и вышутить довольно мрачную реальность кемеровской глубинки. На самом деле всё не так весело. Посредников интенсивно отстреливали соперники. Каждый хотел стать посредником. Мэр Коняхин хотел, чтобы посредником был город, а выступавший против него губернатор Кемеровской земли Аман Тулеев хотел посредничать сам. Кажется, именно за это сын Тулеева погиб в непонятной автокатастрофе где-то под Ташкентом. Ибо именно под него стягивал Тулеев посреднические функции.