Узурпатор - Энгус Уэллс

Случай вскоре выдался. Зима атаковала внезапно, обрушив на крепость полчища снеговых туч. В тот день Тоз сидел, укрывшись среди скал, недалеко от белтреванской дороги. Меха надежно защищали его угловатое тело от холода. Он ждал.

Он смотрел, как трудятся каменщики, вытесывая блоки, как грузят их на телеги, которые с тяжелым грохотом ползут к крепости. Воины ежились, кутаясь в зимние плащи, лучники прижимали к себе свое оружие, чтобы снег не попортил тетиву. Мимо проезжали всадники, пуская коней по обманчиво гладкой дороге легким галопом. Приближались сумерки, плотная пелена снега смазывала очертания предметов. Каменщики убирали свои инструменты и начинали расходиться. Воины, охранявшие их, тоже оживились. И тут он до его слуха донесся конский топот — это возвращался кешский патруль. Вскоре Тоз мог разглядеть и самих всадников.

Плащи кешитов потемнели от снежной пыли, но конская голова, эмблема их королевства, была видна отчетливо. У каждого на поясе висел меч, копье в руке готово к бою. Но сейчас они, похоже, думали не столько о возможной атаке варваров, сколько о скором возвращении в крепость, где можно будет, наконец, отогреться в теплых комнатах, за ужином и кружкой эвшана. Может быть, то была просто удача, а может быть, так свершилось по воле его Господина — Тоз не знал. Эшер все еще сохранял свою власть в этих местах, на границе Белтревана — пока здесь находились люди, которые в него верили. Так или иначе, момент настал, и Тоз принял его с благодарностью. Он был готов действовать.

Подкованное копыто скользнуло по заледеневшему булыжнику, и лошадь, испуганно заржав, рухнула на землю. Всадник проворно выпрыгнул из седла, швырнул свое копье товарищу и потянул лошадь за повод, понуждая ее подняться. Потом до слуха колдуна донеслось ругательство: кешит обнаружил, что лошадь порвала связку на передней ноге. Тоз не разбирал слов, но смысл разговора стал понятен из дальнейших событий. Отряд направился в крепость и вскоре исчез в сумерках, предоставив своего товарища и его лошадь самим себе.

Тоз вышел из укрытия. Снег, налипая на его одеяние, делал чародея почти невидимым. Кешит ничего не замечал, и ему удалось приблизиться почти вплотную. И в этот миг лошадь испуганно заржала. Всадник обернулся, рука опустилась на рукоять меча. Сквозь снег к нему приближался кто-то высокий, густо облепленный снегом. Рот кешита приоткрылся, но предупреждающий крик так и не прозвучал. Рука Тоза быстро потянулась к перевязи всадника. Их взгляды встретились, и глаза Посланца замерцали, как угли. Лошадь пронзительно заржала, вырвала повод из крепких пальцев хозяина и неуклюже понеслась по неглубокому снегу — ужас оказался сильнее боли.

Тем временем Тоз навис над кривоногим всадником. Рубиновый огонь отразился в расширившихся от ужаса зрачках кешита. Оба — колдун и человек — застыли в неподвижности. Казалось, время для них перестало существовать. Потом Тоз кивнул и повторил:

— Хаттим Сетийян.

Больше кешский всадник был ему не нужен. Ему предстояло разделить судьбу раненого варвара. Припав губами к губам кешита, он длил жуткую ласку, пока глаза человека не покинул свет. Руки и ноги в последний раз напряглись и повисли, как плети. Освобожденное тело рухнуло на снег. Оно казалось пустой оболочкой — ибо из него ушло все, что поддерживает жизнь.

Тоз облизал бескровные губы, снова склонился над мертвым и поднял его — легко, как ребенка. Дальше путь колдуна лежал через скалы, к берегу Идре. Труп кешита с громким всплеском ударился о воду. Течение дважды перевернуло его, потом понесло, и он исчез из виду. Тоз немного постоял, пристально глядя на воду, затем повернулся и зашагал к крепости. Перед ним лежал путь в Королевства.

Снежное покрывало, укутавшее леса Белтревана, еще не дотянулось до южных отрогов Лозин. Правда, зима уже засылала сюда своих предвестников. По утрам заморозки серебрили травянистые луга на холмах Тамура и северных равнинах Кеша, а на лужах нехотя таяла искристая ледяная корка. Однако на западе зима лишь напоминала о своем приближении. Высокие пики Лозинского хребта и Гадризелов, отвесно сбегающие в Эстреванскую долину, надежно защищали ее от холодного воздуха. Конечно, рано или поздно все равно наступят лихие дни. Но пока ледяное дыхание зимы не коснулось плодородных земель, которые окружали Священный город. Урожай был собран, и люди воздавали хвалу Кирье за Ее щедрость. Амбары наполнились хлебом, сало и мясо было подвешено на крюки — чтобы город, отрезанный от мира холодами, ни в чем не испытывал нужды. Небо уже нависало над землей, тяжелое, словно теплое зимнее одеяло. Дни все еще хранили медовый привкус осени, но по ночам холодало, а сегодня на закате поднялся северный ветер. Он свирепо колотился о стены и высокие башни Священного города, заставляя людей плотно закрывать ставни, чтобы защитить от его натиска огонь в очагах.

Башня, где находилось Училище Сестер Кирье, одиноко возвышалась над приземистыми постройками в центре города. Она была воздвигнута еще при основании Эстревана. С тех пор светское население постоянно возводило вокруг нее дома, и вскоре в месте, недоступность которого вошла в пословицу, выросло суетливое поселение. Застройка поражала разнообразием стилей, и неудивительно: в Эстреване были рады всем, кто искал благословения. Стекаясь со всех концов Королевств, паломники воссоздавали здесь образчики своей архитектуры. Впрочем, эта пестрая смесь каким-то фантастическим образом образовала гармоничное сочетание, которое не резало глаз, а наоборот, обладало особой прелестью.

Издали башня казалась простой колонной из голубоватого камня. При приближении на ее гладкой поверхности начинали проступать ряды окон и балконов. С ее крыши, с площадки, огороженной парапетом, не одно поколение Старших Сестер глядело на кварталы Эстревана и возделанные поля, которые со всех сторон окружали Священный город.

Сейчас окна в маленькой комнате, на самом верхнем этаже башни, чуть заметно светились. Ставни на окнах были закрыты, толстые свечи в стеклянных подсвечниках заливали покой мягким светом. Теплые матовые блики наполняли темное дерево глубоким атласным мерцанием. Переползая на грубые каменные стены, они становились ярче и приобретали причудливые очертания. В углу в очаге, сложенном из тесаного камня, трещал огонь. В центре помещения вокруг круглого стола сидели женщины в лазурных одеяниях. Когда порывы северного ветра врывались в трубу, трепещущие языки пламени то и дело высовывались наружу, разбрасывая искры. Но ни одна из женщин словно не замечала этого. Все взгляды были обращены к Сестре, которая сидела у самого огня на стуле с низкой спинкой. Средних лет, она не обладала примечательной внешностью. Однако во взгляде ее проницательных глаз и звуках голоса было нечто такое, что поневоле приковывало внимание.