Вида своего спаситель (СИ) - Сугралинов Данияр

— Хвала у’раптосу, что нашелся тот, кто осадил вас, кретины! — Конечно, он назвал их иначе, но смысл сказанного отозвался как «рапторианцы, страдающие распадом мозга в терминальной стадии».

— Он взял нас врасплох, — извиваясь, прошипел тот, кто назвался Тианом.

— На Сарисуру он бы уже кормил тчачинов, — выдал облачко ярко-красного пара Кема.

— Да что вы говорите! Вы, безмозглые хитамы, не на Сарисуру! Ваш протокол безопасности неактуален на Сидусе! — воскликнул мажордом. Посмотрев на меня, он равнодушно произнес: — Прошу вернуть свободу передвижения этим двум хитамам, хомо Картер Райли. Мастер готов тебя принять. Следуй за мной.

Я уж было подумал, что старик-дворецкий Туканга так и не изменил своего отношения ко мне, хотя я вроде как спас их Великий дом от банкротства, вернув груз нултиллиума и ксеноэтера, как он обернулся и сказал:

— Приношу искренние извинения за поведение хитамов. Их племя — особая ветвь эволюции рапторианцев. Хищные, очень опасные и коварные. Хитамы — прекрасные бойцы и шпионы, их часто используют в охране лидеров Великих домов, но эти два — из личной гвардии у’раптоса. Если об их позоре узнают, им придется искать новую работу.

Как я понял из Кодекса, раптосами называли лидеров рапторианских кланов, пока их всех не объединил у’раптос — великий лидер Рапторианской империи, или, что ближе по смыслу, император.

В доме Туканга Джуалана было на удивление тихо, хоть и многолюдно. Сновали слуги; скрываясь в тенях, в каждом углу, у дверей и даже прилепившись к потолку, таились охранники-хитамы; каменными изваяниями охраняли дом рехегуанские стражники. Однако той деловой суеты, что я видел ранее, не было.

— Плохо для бизнеса, — недовольно ворчал старик-дворецкий. — Большая честь принимать такого гостя, но плохо для бизнеса.

Пока вел меня к своему мастеру, он рассказал, что, помимо собственной охраны Туканга Джуалана и Биджака Джахата, в доме присутствуют шестнадцать хитамов у’раптоса. Они приставлены к великому буфо, чтобы охранять его от опасностей Сидуса. Однако, как считал дворецкий, и то, что он этим поделился, свидетельствовало о том, что он изменил свое отношение ко мне в лучшую сторону. Хитамы, скорее всего, еще и шпионят для у’раптоса, используя свои способности становиться невидимками.

— Хвала у’раптосу, великий буфо сегодня покидает Сидус, — бормотал он себе под нос, не оборачиваясь. — Мороки с ним и хитамами у’раптоса столько, что никакому химару не вывезти. Снуют по всему дому, вынюхивают, ищут признаки измены…

— Кстати, Биджак Джахат хочет со мной встретиться, — сказал я.

От неожиданности мажордом резко остановился, развернулся.

— Кто? Кто хочет с тобой встретиться?

— Рапторианец Биджак Джахат. Великий буфо.

— Ты бредишь, хомо.

— Грубость является ржавчиной, что разъедает любовь, — ответил я любимой присказкой моего первого сержанта.

Он нежно проговаривал ее каждый раз, перед тем как наказать все отделение за какую-нибудь ерунду, и повторял уже во время кросса в полной выкладке по морозной Антарктиде, услышав нецензурную брань.

— Что бы вы знали о любви, примитивные хомо, с вашей низкой вариативностью! — разозлился дворецкий, выдав побагровевшее облачко пара, но тут же успокоился. — Вам достаточно пары особей для размножения. И то, как я слышал, многие из вас не способны найти даже этого единственного партнера за всю жизнь.

— Грубость — это всего лишь проявление страха, — вспомнил я еще одну поговорку сержанта. За любое бранное слово он заставлял сделать сто отжиманий, а пока наказанный корячился, так и сыпал мудростями. — Знаете почему?

— Не знаю и знать не хочу. Ты слишком много болтаешь, хомо. В первую встречу ты не был таким разговорчивым.

— А я все равно расскажу. Разумные грубят, когда боятся не получить желаемое. Вот вы чего боитесь не получить?

— У меня нет страха, мы, рапторианцы, держим эмоции под контролем, примитивный хомо Кар…

— Пожалуйста, передайте великому буфо, — перебил я, — что хомо Картер Райли готов с ним встретиться. Вы вправе не верить, что такая встреча возможна, но выполнить мою просьбу и сообщить Биджаку Джахату о моем присутствии в доме, думаю, обязаны.

