1185 год Восток - Запад - Игорь Можейко

Великий шелковый путь часто определял не только политику и судьбу государств и народов, но и жизнь отдельного человека, который мог и не подозревать о том, что на свете есть Китай или Япония, Ирландия или Норвегия. Он в значительной степени определил и судьбы героев этой книги — Ричарда Львиное Сердце, который отправился освобождать Иерусалим, и молодого Тэмучжина (будущего Чингисхана), царицы Тамары и северского князя Игоря. Правда, влияние пути на судьбы людей часто было настолько сложным и опосредствованным, что необходимо построить длинную логическую цепочку причин и следствий, пока доберешься до конкретного человека.

Впрочем, это и необязательно делать.

Факт существования Великого торгового пути установлен, и можно двинуться вдоль него, останавливаясь, подобно путникам, в городах и замках, на постоялых дворах и возле военных лагерей.

Мир конца XII века, каким он показан в этой книге, сходен с вечерним городом. В некоторых окнах горят огни, и, если шторы не задернуты, мы можем туда заглянуть. В других света нет, но это необязательно означает, что комнаты пусты: может быть, их обитатели спят. Те сцены, что предстали нашему взору, позволяют получить представление о жизни города в целом.

В рамках общих законов развития средневекового общества рождались, жили, гибли многие народы. В городах трудились художники и поэты, строители и философы. Но по разным причинам информация, прорвавшаяся к нам через восьмисотлетнюю толщу времени, недостаточна и неодинаково равноценна. Причин много. И неравномерное развитие государств, и то, что одни из них сохранились по сей день и даже сберегли свои архивы и документы, а другие исчезли. Одни, как Ангкор, канули в небытие, но от них сохранились великолепные памятники. От других не осталось и следа. Названия их почерпнуты из летописей соседних стран.

Цель этой книги — не воссоздать строго научную историческую картину мира, а рассказать о людях, которые тогда жили, о творцах и жертвах истории. Следовательно, речь пойдет лишь о тех освещенных окнах, которые не закрыты шторами…

Остается лишь один вопрос: откуда начать путь?

Здесь выбор достаточно велик, и определяется он чисто субъективными факторами. Исходным пунктом путешествия и повествования я сделал страны Юго-Восточной Азии — один из дальних истоков Великого торгового пути.

Часть I. Истоки

Выдуманный король

Страны Юго-Восточной Азии подобны виноградной грозди, повисшей на южной ветви Великого шелкового пути. Это комплекс государств, связанных между собой торговыми, политическими и культурными узами. Им были свойственны общие черты. Они заимствовали у Индии религию — индуизм или буддизм, концепции государственной власти, письменность, многие приемы в строительстве и архитектуре, принципы искусства, даже мифологические мотивы и литературные жанры. Постепенно там укреплялась местная власть, связи с Индией становились все менее ощутимыми. Вместе с тем в них долго сохранялось индийское влияние в духовной жизни (куда большее, чем влияние китайское, хотя Китай периодически претендовал на верховную власть над ними).

Из государств, возникших на южном морском торговом пути, самым знаменитым, могучим и долговечным была островная империя Шривиджайя, которая включала Суматру и часть нынешней Малайи и контролировала проливы, ведущие из Бенгальского залива и Андаманского моря в Тихий океан. Государство это то усиливалось, то теряло часть владений, входило в союзы с властителями Южной Индии и Цейлона, подчиняло себе государства Индокитайского полуострова. Оно владело множеством островов и морских портов. Сила его заключалась во флоте, самом могучем в Азии. Китайский пилигрим, побывавший там в XII веке, писал, что Шривиджайя — «важный перекресток для торговли иноземных народов, где встречаются товары из всех стран и где они хранятся на складах для иноземных судов». А если «какой-нибудь иностранный корабль, проходящий мимо, не заходит в порт, вооруженная стража снаряжается в погоню и убивает экипаж и команду корабля до последнего человека».

В конце XII века Шривиджайя контролировала почти весь Малайский архипелаг, лишь на Яве существовали другие государства (впрочем, они не оставили о себе памяти). В портах Шривиджайи бросали якоря корабли китайские, цейлонские, кхмерские, тямские, вьетские, арабские. Везли они сандаловое дерево и слоновую кость, золото, серебро и олово, железо и лак, рис и пщеницу, фарфор и пряности. Эти и многие другие товары перечислены в записках любознательных китайских пилигримов.

