Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона - Артур Конан Дойль

– Ну, а как насчет ножа Стрэкера?

– Мы пришли к убеждению, что он ранил себя сам при падении.

– Мой друг, д-р Ватсон, высказал мне дорогой то же предположение. Если это верно, то послужит во вред Симпсону.

– Несомненно. У него нет ни ножа, ни царапины. Улики против него действительно сильные. Исчезновение фаворита имело для него большое значение; его подозревают в отравлении конюха; он, без сомнения, был под дождем; в руках у него была тяжелая палка, а галстук его нашли в руке убитого. Я думаю, что всего этого достаточно, чтобы привести его на скамью подсудимых.

Холмс покачал головой.

– Хороший защитник разобьет в прах все эти обвинения, – сказал он – зачем ему было уводить лошадь из конюшни? Он мог бы искалечить ее и там, если бы хотел. Нашли у него подделанный ключ? Кто продал ему опиум? А главное, как и куда мог он – чужой в этой местности – спрятать лошадь, да еще такую? Что он говорит насчет бумаги, которую он просил служанку передать конюху?

– Он говорит, что это была десятифунтовая бумажка. Одну такую бумажку нашли у него в кошельке. Но все другие высказанные вами затруднение совсем не так страшны, как кажутся. Он вовсе не чужой в этой местности… Он жил в Тэвистоке два раза летом. Опиум он, вероятно, привез из Лондона. Ключ, наверно, забросил после того, как употребил его в дело. Лошадь, может быть, лежит на дне какой-нибудь шахты или заброшенного рудника.

– Что он говорит о галстуке?

– Он признает его своим и уверяет, что потерял его. Но в деле обнаружилось новое обстоятельство, которое может объяснить, почему он увел лошадь.

Холмс насторожил уши.

– Мы нашли следы, указывающие, что шайка цыган останавливалась в понедельник ночью в миле от места, где совершилось убийство. Во вторник они ушли. Если предположить, что между Симпсоном и цыганами существовало соглашение, то не мог ли он, когда его нагнали, вести лошадь к ним, и не находится ли она теперь у них?

– Конечно, это возможно.

– Цыган разыскивают в болоте. Я также осмотрел все конюшни и пристройки в Тэвистоке и на десять миль кругом.

– Кажется, вблизи есть еще скаковая конюшня?

– Да, и это факт, которым не следует пренебрегать. Лошадь этой конюшни, «Десборо», была вторым фаворитом, и потому исчезновение первого – в их интересах. Известно, что у Сайлэса Броуна, тренера, записаны большие пари, и он не был другом бедного Стрэкера. Однако мы осмотрели эти конюшни и не нашли ничего подозрительного.

– И ничего, что могло бы указывать на то, что Симпсон связан какими либо интересами с конюшней Кэпльтона?

– Ровно ничего.

Холмс откинулся на спинку коляски, и разговор прекратился. Несколько минут спустя, наш экипаж остановился у хорошенькой виллы из красного кирпича, увитой плющем и стоявшей у самой дороги. На некотором расстоянии от нее виднелась длинная постройка, крытая серой черепицей. Во всех других направлениях тянулась извилистая болотистая равнина, вся бронзовая от увядающих папоротников, сливавшаяся в дали с горизонтом и прерываемая только колокольнями Тэвистока да группой построек на заводе – кэпльтонскими конюшнями. Мы все выскочили из коляски, за исключением Холмса. Он продолжал сидеть по прежнему, откинувшись на подушки и устремив глаза на небо, очевидно, весь погруженный в свои мысли. Он сильно вздрогнул, когда я дотронулся до его руки, и вышел из экипажа.

– Извините меня, – проговорил он, обращаясь к полковнику Россу, с удивлением смотревшему на него. – Я грезил наяву.

По блеску его глаз и по сдержанному волнению, я, привыкший к нему, убедился, что он напал на след, хотя никак не мог догадаться, как он мог найти его.

– Может быть, вы желаете сейчас же пойти на место преступления, м-р Холмс? – сказал Грегори.

– Я думаю, лучше остаться здесь и расспросить о некоторых подробностях. Я предполагаю, что Стрэкера принесли сюда?

– Да, он лежит наверху. Осмотр тела назначен на завтра.

– Он и служил у вас несколько лет, полковник?

– И был отличным слугой.

– Предполагаю, что вы осмотрели его карманы, инспектор?

– Все вещи в гостиной. Если желаете, можете взглянуть на них.

– С удовольствием.

Мы все перешли в гостиную и сели вокруг стола, стоявшего посредине комнаты. Инспектор отпер четырехугольный жестяной ящик и выложил перед нами небольшую кучу вещей. Тут была коробка спичек, двухдюймовый огарок сальной свечи, трубка, кожаный мешочек с пол-унцией табаку, серебряные часы с золотой цепочкой, пять золотых соверенов, алюминиевый карандаш, несколько бумаг и ножик с ручкой из слоновой кости, с очень тонким негнущимся лезвием и со штемпелем «Вейсс и К°, Лондон».

