Повесть о неустрашимом Зигфриде и могущественных нибелунгах - Валерий Воскобойников

Чудище, изрыгая яд, ползло к водопою, и деревья на его пути стонали от ужаса.

Лишь один взмах руки, один удар мечом был у Зигфрида. Другого Фафнир бы ему не дал.

Из ямы, снизу, Зигфрид ударил мечом в тело дракона и пронзил его сердце.

Дракон затрясся, забил головой и хвостом, так что задрожала земля и в яму посыпались ее комья.

Зигфрид выпрыгнул наверх, и враги увидели друг друга.

— Погибнуть от такого юнца! — застонал задыхающийся дракон.

Он уже не мог навести страх на Зигфрида.

— Я знал, что ты когда-нибудь явишься, но не думал, что ты так молод! Слушай, еще не поздно, бери половину мира, мы будем владеть всем, что есть на земле, бери все, только заткни мою рану. Я мало жил, я жил мало! Я хочу жить еще! — Так стонал дракон, и кровь била фонтаном из пронзенного тела чудища.

— Нет, уже поздно, — хрипел дракон. — Как я тебя ненавижу, юнец! Я тебя ненавижу больше всех людей мира! Как я ненавижу всех вас, людей! — Дракон в последний раз дернулся и затих.

Его дымящаяся кровь разлилась небольшим озерцом. Зигфрид омылся той кровью и почувствовал, как затвердело его тело. Лишь узкий участок спины между лопатками накрыл кленовый лист в тот миг, когда он нагнулся. Зигфрид попробовал дотянуться до листа, но не смог.

— Не страшно, — сказал он самому себе, — вряд ли я когда-нибудь покажу врагу спину. Как он ошибался!..

Зигфрид отвел коня в ладью, оттолкнулся от берега и поставил парус, чтобы скорей возвратиться домой. Но поднялся шторм. Волны и ветер бросали судно то высоко к небу, то в бурлящую водяную бездну. Через несколько дней и ночей его ладья прибилась к неизвестной земле.

— Скажи, уважаемый, как называется ваша страна и как зовут короля, который правит ею? — спросил Зигфрид первого встречного человека, когда высадился на берег.

Человек тот был стар и носил одежду священника.

— Наша страна зовется Исландией. И правит ею не король, а правительница — дева Брюнхильда.

— Неужели ваши мужчины так слабы, что доверили править какой-то деве? — удивился Зигфрид.

— Ты ошибаешься, чужеземец. Но удивление твое простительно и понятно. Так удивляются все, кто ступает на нашу землю. Но больше не произноси таких слов. Наш народ благороден, суров и воинствен. Он не прощает ни обид, ни сомнений в своей силе. И горе тому, кто хоть взглядом, хоть словом заденет Брюнхильду. Но и те, кто желал стать ее женихом, кончали позорной смертью. Таких смельчаков к нам приплывает немало. Брюнхильда сама состязается с ними. Думаю, что в мире никогда не родится тот витязь, который опередит ее в беге, в метании копья и в любом другом деле, где нужна сила и ловкость. Она же поклялась, и ты согласишься в справедливости ее клятвы, что станет женой и отдаст королевство лишь витязю, который победит ее в состязаниях. Скажи, уж не один ли ты из тех, кто приплыл испытать неверное счастье и назваться ее женихом? Не это ли пустое желание привело тебя в наши края? Если так, то прими совет старого человека — немедленно возвращайся назад, в свою страну, потому что Брюнхильде в мужья сгодится разве что сам сатана.

— Меня привели волны и ветер, — ответил Зигфрид. — И стать чьим-то мужем я пока не спешу. Хотя посостязаться в воинском умении, если предложат, не откажусь никогда. И мне, и коню моему не мешало бы размяться после долгого плавания.

— Тогда поезжай прямо к замку. Видишь, он громоздится над морем, на скалах. Там, с другой стороны его, на поле собрались наши витязи на потешный бой, и я уверен, они с удовольствием примут тебя в состязание.

Еще недавно он проходил науку у Регина и забрасывал неподъемный для обычного смертного молот так далеко, что потом долго приходилось его отыскивать. А копье, которое он метал, рассекало тончайший прутик. И самый быстрый из стаи молодой волк, когда Зигфрид состязался с ним в беге вокруг озера, отставал на полкруга и прибегал, пошатываясь от слабости.

Поэтому здешнее состязание, на которое сошлись молодые рыцари и опытные бойцы, было для Зигфрида легким.

Он почтительно поприветствовал всех, и его приняли в круг.

Камень, который бросали они, показался Зигфриду невесомым. Он выбрал потяжелей, и его камень улетел за границы поля. Так же было и с копьем. И конь его, Грани, не посрамил хозяина. Один из молодых воинов хотел было подойти к белому красавцу, похлопать его по спине, но отпрянул в испуге — так дик и яростен оказался конь.

