Черная книга - Иэн Рэнкин

На первой было написано: «Вырезка». Другая гласила: «Шейный отруб». Когда санитары приподняли брата мясника, по полу растеклась лужа свежей крови. «Вырезка» и «Шейный отруб». Ребуса передернуло. Он вышел на улицу.

В пятницу после работы Ребус решил отправиться в массажный салон. Он обещал Пейшенс вернуться к восьми, а времени было еще только шесть. Кроме того, он любил перед выходными хорошенько размять спину.

Но сначала он забрел в «Бродсуорд» выпить пинту местного темного «Гибсона», плотного пива, сваренного всего в шестистах ярдах от паба на пивоварне Гибсона. Пивоварня, паб и массажный салон — Ребус подумал, что если бы тут еще открыли хороший индийский ресторан и магазинчик, который работал бы до полуночи, то он смог бы счастливо прожить в этом месте остаток дней.

Нет, ему, конечно, нравилось жить с Пейшенс в ее квартире с крохотным садиком на Оксфорд-террас. Эта квартира символизировала, так сказать, другую сторону жизни. Она словно находилась в совсем ином мире, чем этот пользующийся дурной славой уголок Эдинбурга — один из многих. Ребус сам не знал, почему его так и тянет сюда.

Воздух на улице был наполнен дрожжевым запахом пивоварни, который соперничал с еще более сильными ароматами из других, более крупных городских пивоварен. «Бродсуорд» пользовался популярностью, и посетители здесь, как и в большинстве популярных эдинбургских пабов, были самые разные: студенты, отбросы общества, изредка бизнесмены. Бар был без особых претензий: все, чем он мог похвастаться, — это хорошее пиво и хороший ассортимент. Уик-энд уже начался, и Ребус не без труда нашел местечко у стойки рядом с человеком, чья огромная немецкая овчарка спала на полу за высокими табуретами. Собака занимала как минимум два места, но никто не просил ее подвинуться. Дальше у стойки какой-то человек пил пиво — в одной руке стакан, другая по-хозяйски лежит на одежной вешалке, купленной, как предположил Ребус, в одном из близлежащих магазинов, где торговали подержанными товарами. Все пили одно и то же темное пиво.

Хотя в пяти минутах ходьбы отсюда было еще несколько пабов, только в «Бродсуорде» продавали бочковой «Гибсон», в остальных — пиво из больших пивоварен. Пиво стало растекаться по жилам, и Ребус вдруг задумался над тем, какой оно окажет эффект на его обмен веществ, когда Железный Трамбовщик приступит к работе. Он решил больше не пить и направился в «ЖТ», как Железный Трамбовщик называл свое заведение. Ребусу нравилось это название, оно напоминало те звуки, которые издавали клиенты, когда Трамбовщик приступал к работе: «Жуть, жуть!» Впрочем, они старались не особенно кричать. Железный Трамбовщик не любил сомнительных слов на массажном столе. От них у него портилось настроение, и никому не хотелось оказаться в руках у Железного Трамбовщика, когда у него было испорченное настроение. Никому не хотелось оказаться игрушкой в его руках.

Ребус сидел с Библией на коленях в ожидании своей очереди — его записали на половину седьмого. Библия была единственным чтением в салоне по воле его хозяина. Ребус раньше уже читал Библию, но был не против почитать еще раз.

В этот момент входная дверь распахнулась.

— А где девочки?

Новый клиент не только пришел не по адресу, он был сильно пьян. Трамбовщик никогда не обслуживал пьяных.

— Ошибся дверью, приятель.

Ребус хотел было назвать пару-тройку ближайших салонов, где наверняка предлагают сауну и тайский массаж, но человек перебил Ребуса, направив на него толстый указующий перст:

— Джон Ребус, ах ты, сучий потрох!

Ребус нахмурился, пытаясь вспомнить, кто бы это мог быть, мысленно перебирая все фотографии, анфас и в профиль, за все двадцать лет службы.

— Дик Торренс! Ты что, не помнишь?

Ребус отрицательно покачал головой. Торренс шел прямо на него. Ребус сжал кулаки, готовый к чему угодно.

— Мы же вместе с тобой были в учебке, — сказал Торренс. — Ну, давай вспоминай же!

Ребус вдруг и в самом деле вспомнил. Вспомнил всё. Всю черную комедию своего прошлого.

Они пили в «Бродсуорде», вспоминали былое. Дик не задержался в специальном авиаполку. Года ему хватило, а через год он нашел способ вообще откупиться от армии.

— Слишком беспокойное это дело, Джон. Вот в чем была моя проблема. А твоя?

Ребус помотал головой, отхлебнул еще пива:

— Моя проблема, Дик? Для нее даже названия нет.

Но название к ней уже прилепилось. Сначала неожиданным появлением Мики, теперь вот — Дика Торренса. Призраки. Оба они призраки, вот только Ребус не хотел быть их Скруджем[2].

