Пропала Тишка - Сергей Другаль

— Меня никто не поливал, — задумчиво сказал капитан. — Но когда он так смотрит, мне тоже, гм, распуститься охота.

Капитан первым понял, что впечатленцы пустотелые — телепаты. Интуитивно понял. Уже на Земле было установлено, что это особый вид телепатии, избирательно действующий только на растения. Впечатленец проникает в душу цветка, и она раскрывается ему навстречу. Если бы не моя врожденная и широко известная скромность, то мог бы заметить, что к акклиматизации этих животненьких на Земле и я руку приложил. На корабле я отвечал не только за здоровье членов экипажа, но и за корабельную оранжерею. А мы везли на Землю в числе прочих и десяток впечатленцев. И хоть Вася предупреждал меня, что мы можем остаться без огурцов (особенно любит он иногда по утрам малосольные), я под свою ответственность поселил впечатленцев в оранжерее. И что? А то, что на обратном пути мы отказались от анабиоза, чтобы не проспать ту редкостную еду, которая начала вызревать в нашей оранжерее. И притом в огромных количествах. Впечатленцы все делали сами, пололи, удобряли, поливали…

Нет, много я повидал диковин, больших и маленьких, на голограммах, в чучелах и живьем, но впечатленцы до сих пор поражают меня. Мы были потрясены, узнав, что у них нет желудка и вообще всего того, что мы называем ливером. Но зато невероятно развитая нервная система. И именно это натолкнуло меня на мысль, которая впоследствии подтвердилась, что питаются они пищей духовной, чистым созерцанием красоты. Так сказать, хорошими впечатлениями, за что и название свое получили…

Ну так вот, каждый, значит, занимается своим делом. Вася, знаток телекинеза, сам с собой за двоих в пинг-понг играет, Лев Матюшин читает справочник гиппопотамовода-любителя и хихикает в наиболее скабрезных местах, картограф рисует портрет три на четыре метра, а я удаляю из мозга осколки черепной кости. Капитану же все неймется: налюбовавшись впечатленцем, он уставился на портрет.

— Любимая девушка, твердокопченую колбасу в руках держащая. Так я это назвал, — застенчиво объяснил картограф. И добавил: — По памяти рисую. Генетической.

— Сильная вещь, — одобрил капитан. — Ярко и в то же время ненавязчиво уловлена связь между едой и красотой. Кстати о красоте: ты куда собаку дел? это он уже у меня спросил.

Я к тому времени срастил осколки, залил мозг биораствором и приладил на череп заплатку. Думаю, посажу скальп на место, заклею раневые края и проверю реакцию. Вроде все правильно сделал, а мужик сильно косит. Отвлекаться мне во время операции нельзя, и я по-уставному не задумываясь ответил:

— Куда б я ее дел? Не девал я ее.

— Я спрашиваю, где Тишка?

Тут только до меня дошло, что капитан спрашивает, где Тишка. Где она может быть? Ну, сидит, как обычно, в кресле, чтобы ее мог видеть каждый и она видела всех нас. Каждая собака любит, чтобы на нее смотрели… Увы, в кресле ее не было. В результате судорожного аврала, возникшего стихийно, было установлено, что Тишки нет ни на катере, ни в его окрестностях. Ничего себе сюрпризик!

Когда мы отдышались от беготни и криков, капитан никого не упрекнул.

— Собаки нет, — констатировал он. — А с орбиты мы должны стартовать через три оборота. Значит, Цедну мы должны покинуть завтра в это же время, чтобы за оставшихся два оборота подготовиться к старту. Спрашиваю всех, что будем делать.

Наш капитан не терпел совещаний, а равно заседаний и планерок, называя эти мероприятия толчением воды в ступе. И если он сказал «спрашиваю всех», то, значит, положение было из ряда вон. Надо было что-то делать.

Тут я поступил так, как поступил бы каждый член нашего экипажа. Сделал шаг вперед и сказал:

— Капитан, это я проворонил Тишку. И если мы все улетим, то она может плохо о нас подумать. Но и оставаться всем не имеет смысла. Останусь я один. И если Тишка пока еще не съедена, я найду ее. Цедна — хорошая планета, ее так и так будут осваивать. Мы с Тишкой здесь подождем.

Я видел, как потупился Лев Матюшин, конечно, потому, что не успел шагнуть раньше меня. Я видел, как дернулся кадык у Васи Рамодина, — это он гордился мной. А капитан долго смотрел на меня в упор, потом затряс головой и сказал:

— Да, непросто командовать такими людьми. Нет, не просто. — Он замолчал, и в тишине было слышно, как сучит ногами муляжный мужик, видно, я что-то напутал с двигательными центрами. Капитан выключил мужика и добавил ни к селу ни к городу: — Что пеньком об сову, что совой о пенек…

И он закрыл совещание, не сообщив о своем решении.

Назавтра мы не улетели. Капитан поговорил со звездолетом и счел достаточным и одного оборота на орбите для удовлетворительной подготовки к старту. Мы бродили по окрестностям, далеко обходя свиноподобных, которые попадались в одиночку, заглядывали в колдобины, исходили криком у каждой заросли, и все напрасно. Потом я по привычке заглянул в виварий и увидел на экранчике, что светлый фефел объелся груш. Пришлось ставить ему клизму, — это нетрудно, когда весь экипаж в сборе. Тут кто-то вспомнил, что последним видел Тишку все-таки я, и меня попросили поделиться.

— Все, — говорю, — было как обычно. Когда я позавчера утром умывался, Тишка обрычала меня за то, что я долго копаюсь. Потом мы с ней ели приварок утром считаю горячее необходимым, — и я рассказывал ей, какая она у нас красивая, похожая на сфинкса, когда сидит, сложив лапы, и смотрит перед собой. Что она имеет блестящие глаза и холодный нос, вокруг которого растет белый подшерсток, а из черных точек на нем топорщатся усинки…

— Усинки, — вздохнул в этом месте Вася.

— … Что на нее нужно любоваться, так как шерсть ее желтенькая такая на пузе переходит в коричневую на боках и почти черную на спине. И пусть ходит Тишка всегда лохматой, тот, кто хоть раз увидел ее, тот остаток дней проживет в радости, и ему будут все завидовать, потому что он видел самую красивую из собак. Тишка поощрительно подскуливала в самых теплых местах, не догадываясь, что я преувеличивал ее достоинства.

— Ничего ты не преувеличивал, — прервал меня капитан. — Она такая и была.

— Капитан! Она и есть. И будет!! — Вася трахнул себя кулаком в грудь, и мы долго прислушивались, как гаснет в ближнем лесу эмоциональное эхо.

Э, что там говорить! Закончили мы погрузку, увязку и утряску, не глядя друг на друга. В должный момент заняли места по вахтенному расписанию и капитан включил Маком.

— Начнем штатную проверку систем, — сказал он нарочито буднично.

— По какому поводу? — спросил Маком ребячьим своим голосом. В те времена все корабельные мозги имели детские голоса, говорят, с целью предотвращения развития комплекса неполноценности. Это у космонавтов-то комплекс!