Профессия – лгунья - Зоя Геннадьевна Янковская

разрезом глаз. Но вдавленные переносицы и размазанные носы с большими, будто опухшими, ноздрями сильно отличали филиппинок от японок.

Стоял табачный чад. По ковровому покрытию с невозмутимым видом прополз таракан. Никто не обращал на него внимания. Всё это так противоречило тому великолепию, которое царило в Японии, что сложно совмещалось в мозгу.

Откуда-то из глубины зала вышел человек необъятных размеров. Очень маленький и очень толстый. Мужчина поприветствовал нас сдержанным кивком головы. Мы тоже кивнули и представились, как учила Танака. Администратор достал какие-то документы, и все трое, Танака, толстый человек и администратор, перелистывая бумаги, о чем-то бурно толковали. Иногда бросали на нас откровенно-оценивающие взгляды и снова что-то зачитывали вслух. Мы так конфузились, что не знали, куда девать руки и ноги.

В углу на маленьком диванчике сидели две европейки. Шатенка и блондинка. В зале больше не было европейских лиц. Но мы не были уверены, что эти две девушки русские, поэтому не отваживались с ними заговорить. Одна из них сказала с улыбкой:

— Девочки, привет, вы впервые приехали работать?

— Да, мы только с самолета, — ответила Ольга.

— А мы сегодня последний день здесь работаем. Вас тут все ждали, — сказала беленькая девушка.

Я удивилась:

— Ждали? А вы?

— А нас перебрасывают в другой клуб.

— Кроме вас здесь нет русских? — спросила Оля.

— Нет, нас трое, но у третьей сегодня выходной. Вас, наверно, сейчас повезут в апартаменты, вы её увидите. Она дома, — сказала тёмненькая девушка.

Они выглядели какими-то напряженными и даже надломленными. Будто работа была пугающей и невыносимой для них. Я спросила, почему-то, шепотом:

— Ну как вам работа? Нормально?

Они переглянулись и невесело улыбнулись:

— Да терпимо.

— О чем говорит этот толстый мужчина с Танакой? — продолжала я шептать.

— Они обсуждают вашу внешность. Говорят, что вы красивые, — перевели девушки, — Только это не мужчина, — они хихикнули.

— Вот этот толстый?! — я не поверила.

— Ну да, вот эта толстая… женщина.

Я вопросительно посмотрела на Ольгу. Мне стало казаться, что надо мной издеваются. Оля бросила на толстого человека короткий взгляд и кивнула, соглашаясь:

— Да, это тётка.

— Но как же? — пыталась я возражать.

— Посмотри на ее руки, — сказала Оля.

Руки были совсем женские. Нежные и крошечные. И голос был женский. Но часы на руках и одежда, всё было мужским. Нам объяснили, что эту женщину называют Ёдоясан, и она курирует всю работу клуба. Её манеры, резкие движения, курение на ходу, говорили о том, что она категорически не желает осознавать себя женщиной.

В клуб вошли двое японцев, и все вдруг неестественно-сладкими голосами запели: «Ираша имасэ-э-э! Ираша имасэ-э-э».

— Что это значит? — прошептала я.

— Добро пожаловать, — тихонько проговорила светловолосая девушка.

— И все так должны говорить?

— Обязательно.

— Щаз… Вот ещё я бисер не метала…

Администратор жестом показал русским идти работать. Девушки поднялись и направились к гостям. Потом оглянулись и сказали с невыразимой теплотой и состраданием:

— Девочки, ну, счастливо! Удачи вам! Держитесь, всё это можно пережить.

От этих слов мне стало холодно где-то внутри в районе желудка. Хотелось выскочить из клуба и бежать без оглядки в каком-нибудь неизвестном направлении. Но в этом не было нужды. Танака всё обсудила и сказала, что нам пора идти.

IV

Нас привели в ресторан европейской кухни. В переполненном кафе пришлось несколько минут ждать, пока освободится столик. Сложно было поверить, что все эти люди по собственной инициативе пришли сюда в такой поздний час набить желудки. За соседним столиком спал мужчина прямо с газетой в руках. Очки у него съехали на нос, а в пепельнице дымилась почти до фильтра истлевшая сигарета. За столом подальше сидела спящая девушка с кружкой кофе. Рука съехала вниз, и кофе медленно вытекал через наклонившийся краешек. Что заставляло этих людей так себя истязать?! Что им мешало пойти домой и как следует выспаться перед работой, понять было сложно. Впрочем, остальные люди были бодры, смеялись, выпивали и не собирались идти домой. Было три часа ночи. Это был будний день. Но в Кавасаки, как, впрочем, и во всей Японии, никто спать как будто не собирался. Танака заказала себе салат, а нам — гигантские порции, как для слонов, с пловом и жареными яйцами. Мы были голодные, но от усталости и перевозбуждения не могли есть. Ноги подкашивались от слабости. Глаза самопроизвольно закрывались.

— Поднимите мне ве-еки! — промычала Ольга басом и раздула ноздри.

Я стала поднимать ей брови, чтобы у нее открылись глаза. Танака взяла салфетку и написала на ней наш режим работы.

— Рабочий день с семи вечера до четырех утра, — пояснила она, тыча в салфетку.

— Выходные — каждое воскресенье? — спросила я.

Она отрицательно покачала головой:

— Только два выходных в месяц. И в какие дни — решает Ёдоясан.

— А можно было бы мне найти ещё одну работу? Полы мыть, к примеру? — сказала я.

Она подпрыгнула на стуле:

— Нет! У тебя только с нами рабочий контракт! Мы всё оплачивали!

— Хорошо, хорошо, — успокоила я её.

— Ваш макияж очень слабый. Только ресницы. Это неправильно. Надо много-много! — она выпятила губы, чтобы показать акценты, — Яркая помада. Понимаешь? И большие глаза! Мазать глаза надо сильно. И каждый день разные вечерние платья. Вы много привезли одежды?

— Да, да. И платья, и брюки.

— Только платья, — отрезала она, — Вы — леди! Стричься тоже нельзя. У тебя длинные волосы, — обратилась она к Ольге, — Это хорошо. Но чёрные волосы — это плохо. У всех японцев чёрные волосы. Поэтому японцы любят блондинок. Ты должна перекраситься в светлый.

— Да как я перекрашусь, — возмутилась Ольга, — скажи ей, что я брюнетка от природы!

Я собралась было перевести, но Танаке было достаточно интонаций Ольги, чтобы понять смысл сказанного.

— Не хочешь краситься — не надо, — ответила она зло, — Но гостей у тебя не будет, хоть ты и хорошенькая.