Они ведь едят щенков, правда? - Кристофер Бакли

Кофе. Нужно. Выпить.

По крайней мере, подумал Жук с той капелькой самодовольства, какую ему удалось выдавить из себя в нынешнем униженном состоянии, он еще не докатился до той стадии, когда утром приходится глотнуть спиртного, чтобы очухаться.

Экран компьютера светился. Жук содрогнулся, а потом с облегчением вспомнил про так и не отправленный, слава богу, и-мейл, и машинально приступил к ритуалу кофеинизации, служа себе самому и баристой, и фельдшером «скорой помощи».

Снова завизжали валькирии. По-видимому, пятнадцать минут уже истекли. О боже…

Минди не нравилось, что он выбрал для ее звонков такую мелодию. Вагнер? Ну, знаешь, дорогой.

Жук решил — мужественно и мятежно, — что не станет отвечать на звонок. И дерзко усмехнулся. О чем бы она ни собиралась оповестить его сегодня утром, это может подождать, пока его организм не взбодрится от порции обжигающего кенийского стимулятора.

Он лениво подумал: что стряслось в этот раз? Термиты съели очередную колонну? Или смотритель Пекфасс снова напился?

Плевать. Он сам ей потом перезвонит. Да. Му-а-ха-ха-ха! Он… соврет, что был в душе.

Он налил себе кофе, уселся перед ноутбуком и нажал на клавиши, которые выпустили кибер-джиннов с новостями.

«Вашингтон пост»: СЕНАТ УБИВАЕТ ДАМБО.

«Таймс»: СУПЕР-БЕСПИЛОТНИК ПОГИБ В СЕНАТСКОМ КОМИТЕТЕ.

Жук задумался: а как там Чик справляется с похмельем? И вообще — добрался ли он до своей гостиницы? Или, может быть, лежит ничком в Зеркальном пруду напротив Мемориала Линкольна — мертвым: очередная жертва нынешнего ассигнационного процесса? Такой исход вполне вероятен. После часа ночи Чик внезапно перешел на текилу. Нечего сказать, разумный шаг после долгого вечера с обильным возлиянием.

Жук навел курсор на папку с названием РЕП.АРМ. Кликнул файл «Гл.17» и прочел несколько абзацев, но тут вновь завизжали валькирии.

«Готовьтесь к удару!» — прокричал Турок, перекрывая пронзительное гудение отказывающих двигателей.

Жук задумался. Затем после слова «прокричал» он вставил «сквозь стиснутые зубы». Да. Так лучше. Но потом задумался: а можно ли действительно кричать сквозь стиснутые зубы? Он стиснул зубы и попытался прокричать: «Готовьтесь к удару», но у него вышли странные звуки, слегка похожие на те, что издает аутист.

Папка РЕП.АРМ. содержала последнее из сочинений Макинтайра — роман «Репарация ‘Армагеддон’», над которым он работал в настоящее время. Третий из его трилогии «Армагеддон». Первые два (для которых, увы, пока так и не нашелся издатель) назывались «Операция ‘Армагеддон’» и «Трепанация ‘Армагеддон’».

Это был плод многолетних трудов на литературной ниве. Жук начал писать почти десять лет назад, когда сразу после колледжа устроился на работу в вашингтонскую рекламную фирму, выполнявшую заказы для оборонной промышленности. Днем он сочинял рекламные тексты и пресс-релизы, побуждавшие Конгресс раскошеливаться на отполированные до блеска последние новинки военного оборудования. Зато ночи безраздельно принадлежали ему. Он корпел над романами, где действовали мужественные герои по имени Турок или Руфус, где гремело ужасное, холодное-прехолодное оружие и где появлялись красивые, но смертельно опасные героини, которых звали Татьяна или Джейд и которым нельзя было ни доверять, ни противиться.

Жук почитывал эти романы своим подругам за стаканом вина.

Над вашингтонской Эспланадой зловещей струйкой микологического дыма поднялось грибовидное облако. Президентский вертолет, «Мэрайн-1», начал отчаянный рыск, а его пилот, майор Бак «Турок» Макмастер, яростно боролся с рычагом управления…

— Отчаянный рыск? — прерывала его подруга. — Это еще что такое?

Жук снисходительно улыбался. Девушки просто не врубаются в технику, правда? Правда, Жук сознавался, что сам не врубается в женскую прозу. Например, в Дэниел Стил и Джейн Остин.

— Это когда самолет делает вот так, — показывал Жук, вращая плоскую ладонь вокруг воображаемой вертикальной оси.

— А разве там был не вертолет?

— Принцип тот же самый.

— «Отчаянный рыск». Ну ладно — хотя странно как-то звучит.

— Клэр, это технический термин.

— А что такое «микологический дым»?

— Грибовидное облако. Ты не слышала слово «микологический»? Микология — наука о грибах.

Клэр пожимала плечами.

— Ну, раз ты уверен.

— А что тебе не нравится?

— Да нет, все хорошо. Правда. Очень мило.

Жук откладывал в сторону рукопись.