Шривиджайя, государство знаменитое и могучее, тем не менее для нас подобна окну, закрытому плотной шторой. О Шривиджайе повествовали гости. Сама же эта держава ничего о себе не рассказала. И не оставила памятников — ни литературных, ни архитектурпых. Археологи лишь приступают к раскопкам в тех краях.

Впрочем, этому можно найти объяснение: Шривиджайей правили купцы и солдаты. В ней было множество морских портов — иначе не сохранить контроль над торговым путем. Зато собственное хозяйство было развито слабо, и за стенами крепостей и городов простирались леса, населенные племенами охотников и рыбаков.

Мы не знаем ничего достоверного о людях Шривиджайи. Следовательно, раз наша книга не об экономических проблемах и не о социальных законах, мы минуем Шривиджайю и перекочуем на Индокитайский полуостров, где процветали в XII веке Паган и Ангкор.

В мире совсем немного мертвых городов, которые не забыты, не съедены лесом, как Ангкор или города майя, не разрушены завоевателями и временем, не погребены под новыми жилищами.

Паган же — редчайшее исключение.

Последние жители покинули его в XIV веке, умирание города растянулось на столетие, но никто не посмел тронуть его дворцов и храмов. Да и не было в тех краях яростных завоевателей, желавших изгладить память о Пагане. Неподалеку возникали новые столицы и росли новые государства. Среди храмов, на месте сгоревших или сгнивших деревянных домов, дворцов и монастырей, появились деревушки, бывшие площади и улицы города превратились в поля. Но не погиб народ, не умерла религия, которой были посвящены храмы, и оттого потомки жителей Пагана с почтением и удивлением относились к громадам, воздвигнутым его царями. Не разрушаясь, ибо был построен на редкость крепко, превратившись в легенду, Паган продолжал существовать, и любой человек, проплывавший по могучей Иравади, видел белые и бурые силуэты храмов. А если он был бирманцем, то помнил с детства и названия храмов, и имена строителей. Правда, с течением времени все, связанное с Паганом, отрывалось от исторической действительности и становилось преданием: за именами скрывались не конкретные люди, но герои древности, замыслы и поступки которых соотносились в сознании потомков с красотой и величием их творений.

Каждая вторая бирманская сказка начинается словами: «Это было в Пагане». Там жили великие герои и знаменитые поэты, мудрые короли и коварные злодеи.

Паган — это крупнейший в мире мертвый город, который никто никогда не терял, никто никогда не забывал, но тем не менее его, уже в наши дни, пришлось открывать заново, чтобы вернуть истории.

Мне кажется правильным (хотя, может быть, и недостаточно эстетичным) сравнить Паган со скелетом некогда жившего существа, кости которого отполированы ветрами и дождями. По ним дотошные ученые могут восстановить внешний вид этого мастодонта, хотя наверняка ошибутся в деталях, в частностях. Костяк города — храмы — лишен плоти: домов, улиц и площадей, базаров, постоялых дворов и садов. Даже самый маленький из храмов, который некогда прятался в тени манговых деревьев и возникал перед путником внезапно, так как увидеть его можно было лишь вблизи, теперь виден издали: он стоит на голой равнине. Мы можем оцепить его пропорции и точность линий, но никогда не увидим и не поймем его в живой сумме строений и деревьев живого города. Потому требуется немалое воображение, чтобы представить себе, какой же была столица первого бирманского государства в 1185 году.

Бирманцы, построившие Паган, пришли в долину великой реки Иравади в IX веке. Они спускались с гор, стеной отделявших Бирму от Китая, и селились на жаркой, сухой равнине, оттесняя к югу или поглощая племена, занимавшие ее раньше. Паган, который тогда был, очевидно, небольшой крепостью, лежал несколько в стороне от их первоначальных владений, но вскоре стал предметом спора между бирманскими вождями, так как располагался на берегу Иравади — главного торгового пути. Оттуда можно было спуститься до самого моря, где стояли богатые города монов — народа, заселившего юг Бирмы за несколько веков до бирманцев. Паган стал форпостом государства, долины, в которых обосновались бирманские племена, — тылом, резервом.