Средняя американка - Альбертас Лауринчюкас

Маргрет. Не знаю. Я не говорила с ней по этому поводу.

Уолтер. С ней? Твой астролог женщина?

Маргрет. Женщина гораздо тоньше чувствует.

Уолтер. И что нового подсказали тебе ее чувства?

Маргрет. Что подсказали?… (Внезапно.) Уолтер, ты знаком хоть с одной гадалкой?

Уолтер. Я? У меня что, нет более важных дел? Но что она все-таки сказала тебе?

Маргрет. Она предсказала, что когда я умру, меня объявят безумной.

Уолтер. Чаще бывает наоборот. Умирает какой-нибудь сумасшедший, а потом вдруг всем становится понятно, что он был гением.

Маргрет. Я говорю серьезно.

Уолтер. Я тоже. Ты случайно не узнала, под какими звездами рождаются женщины, которые потом верят в звезды?

Маргрет. Ты опять смеешься надо мной.

Уолтер. Не над тобой, Маргрет, над гороскопами.

Маргрет. Гороскопы – часть моей жизни, так же как это кольцо стало частью моей руки. (Смотрит на свою руку.) Откуда оно у тебя, Уолтер?

Уолтер. Кольцо? Купил, разумеется. Восемьсот восемьдесят девять долларов. Плюс еще гравировка…

Маргрет. А где купил?

Уолтер. Естественно, в магазине. Покупать драгоценные камни с рук слишком рискованное мероприятие. В мире гораздо больше жуликов, чем драгоценных камней. (Подходит к Маргрет, обнимает ее.) Это кольцо надоело тебе? О чем разговор, куплю другое, в десять раз дороже. Я могу это позволить – я ведь стал в десять раз богаче со дня нашего брака. А это кольцо уберу в сейф.

Маргрет (высвобождается из объятий Уолтера). Почему так долго нет Костаса?

Уолтер. Приедет.

Маргрет. Может быть, ему все-таки следовало лететь самолетом?

Уолтер. Он хотел испробовать свой первый автомобиль. Его можно понять. Не волнуйся, вот-вот появится. Восемьсот миль от Нью-Йорка. Двое суток, не больше… Через полгода после приезда в Америку я, в отличие от Костаса, и не мечтал об автомобиле. Теперь все можно купить в кредит – холодильник, машину, даже жену.

Маргрет. Здесь нет ничего смешного. Наша семья, кстати, тоже была основана в кредит. А путь Костаса в Америку был несравнимо тяжелее, чем твой.

Уолтер. Жизнь не подсказывает легких путей. Их надо находить. Моя судьба меня тоже не слишком баловала. А когда умерла моя первая жена и в колыбели остался сын, мне вообще показалось, что я уже лечу в пропасть.

Маргрет. У тебя была прекрасная сестра.

Уолтер. Странная женщина. Дала мне денег на дорогу, проводила в Америку, взяла сына, вырастила и ни разу ни о чем не попросила.

Маргрет. Ты мог бы посылать деньги сыну и без ее просьб.

Уолтер. Но у меня не было денег в первые годы.

Маргрет. А потом, когда ты разбогател?

Уолтер (зло). Началась эта проклятая война.

Маргрет. Но она ведь кончилась когда-то.

Уолтер. Когда она кончилась, его уже не было в Литве.

Маргрет. Я не помню, чтобы ты слишком энергично искал его.

Уолтер. Может быть. Но ведь тогда я только женился на тебе. Появились дети.

Маргрет. Я не мешала тебе привезти сына.

Уолтер. Он мог стать чужим для тебя.

Маргрет. Иногда чужие становятся самыми близкими.

Уолтер. Что теперь говорить, Маргрет? Он нашелся, в конце концов. И будет здесь с минуты на минуту. Уже собираются гости.

Маргрет. Гости?… Господи! Да что это за люди? Марионетки, манекены… клоуны из погорелого театра!

Уолтер. Все-таки они мои соотечественники. Тебе следовало бы уважать их.

Маргрет. За что?

Уолтер. Ну хотя бы за то, что они постоянные посетители нашего бара.

Маргрет. В нем появляется и всякая другая шваль.

Уолтер (оглянулся на дверь, с упреком). Маргрет!

Вбегает Роберт.

Роберт. Отец, бар уже полон. Сливки нашего общества уже стекаются в бар.

Уолтер (раздраженно). Замолчи!

Роберт (с удивлением). Что я такого сказал?

Молчание.

(Нерешительно.) Скажи, отец, почему им так нравится величать себя министрами,– банкирами, генералами? Зачем этот театр?

Уолтер. Ты слишком молод, чтобы понять это. Эти люди очень несчастливы. У них нет родины.

Роберт. А Америка?

Уолтер. Америка не может все вернуть. Война поломала их жизнь. Большевики отняли у них фабрики, министерские кресла, генеральские погоны. Думаешь, легко Вайчюсу, бывшему бургомистру, работать сторожем в банке?

Роберт. Но никто их не звал сюда.

