Точка кипения - Андрей Воронин

Рублев направился к входу, достал приглашение и паспорт. Офицер тщательно изучил документы, придирчиво сравнивая фотографию с оригиналом, и наконец, сказал:

– Заходите.

Комбату всегда казалось, что его трудно чем-то удивить, но и он был потрясен помпезной роскошью внутреннего убранства, сочетающей русский размах, азиатскую пышность и величие античности. Не случайно Московское царство называли третьим Римом. Но там были для Рублева вещи и поинтереснее роскошных интерьеров. Он стал разглядывать собравшихся в зале людей. Почти все они были военными и в подавляющем большинстве прошедшие Чечню. О солдатах и молодых офицерах это можно было сказать совершенно определенно (в годы Афгана они еще на переменах стреляли по голубям из рогатки), но и старшие офицеры недавно вернулись из Ханкалы или Ножай-Юрта. Ведь не с Афгана их обветренные лица покрывает свежий загар. Тщетно пытался Комбат разыскать в зале хотя бы одного сослуживца. Может, он один случайно затесался в компанию нынешних героев?

Вдруг шум стих – моментально, как по команде, наглядно демонстрируя отсутствие в зале штатских.

У микрофона, буквально в нескольких шагах от Комбата, появился Президент. Раздались аплодисменты, быстро переросшие в овацию. Президент выждал минуту, а затем поднял руку и в наступившей тишине, возможно экспромтом и явно нарушая регламент, сказал:

– Мы собрались, чтобы отметить достойнейших, но давайте в первую очередь вспомним тех, кто отдал свои жизни, героически сражаясь за мир в нашем Отечестве.

После минуты молчания пошло награждение. Комбат долго ждал, и вот из рук Президента награду принял средних лет мужчина с рано поседевшими волосами. “Гвардии рядовой Ивенцов” – так значилось в наградном листе. Комбат Ивенцова лично не знал, но слыхал об отчаянном солдате, который начал бой с целым отрядом “духов”, отвлекая их от колонны с ранеными. Его самого зацепило в двух местах, но Ивенцов продолжал стрелять. А затем в госпитале обозвал какого-то штабиста “крысой” и вместо ордена был разжалован из сержанта в рядовые.

Вскоре после Ивенцова наградили летчика – полковника в отставке. О нем Комбат вообще ничего не слыхал. И наконец Президент торжественно объявил:

– За личную отвагу и успешное проведение ряда боевых операций орденом “За заслуги перед Отечеством” второй степени награждается командир десантно-штурмового батальона майор Рублев Борис Иванович.

Комбат словно вновь оказался на той войне. Перед глазами шли чередой знакомые лица солдат и офицеров, многих из которых уже не было в живых. Мысли о прошлом захлестнули его настолько, что, получив орден, он чуть не произнес:

– Служу Советскому Союзу!

Но вовремя спохватился и четко отрапортовал:

– Служу России!

А затем был торжественный ужин, хотя по времени скорее праздничный обед. Служивые разбились на группки, в которых все друг друга знали, и обменивались впечатлениями, по ходу дела опрокидывая рюмку-другую водки и сдержанно закусывая различными деликатесами. Говорили шепотом, так как Президент с бокалом шампанского обходил воинов, стараясь каждому сказать хоть несколько слов.

Бывшие афганцы, хотя и не знали друг друга, собрались вместе. Ребята оказались без комплексов, в отличие от более молодых коллег не делали вид, что ежедневно объедаются гусиной печенкой и черной икрой, и уписывали лакомства за обе щеки. Разговор завязывался медленно, как это бывает у незнакомых людей, пусть и связанных общим прошлым. И тут к ним подошел Президент.

– За вас, – сказал он. – За то, что сами выжили и многим другим помогли уцелеть!

Тост Комбату понравился. Никаких разглагольствований об интернациональном долге, помощи братскому народу. Коротко и в яблочко. Похоже, остальным ребятам слова тоже пришлись по душе. Чокнулись и с удовольствием выпили. Комбат обратил внимание, что Президент отпивает шампанское совсем малюсенькими глоточками. Не мудрено, что после стольких тостов бокал оставался заполненным больше чем на треть.

– Да, Борис Иванович, обидно, когда лучшие офицеры, гордость российской армии оказываются не у дел, – вдруг услышал Рублев.

Комбат даже слегка растерялся, когда понял, что Президент обращается именно к нему, и машинально поддакнул:

– Да, конечно обидно.

– Что же вы, боевой офицер, в расцвете сил вдруг ушли в отставку?

Комбат успел побороть растерянность и, не желая юлить и угождать собеседнику, коротко ответил:

– Чечня.

– Неужели испугались? Ни за что не поверю. Такие люди, как вы, могут быть осторожными, но трусами – никогда. Риск – их стихия, без него жизнь кажется им скучной и бессмысленной.