— Клэр, что именно показалось тебе «очень милым»? Разве может быть что-то «милое» в двадцатипятикилотонном термоядерном устройстве, которое только что взорвалось возле Мемориала Джефферсона?

— Пожалуй, что нет.

— Им необходимо доставить президента в воздушный центр управления. И каждая секунда…

Клэр зевала, отчаянно рыская глазами по сторонам.

— Ты есть не хочешь? Я бы от суши не отказалась.

Снова завизжали валькирии.

— Да, Мин.

— Уолтер! Я уже звонила.

— Извини. Кровавая рвота мучила.

— Что?

— Я был в душе. Ты сама сказала, что тебе нужны мои мозги в рабочем состоянии. Ладно. Сейчас приведем в действие нейроны. Три, два, один. Запускаем нейроны. О чем речь?

— О Лаки Страйк.

О господи…

И Минди приступила к подробному рассказу, длившемуся, как прикинул Жук, три-четыре минуты. Ему совсем не хотелось выслушивать этот монолог, но он понимал, что прервать его, не узнав медицинского диагноза больной лошади, — значит навлечь на себя обвинение в величайшем равнодушии. Он резко запрокинул голову, причинив себе сильную боль.

— Поэтому доктор Дикерсон сказал, что мне категорически нельзя на ней ездить, пока сухожилие окончательно не заживет. Уолтер? Уолтер, ты вообще меня слушаешь?

Сухожилие. О, это слово! Как Жук ненавидел это слово! В последние годы оно уже стоило ему десятков — или, может быть, даже сотен — тысяч долларов. Были и другие слова и выражения, имевшие отношение к лошадиной анатомии, которые заставляли его вздрогнуть: лопаточно-плечевой сустав, путовый сустав, копытная кость, — но особенное отвращение он испытывал именно к сухожилию.

— Понимаешь, тут уже речь идет о моральных соображениях.

Жук унесся мыслями к фабрикам по производству собачьего корма, к их превосходной работе.

— Тпру, Мин! Как ты сказала — «о моральных соображениях»?

— Да. Если я буду по-прежнему ездить на ней, не давая сухожилию зажить… Уолтер, до тебя все еще не доходит? Если с сухожилием… — Что это с ней? Она как будто тяжело дышит. — …Нет, я даже думать об этом не хочу.

— Мин, — вздохнул Жук. — Сейчас не самое удачное время.

— Хочешь, я перезвоню тебе попозже?

— Нет, милая. Я не о том… Ты видела сегодняшние утренние новости?

— Уолтер. До соревнований остается всего шесть недель. — Пауза. — Ну, хорошо. А, по-твоему, как мне быть?

Жук помассировал левый висок.

— Насколько я понимаю, ты уже выбрала… замену… больному животному?

— Это лошадь, Уолтер. Сэм… — Вот еще одно слово, от которого у Жука пробегали мурашки: так звали ее тренера, а вернее сказать — злого гения. — Сэм говорит, что в Долларсмите продается отличная трехлетняя кобылица.

— М-м. А она тоже родственница Галеты?

— Если бы она и была ею, то уж никак не предлагалась по такой сходной цене. Но родословная очень хорошая. У представителей дома Виндзоров — и у тех нет такой родословной!

Родословная. Сущ., ж. р.; прил.: 1) чреватая банкротством; 2) чудовищно дорогая.

— Мин.

— Да, дорогой?

— Во что обойдется мне эта кляча?

— Ну, понимаешь, я же говорю — у нее отличная родословная…

— Мин!

— Двести двадцать пять!

Где-то за глазными яблоками Жука обозначился — как сказали бы врачи — новый болевой сигнал.

— Но нам нужно действовать быстро, — добавила Мин. — Сэм говорит, что вчера там шнырял и что-то вынюхивал посол Кувейта.

Несмотря на то, что Жука мучила боль, его очень рассмешила эта мрачная картина — как посол Кувейта шныряет и вынюхивает что-то около конюшен.

— Ну, детка. Пожалуйста. Пожалей меня.

— Уолтер, — сурово раздалось в ответ, — уверяю тебя, меня это радует ничуть не больше, чем тебя.

— Пожалуй, ты неправа: я все же обрадован этим еще меньше, чем ты.

— Что? Ох, да брось ты. Послушай — ведь когда я решилась пробиваться в команду, мы с тобой договорились, будем идти к победе вместе.

Вот как ей виделось это «вместе», подумалось вдруг Жуку: она будет состязаться за место в конноспортивной команде США, а он — подписывать чеки.

— Я помню, дорогая. Но чего мы не знали, когда мы с тобой приступали к этому, когда мы вместе вступали на путь, ведущий к победе в конном спорте, — так это того, что курс акций пойдет на снижение, как подводная лодка, и потянет за собой всю экономику, а вместе с нею расходы на оборону. Ты слышишь — я говорю о расходах на оборону? Ты еще помнишь, что именно они дают нам материальный достаток? А я гляжу сейчас в окно — и вижу, как по всему городу лоббисты оборонного ведомства выпрыгивают из окошек. Мин? Алло, Минди?