Питомец - Александр Сапегин

Обалдеть… Джек в стране великанов. Роль Джека исполняю я, а три великана склонились над широкой ровной поверхностью, кажется, это стол, и вперили в меня любопытные, полные ожидания детские взгляды. Да-да, вы не ослышались, над столом склонились трое ребятишек. Два вихрастых пацана хитрющей проказливо-разбойной наружности, которые с двух боков подпирали светловолосую голубоглазую девочку, удивительно похожую на моих близняшек, оставшихся в другом мире. Ребятня чего-то ожидала. Не знаю, чего они хотели, но рыжеволосый конопатый пацан, расположившийся слева от девочки, что-то сказал своей подружке и протянул ко мне руку, больше похожую на взлетную площадку вертолета. Нутром-то я знаю, что это не рука такая большая, это я такой маленький, но легче от этого не становится. Фу-у-у, обрыгаться и не встать, бомжи вокзальные — и те приятней пахнут. Он грабли мыл, прежде чем в меня ими тыкать? Воняет, как от помойного ведра, забитого протухшим чесноком. Подавшись назад, я угрожающе зашипел. А нечего трогать новорожденных зверушек вонючей антисанитарной пятерней. Парень не внял предупреждению и попытался сграбастать мое тельце. Ах так! Не осознавая последствий, я вцепился зубами в вонючий мизинец.

— Бу-бу-бу! — взревел рыжеволосый монстр и яростно тряхнул рукой.

От резкого рывка меня оторвало от располосованного пальца и подкинуло в воздух. Совершив кульбит, я плюхнулся на вовремя подставленные ладошки девочки. Малышка пахла не в пример приятнее. От ее рук исходил аромат свежеиспеченного хлеба и кваса. Для острастки шикнув на пацанов, я пулей юркнул в широкий рукав зеленого, старинного покроя платья из тонкого сукна.

— Бу-бу-бу, — обиженно заверещали вихрастые мучители.

— Бу-бу, — спокойно ответила девочка. Через ткань меня нежно погладили по спинке. Юная красавица осторожно прижала мою тушку к груди и что-то ободряюще зашептала.

Понятно, обещает не дать в обиду, оградить от охламонов и быть доброй хозяйкой, мамой, папой и сестрой в одном лице. Только дурак от такого будет отказываться. Такую мелочь, как я, любая кошка сожрет и не подавится. Если еще кормить будут не объедками, то почему бы не побыть домашним питомцем? Пацаны доверия не внушают, сам такой был — знаю, а девочке, чувствую, можно довериться.

— Скайлс, не дер… не дергайся, кому сказала!

Хлоп, и тяжелый палец хозяйки зарядил мне по затылку.

Эй-эй, осторожней! Так и рога переломать недолго.

— Р-р-р! Ш-ш-ш!

— И не пререкайся! Посмотри, какая красота!

О боже мой, задушишь же! Дура, ослабь бант!

— Подожди, дай бантик подтяну.

Нет, стой, ты же мне глотку и шею передавишь! Ой, мама, в глазах темнеет, умираю…

— Х-р-р, х-р-р, ш-ш-ш…

Умер. Выпустив из ноздрей тоненькую струйку дыма, я падаю на спину и поджимаю лапки, голова на длинной шее, которую перехватывает здоровенный шелковый бант золотистого цвета, безвольно свисает вниз с края косметического столика.

— Скайлс, встань. Ну хватит изображать студень, Скайлс!

Взывания к совести пролетают мимо ушных отверстий. Попытки реанимировать тоже не приносят успеха. Ага, Лилина пытается соскрести мое тельце со стола. Упорная девочка. Изображаю собаку без костей, меня подхватывают на руки. Шесть месяцев назад ладонь хозяйки казалась ощутимо больше. Создавалось впечатление, будто тебя катают на вертолетной площадке. Нынче девичья длань мала для подросшей зверушки. Хвост и шея с головой, словно Аляска с Гренландией, обмякшими сосисками свисают с боков.

— Скайлс!

Тридцать пять лет уже как Скайлс. Что ты творишь, что творишь? Хватит! Я так не играю, не надо меня трясти словно яблоню. Драконы не кони, яблоками не кидаются, но нагадить могут. Это я с превеликим удовольствием. Вот неугомонная, ты же из меня всю душу вытрясешь.

— Р-р-р, ш-ш-ш!

Бум! Легкий (по человеческим меркам) щелбанчик прилетает в мой многострадальный лобешник. Искры из глаз. Лилина разозлилась. Леди, кто так обращается с домашним животным?

— Живой, значит. Оставлю без мяса, понял?

А вот это запрещенный прием, хозяйка лупит ниже пояса. Чует мой хвост, Жулия успела напеть маленькой госпоже о том, что ее питомец вновь был замечен на подконтрольной толстой кухарке территории. Темнокожая разбитная толстуха напоминала мне Женуарию из старого бразильского сериала про рабыню Изауру. Только телевизионная негритянка слыла добрячкой, а местная кухонная властительница любой мегере сто очков вперед даст. Тварь злобная! Ходячая гора жира. Как я ненавижу и ее саму, и ее полотенце, которым с пугающей периодичностью огребаю по полной программе. Ума не приложу, как эта бочка на ножках умудряется бесшумно передвигаться? Толстуха — тайная магичка, не иначе. Тогда становится понятной сверхъестественная способность главной кухарки возникать из ниоткуда и охаживать нарушителя мокрым полотенцем. Выбеленный кусок материи — это еще один невыясненный секрет толстой бабищи. Где и когда ей удается намочить его? Нелюбовь у нас взаимная, ни разу не слыхал от толстогубой гадины ни одного доброго слова. Не понимает, курица тупоголовая, что борьба с инстинктами идет с переменным успехом. Вроде давишь наследие хвостатых предков, давишь, загонишь в угол, но стоит расслабиться, как хозяйка вскрикивает из-за того, что ты пулей сорвался с ее колен, стоило лишь заслышать мышиный писк в темном углу комнаты. Потом приходится словно мантру повторять: «Драконы не ловят и не едят мышей. Драконы не ловят и не едят мышей». На личном опыте и примере выяснил нелицеприятный факт конкурирования летающих тварей с приземленными кошками. Драконы и ловят, и едят мышей, лопают кузнечиков, бабочек, воробьев… цыплят… Правда, от кочета потом приходится сматываться. Нет ничего слаще, чем вытянуть из-под несушки еще теплое яйцо, разгрызть скорлупу и выпить содержимое. Давно зубы чешутся перегрызть какой-нибудь курице горло и напиться крови, но усилием воли сдерживаю инстинктивные порывы. За работу хорька можно огрести пинком под хвост. Да и хорошо, если только это. Хозяин курятника вмиг свернет башку гаденышу, то есть мне.

— Ш-ш-ш.

— Не шипи, кому сказала!

Ух ты, Лилина решила показать характер и зубы — длинные ядовитые клыки. Конечно, я утрирую и возвожу напраслину на девочку: ей далеко до змей, и зубы вполне человеческие, но некая общность с пресмыкающимися гадами присутствует.

Мне ли ты говоришь не шипеть, с твоим-то змеиным характером? Еще укусишь и отравишь! Э-э-э, о чем ты думаешь? Я начинаю бояться ее предвкушающей улыбочки. Чё это она задумала? Заранее не хочу и не участвую. Найн, нихт, Баба-яга против!

— Слушай, мне так нравится твой бантик! — медовым голоском пропела эта неугомонная егоза. — Не хочешь на шею, перевяжу на хвост, будешь девочкой. Это так мило, прямо ю-ниан!