– Очень странный нож, – сказал Холмс, взяв его в руки и внимательно оглядев его. – по тому, что я вижу на нем пятна крови, я предполагаю, что это тот самый нож, который нашли в руке покойного. Ватсон, этот нож, наверно, по вашей части.

– Это нож для снятие катарактов, – ответил я.

– Я так и думал. Очень тонкое лезвие, предназначенное для очень тонкой работы. Странно было брать с собою такую вещь, предполагая, что угрожает опасность, тем более, что нож не закрывается.

– На кончик надевался наконечник из пробки, который мы нашли рядом с трупом, – сказал инспектор, – жена Стрэкера говорит, что нож лежал на туалетном столе несколько дней, и что он взял его уходя из комнаты. Это плохое оружие, но, может быть, у него не было лучшего под рукой.

– Очень возможно. А это что за бумаги?

– Три счета, подписанные торговцами сеном. Письмо от полковника Росса с приказаниями. Счет на тридцать семь фунтов пятнадцать шиллингов от портнихи, г-жи Лезюрье, из Бондстрита, на имя Вильяма Дэрбишайра. М-с Стрэкер говорит, что Дэрбишайр – друг ее мужа и письмо на его имя иногда адресовались сюда.

– Madame Дербишайр, должно быть, особа несколько расточительная, – заметил Холмс, просматривая счет. – Двадцать две гинеи за костюм – это дороговато. Кажется, здесь нам не узнать ничего более, и потому отправимся на место преступления.

Когда мы вышли из гостиной, в коридоре к инспектору подошла какая-то женщина и дотронулась до его рукава. На ее бледном, худом, взволнованном лице лежал отпечаток только что пережитого ужаса.

– Поймали вы их? Нашли их? – задыхаясь, проговорила она.

– Нет, м-с Стрэкер; но вот м-р Холмс. Он приехал из Лондона, чтобы помочь нам, и мы сделаем все, что возможно.

– А мы с вами встречались недавно в Плимуте, на гулянье в саду, м-с Стрэкер, – сказал Холмс.

– Нет, сэр, вы ошибаетесь.

– Неужели? А я-то был готов поклясться, что это вы. На вас был туалет из шелковой материи сизого цвета, отделанный белыми страусовыми перьями.

– У меня никогда не было такого туалета, – ответила м-с Стрэкер.

– А! Так, значит, я ошибся.

Он извинился и вышел из дома вслед за инспектором.

Короткий переход по болоту привел нас к яме, где было найдено тело. На краю ее стоял терновый куст, на котором висел плащ.

– Ведь в эту ночь не было ветра! – сказал Холмс.

– Ни малейшего; но шел очень сильный дождь.

– В таком случае, плащ не мог быть отнесен на кусты ветром, но был повешен на них.

– Да, он был положен на куст.

– Это чрезвычайно интересно. Я вижу, что земля кругом сильно притоптана. Без сомнения, много ног прошло здесь с ночи понедельника.

– Здесь, в стороне, была положена рогожка, и мы все стояли на ней.

– Превосходно.

– Вот тут у меня в мешке один сапог Стрэкера, башмак Фицроя Симпсона и стальная подкова «Сильвер-Блэза».

– Дорогой инспектор, вы превзошли себя!

Холмс взял мешок и, спустившись в яму, передвинул рогожу ближе к центру. Затем он лег плашмя и, опершись подбородком на руку, принялся внимательно рассматривать притоптанную грязь.

– Ого, это что? – внезапно сказал он.

Это была полусгоревшая восковая спичка, настолько покрытая грязью, что, с первого взгляда, походила на щепку.

– Не понимаю, как я просмотрел ее, – проговорил инспектор с недовольным видом.

– Ее не было видно в грязи. Я нашел только потому, что искал ее.

– Как! Вы рассчитывали найти ее?

– Считал это довольно вероятным.

Он вынул из мешка сапоги и сличил следы каждого из них со следами в грязи. Потом он вылез из ямы и принялся шарить в папоротниках и кустах.

– Мне кажется, нет более следов, – сказал инспектор. – Я очень тщательно исследовал почву на сто ярдов по всем направлениям.

– В самом деле! – сказал Холмс, вставая с колен. – Не буду настолько невежлив, чтобы снова сделать это после вашего заявления. Но мне хотелось бы пройтись по болоту, пока не стемнело, чтобы к завтра иметь полное понятие о местности, а эту подкову я возьму себе в карман на счастье.

Полковник Росс, выказывавший признаки некоторого нетерпение при виде спокойного, систематического исследование моего приятеля, взглянул на часы.

– Пойдемте со мной, инспектор, – сказал он, – я должен посоветоваться с вами о многом и особенно о том, не обязаны ли мы перед публикой снять имя нашей лошади с записи на приз.