Джентльмены предпочитают русалок - Х. П. Мэллори

Сойер кивает и, кажется, соглашается с моим утверждением.

— Я помогу тебе убрать это завтра, — любезно предлагает он. Он старается, а это больше, чем я могу просить. — Но, пожалуйста, расскажи мне остальную часть истории?

Я качаю головой. Я слишком устала.

— Завтра, — отвечаю я и не знаю, почему так легко соглашаюсь, если не считать того, что мне невыносимо сказать ему «нет». Он спас мне жизнь, долг, который я никогда не смогу вернуть. Как бы это ни было больно, он заслуживает полной правды.

Сойер уходит.

Я стою и смотрю, как фары грузовика исчезают вдали. Глядя ему вслед, я чувствую, как мой желудок скручивается узлом. Завтра у меня не будет другого выбора, кроме как объяснить, и эта мысль наполняет меня тревогой.

Глубоко вдохнув, я выхожу на улицу и направляюсь к машине.

* * *

Том весело лает, когда я прихожу в ветеринарную клинику, и я воспринимаю это как хороший знак. Дверь распахивается прежде, чем я успеваю постучать, и вдруг руки Венди обвивают меня, она притягивает меня к себе, уткнувшись лицом в изгиб моей шеи. Она высокая, но не слишком крупная женщина, но она сильна, несмотря на свои размеры, прижимает меня к себе.

Я хлопаю ее по плечу, и она отпускает меня, когда я хриплю. Я не могу сдержать улыбку. После неловкости с Сойером объятия — именно то, что мне нужно. Увидеть моего друга — именно то, что мне нужно.

— Я так переживала за тебя! — восклицает Венди. — Что сказали медики?

Я пожимаю плечами. По правде говоря, они сказали много чепухи, которую я не поняла, но, насколько я могу судить, я в порядке.

— Всего несколько царапин и синяков, — отвечаю я, когда Венди ведет меня дальше внутрь.

— Царапины и синяки?

— Я ударилась головой, но у меня нет сотрясения мозга, — по крайней мере, этот термин я понимаю.

— Ну, это хорошо, и я рада это слышать. А Сойер?

— Почти то же. Ему повезло — нам обоим повезло, — от этой мысли у меня все внутри переворачивается, и хорошее настроение улетучивается. В противостоянии с Калленом мы оба могли умереть. Русалы намного сильнее физически, чем люди. И мужчины — русалы значительно сильнее, чем женщины.

— Так что же случилось?

Я качаю головой, а затем вздыхаю.

— Венди, если ты не возражаешь… мы можем поговорить об этом завтра? Я уже устала, и единственная причина, по которой я пришла, — убедиться, что с Томом все в порядке, и поблагодарить тебя за помощь.

Венди кивает и ведет меня в заднюю комнату клиники. Знакомый вид сразу успокаивает меня, и я с благодарностью опускаюсь в ближайшее кресло. У меня болят ноги, и мне хочется умереть, но мне удается слегка улыбнуться, когда Венди предлагает кофе. Это странный человеческий напиток, горький и горячий, но он работает.

— Как Том? — спрашиваю я, когда Венди входит в одну из смотровых комнат, и я следую за ней.

— Спроси его сама, — улыбается Венди, и, как по команде, Том поднимает голову. Ему трудно двигаться из — за того, что мы сначала приняли за сломанные ребра. Я наклоняюсь и глажу его по голове, он виляет хвостом.

— Он в порядке? Переломы есть?

— С ним все будет в порядке, — говорит Венди, улыбаясь ему. — Нет переломов.

— Слава Богу, — шепчу я, пытаясь сдержать слезы.

— Сначала я думала, что у него сломаны ребра, — продолжает Венди, когда Том подходит ко мне, — но я рада сказать, что ничего не сломано. Ушиб, да, но он заживет, и он должен чувствовать себя намного лучше через неделю или около того. Я бы просто держала его в одной комнате и старалась не позволять ему слишком много двигаться.

Том издает милый лай и устраивается клубочком прямо у моих ног.

— Что все — таки случилось? — спрашивает Венди. Она возвращается в комнату с подносом свежесваренного кофе и печеньем. Ставя поднос на кофейный столик, она садится на сиденье рядом со мной. — Все, что я знаю, это что кто — то напал на тебя, и Сойер вмешался. Хорошо, что он это сделал.

У меня не хватает духу сказать ей правду. Как я могу? Я даже не хотела говорить Сойеру, но этого выбора меня лишили. Рассказать двум людям, кто я на самом деле, — невыносимая мысль в данный момент.

— Кто был тот мужчина, который вломился в твой дом? — спрашивает Венди.

Хоть я и сказала, что не хочу вдаваться в подробности, я все равно ловлю себя на том, что отвечаю. Такое ощущение, что я на автопилоте, я думаю, так это называют люди.

— Его зовут Каллен. Он был тем, за кого я должна была выйти замуж.

— Тот, от которого ты сбежала? Из Греции? — я вижу сомнение в глазах Венди, но она не давит на меня, и я благодарна за это.

Я киваю, не веря, что могу сказать что — то еще. Вместо этого я беру кофе, делаю большой глоток и тут же обжигаю язык. Жидкость невероятно горячая, она стекает по моему горлу, обжигая нёбо, но я не могу сказать, что чувствую боль — только тепло. Подслащенный сахаром и молоком — чего у нас на Корсике нет, — этот напиток смягчает мою внутреннюю холодность.

Венди тянется к своей кружке. Она делает глоток, прежде чем вздрогнуть и снова поставить его на стол.

— Слишком горячо, — объясняет она, — я не знаю, как можно так пить.

Возможно, потому, что в океане все такое холодное, и, таким образом, горячий напиток — это новинка. Я только пожимаю плечами и делаю еще глоток. Венди я говорю:

— Я хочу поблагодарить тебя за все, что ты сделала сегодня. Помочь Тому было очень любезно с твоей стороны.

— Том может быть бродягой, но я считаю его членом семьи. Хотя после сегодняшнего дня у меня возникает соблазн позволить тебе оставить его навсегда.

Раньше Венди говорила мне, что я могу держать Тома у