– Если знаешь, за что рисковать, – возразил Комбат. – В моем батальоне русские и чеченцы, татары и ингуши сражались бок о бок. Как я выстрелю, зная, что на мушке может оказаться Сослан Учкоев или Джабраил.., черт, фамилию запамятовал. Зато хорошо помню, как этот парень спас от смерти Ивана Кузьмина, не думая о том, что его родина в горах, а у Ивана – где-то в северных лесах. У всех нас тогда была одна Родина.

– Ну ладно, – решил остудить его запал Президент. – Вы же могли устроиться в какой-нибудь мирный гарнизон и спокойно передавать молодым свой опыт. При ваших связях после Афганистана это было легко сделать.

– Я, Владимир Владимирович, не научен прятаться за чужими спинами, и выбор у меня был небогатый: либо в Чечню, либо в отставку, – отчеканил Комбат.

Они стояли рядом, и, хотя Рублев был на голову выше и в два раза шире в плечах, их роднила огромная внутренняя сила, умение выбирать путь к намеченной цели и идти к нему, преодолевая самые трудные преграды.

После этого разговора в душе у Комбата остался неприятный осадок. Президент не зря начал беседу. Может, хотел вернуть его в строй? Хотя он, Комбат, всегда в строю и, не рассчитывая на награды и почести, очищает Россию от заполонившей ее дряни. Но может, он просто отрубает гидре головы, а те отрастают снова и снова? Гораздо разумнее собраться в одну команду и нанести гадине удар в самое сердце. Не на это ли намекал Президент? Но Комбат успел твердо усвоить: любые законные действия против бандитских главарей моментально вязнут в глухой обороне беспринципных адвокатов, продажных чиновников, властей, у которых тоже рыльце в пушку. На данном этапе действия одиночки-профессионала, если он честен и любит свою Родину, приносят гораздо больше пользы.

Прием закончился, и, к огромному огорчению Бориса, его новые знакомые заспешили – один на поезд, другой на самолет. Москвич Ивенцов помчался в больницу к лежавшей там после операции жене, и Комбат остался один, сумев лишь пополнить свою записную книжку новыми фамилиями и адресами…

В это время младший брат Рублева, Андрей, тоже находился в Москве. Андрей занимал руководящую должность в питерском банке “Золотой дукат”. В Москву он прилетел по делам и, как подсказывало чутье, надолго. Часть дел была весьма щекотливого характера, поэтому Андрея сопровождали два телохранителя. Впрочем, сейчас он отвлекся от дел, размышляя над трудным вопросом: звонить или не звонить Борису. Надо сказать, что братья виделись хотя и нечасто, зато регулярно, вот только их встречи носили довольно специфический характер. Младший брат или кто-либо из его клиентов часто попадал в безвыходную ситуацию, а старший всегда выручал. Андрей небезосновательно считал, что ему крупно повезло в этой жизни: будучи банкиром иметь брата-спецназовца. Ведь другие серьезные бизнесмены вынуждены пользоваться услугами наемников, которые могут подвести в решающую минуту. Но были в их отношениях и свои нюансы. Приезжая в Питер, Борис собирал на квартире брата друзей, и они, меланхолично попивая водку, засиживались в разговорах далеко за полночь. Комбат и его приятели, люди могучие, спортивные, выпив по бутылке водки, лишь слегка хмелели и наутро чувствовали себя превосходно. Для нетренированного, ведущего малоподвижный образ жизни Андрея такая доза была смерти подобна. Весь следующий день он маялся жесточайшим похмельем, от которого не спасали ни русские народные средства, ни патентованные импортные. Зная, чем грозит очередной визит брата, Андрей переносил все важные дела. В Москве же каждый день был на счету, вот почему Андрей колебался, держа в руках мобильный телефон. С другой стороны, не так уж часто он видится с родным братом. Кроме того, если он затаится, а Борис позвонит в Питер и узнает, что брат в Москве, а ему ни полслова, он здорово обидится.

Однако в последний момент на чашу весов лег решающий аргумент: среди прочих у Андрея в Москве было действительно одно из щекотливых дел, и он резонно полагал, что Борис сможет решить его куда эффективнее, чем два здоровяка-телохранителя. Андрей достал электронную записную книжку и стал набирать номер брата.

Комбат вернулся домой, ощущая некоторую неловкость. Хотелось собрать ребят, рассказать о награждении, разговоре в Президентом, но тогда бы получалось, что он вроде как хвалится перед остальными. Ну в самом деле, по России столько достойных, взять хотя бы его батальон, а орден дали ему. Неужели лишь потому, что он был командиром? Нет, они правильно поймут: награда не его, а общая, ее заслужил весь батальон, и у Комбата она как бы находится на хранении. И орден полагается обмыть, нельзя замалчивать такое событие.