До кабинета Туканга Джуалана дворецкий больше не вымолвил ни слова.

Кабинет мастера преумножения сегодня выглядел как самый обычный. Никаких болотных просторов и багрово-фиолетового неба с медными облаками.

— Шишка Картер! — не скрывая эмоций, поприветствовал меня Туканг Джуалан.

Рапторианец устремился ко мне. Я думал, что он рад меня видеть, но очень ошибся. Мастер преумножения испытывал ко мне чувства прямо противоположные — ненависть.

«Большой друг, опасность?» — обрадовался спиннер.

«Да угомонись ты уже ради Спящих!» — подумал я, и он снова затих, только посмотрел укоризненно глазами Тигра.

«Почему? — поинтересовался спиннер и ответил сам себе: — Потому что. Хорошо, большой друг, не буду мешать».

— Приветствую, шишка Туканг, — кивнул я рапторианцу, сохраняя самообладание.

Летающая платформа, на которой он стоял, резко остановилась в полуметре от меня. Змеиные глаза мастера преумножения сузились, из них полыхнуло смертью.

— Где артефакт Предтеч, хомо?

Глава 2

Рапторианская благодарность

Рапторианец Туканг Джуалан, один из тринадцати членов Верховного совета, великий мастер преумножения, давил меня взглядом, зрачки его змеиных глаз сузились, напоминая обугленные спички в озере лавы, клыки обнажились — в общем, все в нем говорило об агрессии, в этом не ошибся бы даже тот, кто в глаза не видел инопланетян.

Но еще мой сержант говорил, что такая показная агрессия часто является признаком слабости, уязвимости. Позиция Туканга слаба, ему нечего мне предъявить, так что я ответил спокойно:

— И тебе доброго здравия, рапторианец. Разум изъял артефакт Предтеч, когда я прибыл на Сидус.

Он думал, я буду отрицать обвинения, но, так легко получив признание, опешил на мгновение. Однако быстро переключился:

— Да как ты посмел самовольно распоряжаться собственностью Великого дома Джуаланов⁈ Ты должен был принести артефакт мне! Или вообще не трогать его!

Хваленая рапторианская выдержка — какой-то миф. Сколько я этих ящеров уже повидал, все они так и норовили наорать, брызгая кислотой и пуская багровый пар. Уверен, стоит мне напомнить об этом Тукангу, как он снова затянет старую песню о том, что в выгодных ситуациях рапторианцы всегда пускают в ход эмоции. Ну-ну.

— Должен? — Я поднял бровь. — Пункт договора о добыче и возврате артефакта Предтеч? Не помню такого. Разборки с внепространственными паразитами? Такого уговора тоже не было. Напомнить пункты контракта между нами? Первое. Я должен был запустить резервный источник питания в центре управления колонии Агони. Сделано. Гони тысячу монет. Второе. Я должен был попытаться отправить на Сидус грузовую баржу с добытым нултиллиумом и ксеноэтером. Сделано и перевыполнено: не только попытался, но и отправил. Гони один процент от его рыночной стоимости. Сколько там, кстати, вышло?

— Это еще спорный вопрос, что сделано, а что нет! — прорычал мастер преумножения. — Где лидер экспедиции? Где его шаттл? Где выданная тебе в аренду экипировка? С чем связана задержка? Почему из Агони ты сразу не отправился сюда?

На мгновение во мне пробудился Картер из земных трущоб, где спустить кому-то обидное слово и косой взгляд значило потерять годами наработанную репутацию. Я шумно вдохнул носом нейтральный сидусианский воздух, сплюнул рапторианцу под ноги, но заговорил спокойно, констатируя факт:

— Рехегуа Убама Овевева погиб.

— Как удобно! Единственный, в чьей преданности и честности я не сомневаюсь, погиб! А вы с этой аферисткой Беверли выжили, да? Подозрительно!

— Рехегуа Убама Овевева погиб, — повторил я. — По твоей вине, рапторианец. Ты сокрыл информацию о том, что планета заражена внепространственными паразитами. То, что я все еще жив, — чудо и результат предсмертного подвига Убамы. Шаттл был атакован еще на орбите и уничтожен. Группа выжила, опять же, чудом. Дешевая экипировка и оружие, выданные тобой, сгорели при падении в атмосфере, но, если честь для тебя ничто, можешь вычесть их стоимость из моей награды.