Уолтер. Их загнала судьба.

Роберт. Судьба? Да они сбежали со своей родины вместе с удиравшими гитлеровцами. Как их еще приютила Америка? Ведь мы воевали против нацистов вместе с Советским Союзом!

Уолтер. Лучше бы вместе с нацистами воевали против Советского Союза.

Роберт. Ты не оригинален, папочка. Сегодня так думают и некоторые конгрессмены.

Слышен шум остановившейся машины. Вбегает радостная Люси.

Люси. Приехал! Костас приехал!

Маргрет (бросается к двери, не выпуская из рук книгу гороскопов). Джисус Крайс!

Уолтер. О'кей! (Направляется вслед за женой.)

Появляется Стивен. Подходит к механическому пианино, бросает жетон. Звучит музыка. Входят Вайчюс и Зосе.

Вайчюс (торжественно). Добрый вечер, Стивен!

Стивен. Рад вас приветствовать, господин бургомистр! И вас, достопочтенная госпожа!

Зосе. Я думала, уже все в сборе. А здесь еще так пусто.

Стивен. Господь бог из пустоты создал вселенную.

Зосе. А я все думала, почему он натворил так много глупостей. Что сделаешь из такого материала?

Стивен. О, сколько скепсиса!

Входит Джон. Взгляд у него беспокойный, под маской благополучия неуверенность.

Джон. Добрый вечер, господа.

Вайчюс. Джон, добрый вечер! Пожалуйста, к нам!…

Джон. Благодарю вас. (Целует Зосе руку.)

Стивен. Сразу видно, Джон еще не обамериканился – до сих пор целует руку женщине.

Зосе. А мне казалось, что американцы страдают окостенением позвоночника.

Стивен. Считают – целовать негигиенично.

Джон (невесело). Видимо, мне так и не суждено стать американцем.

Зосе. Разве у вас еще нет американского паспорта?

Джон. Сердце не паспорт, его не сменишь.

Стивен. Почему же? Сейчас хирурги легко заменяют изношенные сердца.

Зосе. А изношенные принципы сменить еще легче.

Джон с неприязнью смотрит на Зосе, отходит в сторону. В это время входят пожилой мужчина и его жена.

Пожилой мужчина. Добрый вечер, дамы и господа!

Стивен (встречает их, берет у дамы плащ). Добрый вечер, господин директор департамента. Разрешите? (Берет у мужчины зонтик.)

Пожилой мужчина. Спасибо, господин капитан.

Пришедшие здороваются. Стивен приносит коктейли.

Вайчюс. Это прекрасно – встретить сына после долгой разлуки.

Пожилой мужчина. Да, да, прекрасно. И это все благодаря нашему президенту. Он так заботится о правах человека. Только благодаря ему воссоединилась семья Уолтера Роса.

Джон (Стивену). Разве его сыну кто-нибудь мешал?

Стивен (Джону, негромко). Честно говоря, я думал, что помешал господь бог. Когда бежали после той бомбежки, Костас уже почти не дышал.

Джон. Но при чем же тут президент?

Вайчюс. Это прекрасно – воссоединившаяся семья. Выпьем за господина президента.

Зосе. Да, вы слышали?… Однажды негра спросили: «Что бы ты сделал, если бы тебя выбрали президентом Америки?» А он заявил: «Прежде всего выкрасил бы Белый дом в черный цвет».

Все, кроме Вайчюса, смеются.

В а й ч юс. Почему в черный?

Зосе (смеясь). Негр…

Вайчюс (упорно). Почему негр в Белый дом?

Все смеются, теперь уже над Вайчюсом.

Это не смешно!

Все стихают.

Да, да, не смешно. Когда говорят о неграх, я содрогаюсь в душе. Америке грозит черный потоп.

Зосе (недовольно поморщившись). Да, конечно. Отчего у женщин голова болит чаще, чем у мужчин?

Вайчюс. Да, да, черный потоп…

Зосе. Ты прав, успокойся… Прав. Вся моя жизнь делится на два периода: когда меня мучит мигрень и когда отпускает.

Джон. То же было и с одним начальником департамента. Всех людей он делил на тех, кому он должен, и тех, кто отказался дать ему взаймы.

Все смеются.

Зосе (недовольно). Вы перебили меня.

Джон. Тысяча извинений!…

Зосе. На прошлой неделе мы купили софу с белыми ножками в стиле рококо. Комната преобразилась, и все-таки я не ощущала полной гармонии. Чего-то недоставало.

Джон. Не могу даже представить себе, чего может недоставать в комнате госпожи.

Зосе. Картины. В рамке рококо. Сегодня с утра поехала в галерею. Какое ничтожество эти современные художники! Что они рисуют! Я не говорю о картинах. О том, какая это мазня! Но, представьте, там нет даже ни одной стоящей рамки, которая бы подошла моей софе. Как тут не разболеться голове?

Джон. Сочувствую вам, госпожа. Ваши проблемы так сложны, что их действительно не решить со здоровой головой.