Камкурт. Хроники Тай-Шин - Андрей Коробейщиков

Мужчина пристально смотрит в глаза своей собеседнице, и в тишине вечера снова звучит его голос:

Я зову тебя. Тщетно. Молчанье в ответ.Я ищу тебя в путанных, призрачных снах.Но ты таешь, как тает к утру лунный свет,Исчезая в горячих рассветных лучах.

И тогда я кричу, как кричат от тоски,От того, что я снова напуган тем сном.И сжимают мой разум, как будто тиски,Стены белого снега, за нашим окном.

Этот сон… Почему? Одиночества вкусНикогда не страшил меня. Но в этот раз,Я надрывно кричу, как отчаянный трус,Осознав, что ты очень нужна мне сейчас.

Что тебя потерять, это как умереть.Как дышать перестать, потеряв в жизни толк.Будто сердце взорвав, в небеса улететь,И на лунной дороге завыть, словно волк.

Девушка прижимается к нему, и они, обнявшись, смотрят на закатную дорожку, прорезающую сумерки вечера по зеркальной глади океана.

— Сегодня ты опять пойдешь к нему?

Мужчина кивает.

— Да. Но сегодня я хочу взять тебя с собой.

Девушка отрицательно качает головой.

— Нет. Он снова не придет. Или опять превратится в воду, как в прошлый раз.

Мужчина берет ее изящную руку в свою ладонь и подмигивает.

— Сегодня он придет. Я чувствую.

— Нет, давай только не сегодня. Я не готова. Да и к тому же нам нужно ехать. Нас ждут в городе.

— Хорошо. Не обижайся на него. Он ведь чувствует твою нерешительность, и… еще что-то, поэтому и поступает так. Давай перед поездкой зайдем к нему, хотя бы ненадолго?

Девушка нерешительно кивает. Они встают и, обнявшись, идут в дом. Включенный ноутбук призрачно мерцает голубоватым экраном, освещая им ступени в предзакатных сумерках. Мужчина останавливается и целует девушку, ощущая пьянящий вкус терпкого вина на ее губах. Пространство вокруг вдруг качается и становится зыбким. Сумерки заливают сознание темными волнами беспамятства. Мужчина открывает глаза и видит луну, ослепительно сияющую потусторонней белизной в темном небе. Он закрывает глаза и сбрасывает с себя это наваждение, понимая, что опять стоит на веранде, но уже в другой одежде. На нем черные брюки и черная шелковая рубашка в восточном стиле с высоким воротом-стойкой. На плечах тонкий черный шелковый шарф. Он оборачивается. Девушка, облаченная в легкий полупрозрачный пеньюар, стоит в дверях коттеджа и кивает ему головой в сторону океана.

— Иди. Он ждет тебя.

— А ты?

— Я… Я буду наблюдать за вами отсюда. Никак не могу привыкнуть ко всему этому.

— Может быть, со временем ты привыкнешь?..

— Со временем?.. Может быть… Иди.

Сумерки. Время смешения света и тьмы, перекресток прошлого и будущего. Мужчина смеется и, поправляя раздувающийся на ветру шарф, спускается по лестнице вниз, на дорожку, ведущую через песчаный пляж к водным заводям бухты. Его легкие ботинки не оставляют на песке следов, словно он превратился на время в бесплотного призрака, нарушившего этим вечером безмятежность безлюдного места. Вот он подходит к воде и, присев, опускает в нее обе руки. Его губы шепчут что-то похожее на языческое заклинание. Затем он делает несколько шагов назад и садится прямо на песок, не опасаясь испачкать дорогие брюки. Сняв с шеи шарф, мужчина надевает его на голову, на манер бедуинской повязки, чтобы скрыть под тонкой тканью свое лицо — говорят, тени прошлого иногда не узнают своих близких, забывая их облик, и приходят на их зов, ориентируясь только на особое мерцание глаз. Человек замер, словно и правда став тенью, пронизываемую теплым ветерком, дующим со стороны океана. В его голове возникло эхо далеких слов из зороастрийского предания: «Душа умершей собаки превращается в ручей»…

Черная овчарка появилась как всегда неожиданно.

— Арчи…

Мастер сновидений улыбнулся под повязкой, протягивая руки к вновь прибывшему существу.

Они бегали по кромке воды, словно тогда, много лет назад, когда все было по-другому. Волны сибирской реки с загадочным названием «Обь» накатывались из далекого прошлого и накладывались на шум океанских волн, создавая пространственно-временную петлю, иллюзию, в которой встретились два старинных друга: человек и собака, сказочник и персонаж его сказок, шаман и дух давно умершего друга, пришедший на его зов. Звонкий лай и громкий смех заполняют обычно тихий и безлюдный пляж.

Мужчина останавливается и, переводя дыхание от нечеловеческой гонки по песку, смотрит на дом. В окне силуэт девушки. Она уже одета в черное вечернее платье и стоит, наблюдая за игрой призрака и человека.

Он призывно машет ей рукой, но она отрицательно качает головой, словно раздумывая о чем-то, а потом делает жест рукой, не то, махая им в ответ, не то… прощаясь. Мужчина удивленно смотрит на собаку, а та остановилась, сев на песок и тоже наблюдая за домом.

— Арчи, что это с ней? В прошлый раз вы почти познакомились.

Собака не двигается с места.

— Ты что-то чувствуешь?

В карих глазах пса отражаются мерцающие окна дома и темный женский силуэт. Мужчина понимает — что-то происходит. Свет в окнах гаснет, и через секунду девушка выходит на улицу, но идет не к океану, а спускается во двор с другой стороны дома. Арчи озабоченно смотрит на своего бывшего хозяина, который растерянно замер, нахмурив брови.

«Последний раз… Что-то должно случиться…». Тревожное ощущение. Рывок. Мужчина, сорвавшись с места, бежит к дому. Его движения приобретают какую-то звериную грацию. Человек и в самом деле не может двигаться столь быстро. Он преодолевает за один прыжок по несколько метров, не увязая в песке. «Здесь действуют особые законы…».

Забор. Мужчина прыгает вверх, без усилий преодолевая высоту в человеческий рост, словно черный волк или, скорее, пантера, и замирает наверху, глядя вниз, во двор. А там стоит незнакомый автомобиль темного цвета, в недрах которого исчезает девушка, напоследок бросая растерянный взор на одинокий дом у океана. Она вздрагивает, когда ее взгляд падает на черную фигуру, застывшую, словно горгулья, на каменном заборе, окаймляющем коттедж. В ее глазах — боль и сожаление. В глазах ее спутника, выглянувшего из тьмы салона — изумление и страх.

«Куда они уезжают? Почему этот незнакомец увозит ее? Что происходит?».

Мужчина чувствует, что может в один прыжок преодолеть расстояние до автомобиля и как черный смерч обрушиться на бликующий отсветами дворовых фонарей металл.

Неуловимое движение, и в его руках появляются два коротких клинка, словно выращенные в мгновение ока из самих ладоней. Мужчина даже не помнит когда и, главное, зачем он прицепил к предплечьям пружинные ножны. Его внутреннее пространство сейчас заполнили до отказа лишь три чувства: оглушительные волны чужого страха, боли, а также ощущение шероховатых рукоятей ножей, дрожащих в руках, словно в предвкушении близкой кровавой жертвы.