Он взял еще пива для себя и Дика.

— Ты всегда говорил, что хочешь попытаться поступить в десантный спецназ, — сказал Торренс.

Ребус пожал плечами:

— Ничего не вышло.

В баре было многолюднее, чем обычно, и в какой-то момент Торренса толкнул под локоть парень, который протискивался сквозь толпу с контрабасом.

— Ты что, не мог оставить эту дуру снаружи?

— Чтобы сперли?

Торренс повернулся к Ребусу:

— Нет, ну ты видел? Вот хмырь!

Ребус только улыбнулся в ответ. После массажа он был настроен благодушно:

— Тут в паб с пустыми руками не ходят.

Он смотрел на Дика Торренса. В ответ на его слова тот хмыкнул. Да, точно, теперь Ребус вспомнил его. Дик потолстел и полысел, его лицо погрубело и стало куда круглее, чем раньше. Даже голос у него изменился, манера говорить. Но одно осталось неизменным: то, как он хмыкал. Немногословный — таким был когда-то Дик Торренс. Но теперь он разговорился.

— Чем занимаешься, Дик?

Торренс ухмыльнулся:

— Ты фараон. Так что я лучше помолчу.

Ребус не спешил. Торренс был сильно пьян — еще немного, и распустит слюни. Не удержится, выложит всю подноготную.

— Покупаю и продаю. В основном продаю.

— И что продаешь?

Торренс подался к нему поближе:

— Я с кем говорю — с полицейским или со старым приятелем?

— С приятелем, — сказал Ребус. — Я не на службе. Так что же ты продаешь?

Торренс хмыкнул:

— Все, что тебе угодно, Джон. Я, считай, универмаг «Дженнерс»… Только у меня есть и то, чего у них нет.

— Например? — Ребус посмотрел на часы над стойкой. Он не поверил глазам: неужели уже так поздно? У них часы всегда на десять минут вперед, но все равно…

— Да что угодно, — повторил Торренс. — От группового секса до пистолета. Скажи, что тебе надо.

— Как насчет часов? — Ребус начал заводить свои часы. — У моих завода хватает, кажется, на час-другой.

Торренс посмотрел на часы Ребуса.

— «Лонжин», — сказал он, правильно произнеся французское слово. — Ты же не собираешься их выкинуть. Отдай, пусть почистят, и будут как новые. Кстати, я, может быть, поменял бы их тебе на «Ролекс»…

— Значит, продаешь паленые часы?

— Я разве это сказал? Не помню такого. Что угодно, Джон. Все, что попросит клиент. Попросит — достану. — Торренс подмигнул.

— Слушай, который час на твоих?

Торренс подтянул рукав пиджака. Часов у него не было. Ребус задумался: сеанс в салоне он не пропустил, Дик остался ждать его в коридоре. И потом, у него еще оставалось время на пинту-другую, прежде чем двигать домой. Они выпили по две… нет, по три. Похоже, он опаздывает. Он помахал бармену и постучал пальцем по часам.

— Двадцать минут девятого, — ответил бармен.

— Мне нужно позвонить Пейшенс, — сказал Ребус.

Но телефон в зале был занят — кто-то улаживал свои любовные дела. Кроме того, трубку утянули в женский туалет, чтобы не мешал шум в баре. Телефонный шнур натянулся, как тетива или гаррота, готовый удушить всякого, кто попытается войти в туалет.

Ребус немного подождал, потом принялся разглядывать телефон на стене. Какого черта! Он нажал на рычажок и тут же смешался с толпой клиентов. Из женского туалета появился парень и с грохотом повесил трубку на место. Порылся в карманах в поисках мелочи, ничего не нашел и двинулся к стойке.

Ребус рванул к телефону. Снял трубку, но сигнала не услышал. Попробовал еще раз. Потом попробовал набрать номер. Ничего. Видимо, что-то сломалось, когда парень шарахнул трубкой. Вот говно на палочке! Времени почти половина девятого, а чтобы добраться до Оксфорд-террас, нужно не меньше пятнадцати минут. Он дорого заплатит за это.

— По твоему виду тебе срочно надо выпить, — сказал Дик Торренс, когда Ребус присоединился к нему за стойкой.

— Знаешь что, Дик? — сказал Ребус. — У меня не жизнь, а черная комедия.

— Да ладно. Все лучше, чем трагедия, а?

Ребус попытался сообразить, в чем разница.

В квартиру он вернулся в девять двадцать. Наверное, Пейшенс приготовила ужин на четверых. Наверное, прождала минут пятнадцать, прежде чем сесть за стол. Еще минут пятнадцать держала его порцию теплой, а потом выбросила. Если на ужин была рыба, то она досталась коту. Если нет, то содержимое его тарелки стало частью компостной кучи в саду. Такое случалось. Даже слишком часто. Но почему-то повторялось снова и снова, и Ребус не был уверен, что его рассказ о встрече со старым другом и остановившихся часах возымеет магическое действие.