Одногруппники - Таня Рикки

ней действительно есть проблемы. Однако я не вижу повода закрывать ей возможность развития в танце. Если тебе чего-то жалко для дочери, то скажи мне. Я оплачу её занятия танцами.

Папа сразу покраснел, замолчал. Вообще, я не должна была слышать этот разговор, но мне тогда удалось его подслушать.

Ну, короче, мне наняли репетитора. И отдали в более крутую студию. По рассказам, ученики оттуда принимали участие в соревнованиях и даже занимали призовые места. Мне там нравилось ещё больше.

Когда мне исполнилось двенадцать, нас стали учить парным танцам. У меня появился свой собственный партнёр. Нас очень хвалили. А потом отправили на первый в моей жизни конкурс. И мы выиграли! Представляете, мы выиграли первое же соревнование, в котором приняли участие! Это было что-то невероятное! Я очень волновалась перед выступлением, мурашки маршировали у меня под кожей, меня бросало то в жар, то в холод. Я перед самым нашим выходом, к нам подошёл наш тренер и сказал пару напутственных слов. Сейчас уже всего не помню, но кое-что мне отчётливо врезалось в память:

– Забудьте про зрителей. Нет ничего, кроме тебя, твоего партнёра и музыки.

И волнение мало-помалу отступило. Нам действительно удалось поймать этот ритм. И не было никого, кроме нас и музыки.

Потом были и другие соревнования. Мы и их выигрывали. Знаете, это ощущение, когда чувствуешь своё тело до самых кончиков волос. И точно также чувствуешь партнёра. И у тебя словно четыре ноги, четыре руки и две головы. И одна музыка.

Помню, как я рыдала после первого поражения. Мне казалось, что на этом моя жизнь закончена. Тогда мой тренер сел напротив меня, положил мне руку на плечо и сказал:

– Жизнь не может состоять из одних только побед. Потому что каждое поражение – это важный урок на будущее. Пойми, что ты сделала не так, и больше не повторяй ошибок. Если ты умеешь понять свои промахи, то каждое поражение делает тебя только лучше.

Потом мой партнёр перестал заниматься. Я не стала искать ему замену. Я перешла на сольные танцы, на другой стиль. Но всё ещё не представляла своей жизни без этого.

А потом плавно подкрался десятый класс. Нужно было думать о моём будущем. Меня вызвали на семейный совет, который к тому времени состоял уже только из мамы и папы. И то, мама редко могла повлиять на решения папы.

– Ты уже почти взрослая и тебе пора задуматься о будущем.

– Я хочу заниматься танцами.

Отец явно был готов к такому ответу. Он разразился речью о том, что танцы – занятие несерьёзное, что они ни к чему меня не приведут, что нужно выбирать серьёзные профессии. Я не говорила, что я из семьи потомственных инженеров? Это он тоже упомянул, но словно нарочно вскользь. Будто не хотел, чтобы я решила, что он меня агитирует. Он говорил и говорил, и не было рядом бабушки, которая могла бы за меня заступиться. А что я могла? У меня не было жизненного опыта, не было весомых аргументов, чтобы с ним спорить. Я проиграла бы эту битву ещё до начала по одной простой причине: я младше. А мама просто молчала. Возможно, она тоже понимала, что отца не переспорить. И мне пришлось согласиться.

С того дня занятия прекратились. Тренер, конечно, не был согласен с позицией родителей, но с такими случаями ему уже приходилось неоднократно сталкиваться. Он знал, что их не переспорить.

До того момента я вполне неплохо училась в школе. Конечно, из-за бесконечных тренировок я не могла быть отличницей, но серьёзных сложностей у меня не возникало. В какой-то момент я даже математику начала очень хорошо понимать. Тогда-то меня и начали готовить к поступлению сюда. Алгебра, физика, геометрия и всё в таком духе.

Занятия танцами пришлось оставить, чтобы сосредоточиться на подготовке к экзаменам. Ну, я, разумеется, их сдала неплохо. До последнего момента сомневалась, что мне хватит баллов, но всё обошлось, как видите.

Да, танцы я оставила, но они не оставили меня. Я продолжала этим жить, весь мой мозг думал в разрезе ритмичных движений. Однажды я ехала в метро: ну вы знаете, толчея, давка. А стоит поезду резко тронуться или остановиться, как все люди синхронно так дёргаются. Прям одновременно, представляете! Я в этом тоже увидела танец. Странно, что нет ни одного музыкального клипа в метро, в котором это было бы показано. Мне кажется, под музыку это бы так удивительно смотрелось бы!

И такая тоска меня в первые месяцы одолевала, что хоть на стенку лезь. И как-то так сложилось, что я узнала о нашей университетской танцевальной группе.

Когда я решилась пойти туда я боялась, что меня не возьмут. Даже вспоминать смешно. И вот, спустя год, я уже там сама ставлю танцы. Многое бы я отдала, чтобы бросить учёбу и заниматься только этим. Как же мне уже надоела моя специальность.

***

– История стара как мир, – заключил Костя. – От всех нас что-то хотят родители и прочие родственники. И тут встаёт самый интересный вопрос: а всегда ли они знают, что для нас действительно лучше? Иногда они тоже неправы…

Кто-то вздохнул. Катя бросила взгляд на часы: получаса ещё не прошло.

– Нет, на самом деле всё не так плохо, – внезапно продолжила Настя. – Недавно папа был на одном из моих выступлений. Ну, концерт самодеятельности проходил, помните? Тогда, после концерта, мне показалось, что он словно увидел, что для меня это всё значит. Не знаю, почему именно сейчас… Пойми он меня раньше, возможно, всё сложилось бы по-другому.

Все потихоньку замолкли. Только чьё-то мерное посапывание прерывало тишину.

– А знаете, вам хорошо, – сказал вдруг Ваня Икрин. – У вас есть мечта. И я думаю, вам ещё не поздно за неё побороться. И тебе, и Кириллу.

– А что, у тебя есть история, в которой для тебя всё уже потеряно и ничего не исправить? – спросила Катя.

– Нет, почему же. У меня интереснее. У меня мечты отродясь не было. Вам задавали в детстве вопрос, кем вы хотите стать, когда вырастете? Мне вот нет, но я уверен, что спрашивай они меня тогда, я бы ни разу не дал какого-то определённого ответа на этот вопрос. Серьёзно.

– С ума сойти… – ответила Катя.

Однако после этого Ваня почему-то замолчал.

– Ну ты рассказывать-то будешь или как? – не выдержал Никита.

– О чём?

– Сюда тебя каким ветром занесло? Левые люди с улицы здесь до третьего курса не доживают обычно.

– А, ну там рассказывать-то особо нечего. Но