В сердце России - Михаил Иванович Ростовцев

на родину пернатые странники, вскрываются реки, несутся бурные вешние потоки. В семье своих двенадцати братьев это самый удивительный месяц. Все времена года можно встретить в нем. Это месяц контрастов, месяц-обманщик. Недаром бытует поговорка: «Первый апрель— никому не верь». Пожалуй, правильнее сказать «ничему», так как именно этим подтверждается обманчивость апрельской погоды. То солнце светит ярко, вовсю звенят птичьи голоса, теплынь. То солнце неожиданно скроется за сплошными облаками, подует холодный ветер, пойдет снег.

В одну из теплых светлых апрельских ночей тронулась Ока. В предрассветной тишине, когда подул сильный ветер, с реки донесся тягучий низкий стон, будто потянулся с позевотой могучий зверь, разминая скованные сном мышцы. Стон пронесся и замер, опять было тихо, потом послышались сначала отдаленные и глухие, а затем все более громкие и грозные, точно раскаты грома, взрывы. Поначалу, казалось, Ока кряхтела, вздыхала, будто взялась за непосильный труд, а потом вдруг с гулом, с треском разрывала толстый покров льда, душивший ее всю зиму. У Оки есть своя особенность — она взламывается, как правило, ночью. Во всяком случае я не помню, чтобы она тронулась среди белого дня.

Картину эту я наблюдал с высокого правого берега. Разбуженная журчанием ручьев от почти полугодовой спячки, очнулась Ока. Отдохнувшая, умиротворенная, она пробуждалась неспокойно, тревожно. Талые воды согревали ее, разъедали льды, просверливали воронки, растаивали промоины. Лениво шевелясь, Ока сбрасывала с себя зимнюю одежду. Красивой и величественной была эта картина разбуженной Оки, встречающей свою весну. Утром вид реки был иной: лед трескался, ломался на отдельные глыбы. Льдины, омытые водой и подтаявшие, сверкали на солнце у берегов, будто гигантские слитки серебра. Иногда они расползались и, свергаясь в воду, поднимали снопы брызг.

Первые льдины, торопясь, шипя, перегоняя одна Другую, устремились вниз по реке. Скоро их собралось так много, что стало тесно в берегах. Тяжесть льда как бы мощным усилием великана подняла уровень воды и затопила все окрест. Плавно, незаметно для глаза тронулось во всю ширь Оки ледяное поле. Вниз по течению поплыли лунки рыбаков, раскисшая дорога, брошенный кем-то стожок сена, прорубь, где брали воду. Думалось, так и будет двигаться неизмеренной эта громада до самой Волги. Но вот гулко ухнуло, и стали на ребро прижатые к берегу льдины, стеклянно сверкая голубоватыми гранями, на них со скрежетом надвинулись соседние, и теперь уже от берега к берегу, с поворота к повороту хрустко и безудержно шел ледолом.

Пора большой воды, ледохода в приокских местах переживается все равно как большой праздник. На берегу, на задах огородов толпился народ. Есть что-то необъяснимо волнующее, сильное в ледоходе. Этот могучий торжественный гул, рождающийся при вскрытии реки, возбуждает по-особому радостные чувства. Люди стояли на берегу, смотрели, как идет лед. Льдины наползали друг на друга, переваливались, с треском крошились, ломались и упрямо ползли дальше. Вот огромная льдина вздыбилась, сверкая острыми краями, с громким всплеском ушла под воду. А вот одна, как дельфин, вынырнула из воды, перевернулась, сверкнула голубым глянцем, понеслась. Теперь у нее дальняя дорога.

Две льдины шли рядом, бок о бок, сталкивались, затем расходились. Одна устремилась вперед, другая крутилась на месте. А вот другие две льдины с такой силой ударялись, что летели осколки. Маленькие льдины разбивались о большие и прекращали свое существование. А большая льдина даже не вздрогнула, не остановилась — какое ей дело до маленьких? Плыла себе вперед, расталкивая других острыми краями. Вслед за большой льдиной спешили, торопились обломки. Они то и дело уходили под воду и снова всплывали, как поплавки, стараясь не отстать. Но вот пришел черед разбиться большой льдине. Превратившись в обломки, она в свою очередь искала большую льдину, вслед за которой будет плыть и плыть.

ЗОВ РОДНОЙ ЗЕМЛИ

Было на диво погожее весеннее утро. На востоке заря медленно уступала место небесной бирюзе. Небо из серого делалось синим, как море, только эта синь бесконечно глубока и удивительно прозрачна, как алмаз. Картина небосвода все время менялась. Синее небо постепенно становилось нежно-голубым. Потом розовая паутина делалась красной, как жар в костре.

Это солнце, все больше и больше окрашивая легонькие облачка своими первыми лучами, так удивительно меняло цвет неба. Светло-зеленые прозрачные стебельки молодой травы гнулись под россыпями росы. Солнечные лучи пронизывали чистый воздух, туман рассеивался. Где-то в небесной лазури звенел жаворонок. Звенел задорно и весело, довольный зарождением нового дня, потом неожиданно затихал и камнем падал на землю.

Чудесное это время — весеннее утро. Должно быть, всякий человек, в добром здравии встретивший такое утро, испытывает подспудную радость от встречи с чем-то прекрасным. Так было и со мной.

Весна без птицы не весна. Иногда слышишь: вот и прилетели наши птицы. «Наши» — этим все сказано: от нас улетели и к нам прилетели. В голубой почти сквозной пелене неба над распахнутой землей летели птицы, «чернея цепью треугольной…». Летели и о чем-то переговаривались между собой. С высоты доносились их резкие голоса. В бинокль вижу их напряженно вогнутые шеи, медленные взмахи крыльев. На лазурном фоне ясного неба, как белые паруса, трепетали крылья. Живая птичья цепь, освещенная с одной стороны солнцем, медленно проплывала над полем, белея на взмахе розовыми подкрылками. Стая издавала чуть слышные бодрые клики.

Летели лебеди с тропического юга на север, куда неотвратимо наступала весна. Летели в известную им одним даль, спешили не запоздать к положенному сроку в родные места, в те гнездовья, где родились, выросли, возмужали. Позади у лебедей тысячи километров пути. Летели они через скалистые горы и безводные пустыни, пересекали моря, а может, и океан. Летели днем и ночью, в жару и дождь, без запасов «горючего». Сколько бед подстерегало их на длинном и опасном пути, но они летели, летели вполне уверенно, не метались куда попало, не сбивались из стороны в сторону, не путались, не блуждали — нет, они твердо знали, куда и когда им нужно прибыть, и туда летели, повинуясь извечному инстинкту. Неудержимая сила влекла лебедей. Не пугали их ни разреженная атмосфера, ни бури, ни штормы.

Провожая взглядом вереницы лебедей, я погрузился в размышления: на юге, где птицы провели зиму, есть и тепло, и обильная пища. А у нас еще заморозки, земля с чернеющими полями и сквозящими перелесками. Какая сила заставляет пернатых отказываться от южного комфорта и возвращаться на север, испытывая в перелете немалые трудности? Белый аист, например, от своих гнездовий в средней Европе до юга Африки летит два с половиной — три месяца, преодолевая расстояние около