Беглец - Алексей Евтушенко

- Действительно, - хмыкнула я, входя в ближайшую телефонную будку. Зачем нам миллион долларов - солить их, что ли? Тем более миллиард...

Наташки дома не оказалось. Ее американский муж объяснил, что она уехала по делам фирмы куда-то на Запад и вернется в лучшем случае дней через пять.

Больше знакомых у меня в Нью-Йорке не было, и мы отправились просто бродить по городу.

Уже потом, опять у меня дома, мы лежали на чистых простынях, утомленные любовью (как мне было не пустить его в постель после всего происшедшего?). Моя голова покоилась на его груди, от которой шел слабый терпкий запах молодого мужского пота. В окно робко заглядывал новорожденный месяц, и мои глаза сладко слипались.

- Не смей засыпать раньше меня, - пробормотала я и погрузилась в сон.

Это были, наверное, самые яркие дни в моей пока еще недолгой и не слишком разнообразной жизни. Дни и, конечно, ночи. Любовником Иван оказался тоже совершенно удивительным. Нежным, пылким и неутомимым. Он отдавался любви весь, но и брал все. И я с готовностью и радостью это все ему отдавала.

Так прошла неделя. Половина моего оплачиваемого отпуска. А я ведь собиралась провести его в Крыму... Впрочем, в Крыму мы за это время тоже побывали. И не только в Крыму.

Я перестала задумываться, откуда он брал деньги. Просто они у него всегда были и в том количестве, которое на данный момент было необходимо. Конечно, я не оставляла - особенно в первые дни - попыток узнать о нем побольше. Но он большей частью отшучивался. Или просто молчал. Мне было хорошо с ним. Даже слишком хорошо. И только неясное ощущение тревоги время от времени закрадывалось в мою душу при взгляде в его ярко-синие пронзительные глаза.

Особенно сильно я ощутила эту тревогу, когда однажды на наших глазах трамвай насмерть сбил человека. Мы стояли на тротуаре и дожидались зеленого света, чтобы перейти улицу, а этот мужчина (по-моему, он был пьян) просто шагнул на рельсы. В такой ситуации и Шумахер не успел бы затормозить. Разве что объехать. Но это, повторяю, был трамвай. Раздался тупой удар, и человек, пролетев по воздуху несколько метров, упал к нашим ногам. Я сразу подумала, что он уже мертв, и от страха вцепилась в руку Ивана. А он мягко меня отстранил и присел на корточки перед этим беднягой. Он присел перед ним на корточки и положил свою левую руку ему на грудь, а правую на испачканный кровью лоб. Толпа возбужденных происшествием людей окружила нас. Но совсем близко никто не подходил. Все просто стояли и смотрели. Несколько человек по мобильным телефонам вызвали "Скорую помощь" и милицию. Но "Скорая" не понадобилась.

- Встань, - тихо сказал Иван.

И человек открыл глаза (они оказались карие и совершенно трезвые) и сел, недоуменно оглядываясь по сторонам. Сначала сел, а затем легко поднялся на ноги. Выглядел он совершенно целым и невредимым.

- Пойдем, - Иван взял меня за руку. - Сейчас начнутся всякие расспросы, а я этого не люблю.

И мы ушли. Никто не пытался нас остановить. И только спасенный Иваном мужчина растерянно глядел нам вслед, словно пытаясь вспомнить что-то очень важное...

Это случилось на девятый день нашей жизни с Иваном. Ранним утром. Я спала, рядом спал мой Иван, и кто-то третий пристально смотрел на меня. Сквозь тонкую пелену сна я всей кожей чувствовала этот изучающий тяжелый взгляд. Нужно было просыпаться, чтобы окончательно уяснить для себя природу данного ощущения, но просыпаться почему-то было страшно.

- Г-голубки, - произнес чей-то звучный бас. От испуга я открыла глаза.

Посреди комнаты, глубоко засунув руки в карманы широких штанов, стоял человек и разглядывал нас.

Я осторожно повернула голову. Иван продолжал безмятежно спать.

- Кто... кто вы такой?

- Это сейчас не имеет значения, - хмыкнул незнакомец.

Он стоял спиной к окну, в которое ломилось утреннее солнце, и я не могла как следует рассмотреть его лицо.

- Будите своего... друга, - сказал он. - Я вас жду на кухне.

- О ч-черт...

Я накинула халат и растолкала Ивана.

- Что... что случилось?

- Не знаю. Там, по-моему, к тебе пришли. Не знаю, уж каким образом он проник в квартиру...

- Ко мне?!

- Мои друзья имеют обыкновение звонить в дверь или стучаться, а не пользоваться отмычкой. И вообще, я его первый раз вижу.

- Погоди... - Иван приподнялся на локте, как бы прислушиваясь к чему-то. - Да, - вздохнул он. - Придется идти.

В кухне незнакомец свободно развалился на стуле и прихлебывал "Амонтильядо". В руке его дымилась сигарета.

- Хорошее вино, - похвалил он, увидев нас. - Когда это ты, интересно, научился разбираться в винах? Присаживайтесь.

Мы послушно сели, и я как следует его разглядела. Высокий блондин с довольно приятными чертами полноватого лица, которое, впрочем, портили светло-голубые водянистые глаза и сероватого, нездорового оттенка кожа. Цветастая рубашка болталась на широких плечах, и какой-то горьковатый, миндальный, вызывающий смутное беспокойство запах, смешиваясь с ароматом "Амонтильядо" и табачным дымом, исходил от него.

- Как ты меня нашел? - хмуро осведомился Иван, протягивая руку и наливая себе из бутылки, стоящей посреди стола.

- Трудно было, - усмехнулся блондин. - Но я постарался.

- Он послал тебя?

- Скорее, он дал себя уговорить послать меня.

- Кому дал?

- Мне, кому...

- Ага... С чего бы это?

- С чего бы это что?

- С чего бы это он дал себя уговорить и с чего бы это именно ты его уговаривал?

- Ну... ты все-таки его сын. А почему я... Мой каприз, скажем так.

- Каприз? Что-то не верится. Какой у тебя может быть каприз?

- Как раз у меня и может быть. Это ваши... Но ты, разумеется, прав. Дело не в капризе. Просто все должно быть, как... должно. Со мной все ясно. Я - противник. А вот ты...

- Я просто трус.

- Послушайте, мальчики, - не выдержала я, - может быть, все-таки объясните, в чем дело? В конце концов, это мой дом...

- Мадам, - любезно осклабился блондин, - мой вам совет: не лезьте в это дело.

- Я вам не "мадам"!

- Ну хорошо, - согласился он. - Пусть будет мадмуазель.

- Он прав, Света, - вмешался Иван. - Тебе лучше поменьше знать о наших делах.

- Криминал, что ли?

Блондин гулко захохотал и поперхнулся вином.

- Не беспокойся, - грустно улыбнулся Иван, - тебя это не затронет никоим образом.

- Да уж, - подтвердил блондин, откашлявшись. - Но мы отвлеклись. Если ты считаешь свой поступок поступком труса - твое дело. Я склонен думать иначе.

- Естественно.

- Будь добр, не перебивай. Ты просто сделал выбор. У тебя был выбор, и ты его сделал. Конечно, никто не мог и предположить, что ты изберешь этот вариант. Такого никогда и нигде раньше не случалось. И ни с кем. Самое смешное заключается в том, что твой поступок не подлежит наказанию. Он неподсуден. Ты не пошел против. Ты пошел по-другому.