А потом рыцари начали бой. Не смертельный, потому что здесь были не враги и никто не хотел ничьей гибели. Важно было, сшибившись с соперником, усидеть в седле, не свалиться на землю под копыта других лошадей. Но даже и упавших оберегали, старались их не задеть. Многое в этой схватке зависело от быстроты и силы коня. Раз за разом Грани бросался навстречу противникам, и вместе с Зигфридом они посбивали с лошадей всех, кто нацеливался на них.

После потешного боя Зигфрида пригласили на пир, и здесь он услышал песню, которую пели бродячие музыканты.

Шпильманы пели о нем. О нидерландском королевиче Зигфриде, о том, как он победил страшного дракона Фафнира. Они пели о том, что ветер и волны скоро приведут Зигфрида в Исландию, где он станет первым среди бойцов.

— Должно быть, вы знакомы с тем витязем, о котором поете, если так уверенно рассказываете о его делах? — спросил Зигфрид после того, как музыканты допели и им поднесли угощение.

— О нет, благородный рыцарь, мы не встречали Зигфрида. Но людская молва быстрее ветра, и ни один из подвигов не остается сокрытым от людей.

Несколько раз Зигфрида спрашивали, кто он, из какой страны. Он не хотел выдавать знатное свое происхождение и отшучивался:

— Зовите меня Принесенный Штормом.

Теперь, после песни, исполненной музыкантами, ему еще труднее стало раскрыть свое имя.

— Там, за небольшими горами, на скалах над морем громоздится другой замок. Имя его — Изенштайн. По сравнению с нашим он словно взрослый рядом с ребенком. То родовой замок исландских королей. И проживает в нем наша королева — сама дева Брюнхильда. Возможно, ты, Принесенный Штормом, задумал посостязаться с нею в воинском искусстве? Возможно, возмечтал, победив ее, сделаться королем Исландии? Как добрые друзья, мы советуем тебе, отдохнув ночью в нашем замке, наутро повернуть своего неистового белого коня назад. Потому что не было и не будет на свете мужа, способного одолеть нашу королеву. Лишь наивные чужеземцы не знают об этом — так говорили Зигфриду.

Коня своего, Грани, он накормил добрым овсом, оставил в стойле под крышей, а сам растянулся на жестком соломенном тюфяке, положенном на каменный пол в гостевых покоях. Утром же, оседлав Грани, он направил его в сторону невысоких гор.

Чужое королевство было ему ни к чему. Жениться на незнакомой деве он не стремился. Но взглянуть на нее, на родовой королевский замок был не прочь.

Горы оказались не так близки, как виделось это сначала. К полудню он достиг их. На каменистых осыпях росла жесткая белесая трава, редкие кусты вцеплялись корнями в землю.

Неожиданно на покатой вершине, под крепким, но искривленным ветрами дубом, он увидел лежащего юного витязя.

Сначала Зигфрид заметил двух хищных птиц. Одна сидела на дубе, другая, слетев с ветки, приземлилась под деревом. Когда Зигфрид приблизился, птица, забравшись на грудь лежащего юноши, прицелилась, чтобы клюнуть его в лицо. Он слышал, что птицы эти у павших в бою первым делом выклевывают глаза.

Зигфрид отогнал птицу копьем, и она, злобно крича, взлетела на дерево.

Он сошел с коня, еще не зная, что сделает дальше — или предаст погибшего молодого воина земле, или по каким-нибудь приметам станет искать его родственников, чтобы передать им тело.

Странно, но ни крови, ни следов боя Зигфрид не заметил. Доспехи юноши были целы. Он так и лежал — в шлеме, в латах, в боевых рукавицах. Рядом, ближе к дубу, был воткнут в землю меч с рукоятью, красиво отделанной драгоценными изумрудами. Здесь же валялось копье с длинным и толстым древком, которое могло принадлежать лишь человеку богатырской силы.

Зигфрид нагнулся над мертвым, и показалось ему, что юноша не убит, жив. Он дотронулся до его щеки. Щека была теплой.

— Проснись! Тебя едва не склевали птицы! — радостно воскликнул Зигфрид и рассмеялся.

Но юноша не шевелился.

Точным движением Бальмунга Зигфрид вскрыл на груди лежащего доспехи, снял с него шлем и замер в изумлении. Перед ним лежал вовсе не юный воин-муж, а дева. Длинные белые волосы спадали с ее головы.

«Да тут вся страна полна девами-воительницами!» — то ли подумал, то ли проговорил вслух Зигфрид.

Пояс, расшитый жемчугом и драгоценными каменьями, крепко охватывал ее тело. Зигфрид собрался было расслабить пояс, чтобы та, что лежала без чувств, могла вздохнуть свободно, но дева неожиданно встрепенулась и воскликнула грозно: