Человек, который сделал Балтийское море (сборник) - Север Гансовский

Голос. Распорот правый валик. Возможно, ножницами. Распорот и зашит.

Старик (растерянно). Уже зашит… Послушайте, но это мой диван. И он сейчас там, на звездах? Как странно и… обидно. Вещи, слепые, бездушные, переживают бездну лет, попадают за миллион километров. А мы сами? Объясните мне, вот наши мысли, тревоги, наша усталость, радость, беда — из этого что-нибудь осталось? Хоть что-нибудь не исчезает?… Раньше, скажем, в бога верили, считали: после смерти человек в раю будет жить вечно. А теперь материализм — помер и будто не жил… Вот отвечайте: от меня что-нибудь перешло к вам туда, где тысячи оттенков счастья? От меня, кроме дивана, на котором я спал?

Голос. Сейчас выясним… Кто вы теперь, в настоящее время?

Старик. Старик.

Голос. А чем занимаетесь?

Старик. Этим и занимаюсь. Семьдесят пять лет. Куда ни попадешь, все кругом моложе — другие чувства, другие интересы. Тут, правда, на бульваре пожилые сидят, несколько человек. О здоровье толкуют. То есть одни о болезнях и хвастают ими, другие, наоборот, хвалятся, как сердце хорошо работает, как сон. Но это одинаково противно… Или еще тема: обсуждают, чего есть нельзя, чего пить. Белый хлеб нельзя, сахар тоже. Когда заваренный чай простоял, видите ли, больше десяти минут, он уже токсичен. То вредно, это… Но если так рассуждать, жить в целом вредно… Алло, на проводе?!

Голос. Да, слушаем.

Старик. А почему молчите?

Голос. Наверное, вы сейчас плохо чувствуете себя. Вы нездоровы, да?

Старик. Нездоров. Поэтому они и хотели медсестру. Но при чем медсестра, когда я просто старый? Каждая жизнь, если ее не прерывать, приходит к старости — вот в чем беда. У меня лучшие друзья уходили молодыми.

Голос. Мы могли бы вам помочь. У нас гигантские возможности. Если б вы очень подробно описали нам свое состояние…

Старик (прерывает). Лучше выслушайте, дайте просто поговорить. А то почти все время молчу. Из-за памяти. Возьмешься что-нибудь доказывать, а потом замечаешь, что забыл, с чего начал. Да и вообще потолковать не с кем. Внучка вот, Таня, той самой экологией занимается. Племянник — структурным анализом. Но что такое структурный анализ? Он примется объяснять, каждая фраза в отдельности вроде понятная, а вместе не складываются… Поговорить мало доводится, а делать дома тоже нечего. Ни дров поколоть, ни воды наносить — одни выключатели да кнопки. Я работать привык, а тут все готовое. Сидишь целый день, руки сложены. Вот ведь как выходит — люди трудятся, в результате их работы меняется мир. Но чем больше они старались, тем меньше к старости такого дела, которое они умели. Только вспоминать остается. Но тут тоже мало хорошего.

Голос. Отчего? Вы разве недовольны прожитой жизнью?

Старик. Конечно. Сделал совсем мало. В юности, когда силы, здоровье, мечтал подвиг совершить. А жизнь прошла незаметная, будто и не было. Оглянешься, кругом вроде моего совсем не осталось. Взять ученого, к примеру. Он лекарство изобрел либо закон вывел, которым люди до сих пор пользуются. Или художник. Самого давно уж нет, а картину смотрят в музее, приходят. Теперь вот я… Работал-работал, руки всегда в мозолях, но все как сквозь пальцы, все исчезло. Вы сказали, старость — это знания и мудрость опыта. А у меня какие знания? Другой племянник, Игорь, по бетону специалист. Делают они там такую машину, чтобы плотность повышала, по стройкам испытывают, ездят. А мы его, бетон, в свое время как уплотняли? За плечи возьмемся и ходим взад-вперед, топаем. Многие еще в лаптях были. Это и есть моя мудрость — поднимай больше, тащи дальше.

Голос. Значит, если б к вам вернулась юность, вы бы иначе жили?

Старик. Факт, иначе. За что-нибудь такое взялся, что с годами не уйдет, не отменится.

Голос. Но кем вы были прежде?

Старик. Кем был?… Да обыкновенным человеком. Не «крупный», «известный» или там «значительный». Рядовой, как все. Правда, большинство ведь так и есть: на первые, не вторые, даже не третьи, а просто на заводе работают, в конторе считают. Но ведь проходных, второстепенных ролей в жизни нету. Для своей собственной биографии каждый, кто бы он ни был, все равно главный герой. Так неужели же… Слушайте, я опять сбился. Пожалуйста, давайте кончать, хватит.

Голос. Вы ощущаете себя одиноким и ненужным?

Старик. Нет, не знаю… Дома обо мне все заботятся. Даже слишком — вот это и мучает. Они вообще-то неплохие — зятья, невестки, внуки. И все время в командировках, экспедициях. Друзей у них много, с которыми они там, в пути, сходятся. Квартира большая, постоянно новые люди. А сами родные уезжают часто и передают меня с рук на руки, чтобы я один не оставался. Утром, бывает, выйдешь в столовую — там совсем незнакомые люди. Меня увидали: «Здрасте, Пал Иваныч, здрасте. Мы тут завтрак приготовили, и эти таблетки вам обязательно принять». Но видно же: у них на столе свои бумаги, в голове свои дела… Словом, путаюсь я тут, отвлекаю. Решил уйти.

Голос. Куда?

Старик. Пройду последний раз места, где воевал, строил. Где молодым был, не стариком, как сейчас. В деревню загляну, откуда сам родом, может, работу какую немудрящую найдут. Я же для людей делать привык, а дома все делают для меня, и я никому ничего… Знаете, как неловко, что внучка Таня по два раза в день прибегает? У нее в институте дел хватает, да и девушка молодая, погулять надо. А она ко мне. Говорю, не надо, мол, так часто, разок в неделю хватило бы. Но разве им докажешь?

Голос. Выходит, они хорошие, настоящие люди.

Старик. Родня-то?… Хорошие.

Голос. Вероятно, они не без вашего участия стали такими?

Старик. Без. Я их не воспитывал. Они, между прочим, и не родные. Только так считается… Ну извините, пора мне. Пойду. До свидания.

Голос. Алло, алло! Как же вы уйдете, когда нам нужно еще много узнать? Подождите! Неужели не увлекает возможность говорить с будущим? Ведь это впервые за всю историю… Итак — почему только считается, что родные?

Старик. Все, ухожу. Собрался уже. Спасибо большое за разговор. Узнал, что вы есть, человечество продолжается. И хватит с меня… Да; кстати, а Земля? Она-то еще существует?… Вы сами на Млечном Пути, а планета наша как? Бросили?

Голос. Нет, что вы! И теперь живут. Земля — столица всех планет.

Старик. Вроде музея?

Голос. Нет, почему? Но то, что нужно было сохранить, сохранено… Между прочим, нашу беседу Земля сейчас тоже слушает, как и другие многочисленные миры.

Старик. Чего-то я не понял… Вот сейчас слышат люди?

Голос. Слышат.

Старик. Прямо сейчас? И то, что мы говорим?

Голос. Миллиарды миллиардов. Это же первая передача.

Старик. Вот это попал. Что же вы не предупредили, вы меня прямо в краску. Я жалуюсь, ворчу…