Все хорошо - Мона Авад

учебные планы, оставив от них жалкие крохи. И это наша с Грейс общая боль. Разница в том, что у Грейс должность постоянная. А я, вот уже четыре года занимающая в колледже место доцента, нахожусь в куда более шатком положении.

– Где ты? – спрашивает она.

– Тут, – отвечаю я.

Наконец-то заметив меня, она решительно топает к моему столу. На ногах у нее «Тимберлэнды», хотя никаких гор в округе и близко нет. А поверх кофты, разумеется, надет охотничий жилет. Камуфляжный и, скорее всего, непромокаемый. Грейс всегда одета так, будто вот-вот прицелится и со спокойной совестью метко подстрелит добычу. Или же отправится в долгий опасный поход по горам. И каким бы ни был коварным и сложным рельеф, нога ее во время восхождения ни разу не оступится. Она еще и насвистывать станет себе под нос. А своим топотом распугает всех хищников в округе. Однако сейчас он приближается ко мне – этот символ ее несокрушимого здоровья, от звука которого у меня душа уходит в пятки. Глаз я не открываю. И пытаюсь силой мысли заставить ее уйти. Интересно, получится?

Нет.

Ботинок замирает возле моей головы, почти упираясь носком в висок. Сейчас как поднимет ногу да наступит мне на лицо. Может, где-то в глубине души Грейс этого и хочется. Ведь именно так полагается поступать со слабаками. Она у нас из первопоселенцев, из древнего пуританского рода. Это ее прародительницы сжигали на кострах ведьм. Женщины, не знавшие простуд. Крепкие, несгибаемые, крутобедрые. Не дававшие спуску соплячкам, бездельницам и любительницам жечь шалфей[1]. Я представляю их себе – прапрабабушек Грейс в перешитых под платья мешках из-под картошки, украшенных бледными увядшими цветами. Вот они стоят на Плимутском камне или каком-нибудь другом неприветливом берегу. Может быть, даже с вилами в руках. Темные тусклые волосы их скручены в тугие пучки, а выбившиеся пряди развеваются на ветру, предвещающем конец света, пережить который под силу им одним.

Маленькие яркие глазки Грейс скользят по мне, оценивая ситуацию. Взгляд ее я ощущаю на себе так же остро, как и то, что здоровье, которым она пышет, – неподдельное, не является следствием искусно наложенных румян. Грейс не спрашивает, зачем это я с засыпанным снегом лицом лежу перед отрубившимся ноутбуком. Она уже не первый раз застает меня на полу в странной позе. По поводу строжайше запрещенного в здании факультета курения она тоже ничего не говорит.

Просто подходит к окну и берется за створку.

– Или, может, ты хочешь, чтоб я его оставила открытым? – спрашивает она, отлично зная ответ.

– Нет-нет, – отзываюсь я.

Она легко захлопывает окно. А я, лежа на полу и все так же таращась в потолок, ощущаю эту легкость всем телом, и на мгновение меня охватывает ненависть к Грейс. Да, я ненавижу ее. Мне хочется заползти в ее испещренную веснушками кожу, вытеснить из нее саму Грейс и поселиться внутри. Как легка, как счастлива, как безмятежна стала бы тогда моя жизнь.

Грейс вынимает из моих пальцев потухший окурок – с кончика срывается столбик пепла, и меня словно осыпает волшебной пыльцой – и выбрасывает его в мусорное ведро. Потом плюхается за мой стол, вытаскивает из моей пачки сигарету и закуривает. Это наш с ней секрет, крошечный бунт на двоих – незаконное курение в кабинете и театре. Да и вообще везде, где нам это может сойти с рук. Желтый ботинок раскачивается над моим лицом туда-сюда.

– Слушай, Миранда, они тебя ждут.

– Да-да, – отзываюсь я. – Я просто хотела дать спине отдых перед репетицией. Еще пара минут.

Повисает долгая пауза. Спросит она или не спросит? Решится ли открыть ящик Пандоры?

– С тобой все в порядке?

– Все хорошо, – лгу я. – Ну, знаешь, обычные проблемы.

Я пытаюсь улыбнуться, показать голосом, что закатываю глаза, но ничего не выходит. Из моего рта вырывается какой-то жеманный скулеж. Как же я все это ненавижу. На месте Грейс я бы точно раздавила себе лицо.

– Понятно.

Она отпивает воды из бутылки и разглядывает меня, лежащую на полу. Смотрит на закинутые на сиденье кресла ноги в дырявых колготках и выставленные на обозрение пальцы с нестриженными ногтями.

– Что ж, как только будешь готова… – начинает она.

– Я готова, – заверяю я.

И не трогаюсь с места.

– Хорошо. Прекрасно. Тогда не буду мешать.

Она поднимается, чтобы уйти. И меня захлестывает паника.

– Грейс?

– Да?

– Как они сегодня?

– Ты о чем?

– Ну, как… Как у них настроение?

– Как у них настроение? – повторяет она.

– Они… Они не собираются бунтовать?

– Там видно будет, – подумав, отвечает Грейс. – Как бы там ни было, они ждут тебя в зале.

– Миранда, хочешь, сегодня кто-нибудь из нас проведет занятие? Это вполне можно устроить. А ты… передохнешь.

Это предлагает Фов, которая, оказывается, все это время молча стояла в дверях. Я поднимаю глаза на Грейс. «Почему ты не сказала мне, что она там?» Грейс косится на меня. И отчего-то я чувствую себя оленем, которого она только что подстрелила. А теперь окидывает взглядом, проверяя, убила ли добычу наповал или стоит из милосердия загнать в нее еще одну пулю.

– Бедро? – спрашивает она.

– Да.

– Ой, а я думала, что у тебя спина больная, – встревает Фов.

Мне ее не видно, но я чувствую, как она маячит в дверном проеме со всеми этими своими колокольчиками и перьями. Сжимает в руках серебристо-голубой блокнотик, куда наверняка записывает все мои промашки и прегрешения ручкой, которая вместо кулона болтается на цепочке у нее на шее. Аккуратно выведенные мерцающими чернилами строки притворного участия. Ей не терпится поделиться своим открытием с Грейс.

«Мне она говорила, что у нее спина больная».

«А мне, что бедро».

– Спина тоже, – объясняю я. – То и другое.

Молчание.

– Я сейчас спущусь, хорошо? – говорю я.

– Помочь тебе встать? – спрашивает Грейс.

«А сама-то даже о помощи не просит».

«Да она постоянно просит о помощи».

«Но Миранде ничего не помогает».

– Нет. Но спасибо.

– Что ж. – Грейс бросает окурок в мою чашку. – Пойду-ка я вниз.

Фов видела, что Грейс курила, но и словом об этом не обмолвилась. Застань она с сигаретой меня – что уже не раз случалось, – начала бы демонстративно кашлять. И яростно махать рукой в воздухе, словно разгоняя мошкару. А потом настрочила бы что-то в своем блокнотике. Но Грейс она просто улыбается сквозь облачко дыма.

И говорит:

– Я с тобой. Мне нужно снять копии с кое-каких бумаг.

– Отлично.

«Что это за имя такое – Фов? – как-то спросила я у Грейс, когда мы