«Возвращается ветер на круги свои…». Стихотворения и поэмы - Николай Туроверов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зори
1
«Все тот же Лувр и тот же Тюльери…»
Все тот же Лувр и тот же Тюльери,Просторные, пустынные аллеи,В воде бассейна медленные змеиВесенней, догорающей зари.
И в окнах тот же рыжеватый свет ―Вечерний слиток золота и меди,И на закат все так же прямо едетСо шпагою упрямый Лафайет.
2
«О неземной, невероятной неге…»
О неземной, невероятной негеВозвышенного бытияСтрофой классических элегийЗвенит фонтанная струя.
И сыпет золотом богатоЗаката щедрая рука,Загнув над крышею сенатаТоржественные облака.
3
«Прохожих редких четок шаг…»
Прохожих редких четок шаг.Длиннее тени на газоне;Ты ждешь, когда фонарь уронитВ канал серебряный зигзаг.
Как передать в простых речахИ этот вечер вешне-мглистый,И этот блеск, сухой и чистый,В твоих восторженных очах.
19254
«Весны волнующий намек…»
Весны волнующий намекОпять уверит и обманет.В рассветном уличном туманеМой путь не нов и не далек.
Давно надежд всех минул срок;Но нужно ль сердцу биться глуше, ―Грузя в вагон свиные туши,Я вижу розовый восток.
Париж
Опять в бистро за чашкой кофеУслышу я, в который раз,О добровольческой ГолгофеТвой увлекательный рассказ;Мой дорогой однополчанин,Войною нареченный брат,В снегах корниловской КубаниТы, как и все мы, выпил ядПленительный и неминучий,Напиток рухнувших эпох;И всех земных благополучийСтал для тебя далек порог.Все той же бесшабашной волеПорывы сердца сохраня,Ты мнишь себя в задонском поле,Средь пулеметного огня,И, сквозь седую муть туманаУвидя людные бугры,Сталь неразлучного наганаРвешь на ходу из кобуры.
Что можем мы и что мы знаем?В плену обыкновенных дней,Упрямо грезя грозным раемЖестокой юности своей,С настойчивостью очевидцаСвоей страны шальной судьбы,Мы заставляем сердце битьсяБиеньем бешеным борьбы.Что ж, может быть, в твоей отраве,Париж, смешон теперь наш бред ―Но затереть никто не вправеТех дней неизгладимый след;Пока нам дорог хмель сражений,Походов вьюги и дожди,Еще не знают пораженийНепобедившие вожди.
Как счастлив я, когда приснитсяМне ласка нежного отца,Моя далекая станицаУ быстроводного Донца,На гумнах новая солома,В лугах душистые стога,Знакомый кров родного дома,Реки родные берега;И слез невольно сердце просит,И я рыдать во сне готов,Когда вновь слышу в спелом просеВечерний крик перепелов,И вижу розовые рощи,В пожаре дымном облака,И эти воды, где полощетЗаря веселые шелка.Мой милый край, в угаре браниТебе я вымолвил ― прости;Но и цветам воспоминанийНе много лет дано цвести.Какие пламенные строфыНапомнят мне мои поляИ эту степь, где бродят дрофыВ сухом разливе ковыля;Кто дали мглистые раздвинет ―Унылых лет глухую сень, ―И снова горечью полыниДохнет в лицо горячий день;Набат станиц, орудий гулы,Крещенье первого огня,Когда судьба меня швырнулаОт парты прямо на коня.
Нам всем один остался жребий,Нас озарил один закат,Не мы ль теперь в насущном хлебеВкусили горечь всех утрат?Неискупимые потериУкором совести встают,Когда, стучась в чужие двери,Мы просим временный приют ―Своих страданий пилигримы,Скитальцы не своей вины.Твои ль, Париж, закроют дымыЛицо покинутой страныИ беспокойный дух кочевий;Неповторимые годаСгорят в твоем железном чревеИ навсегда, и без следа.
Ужели все мы песни спели,И больше песен нам не петь?И много лет еще в отелеИз окон будем мы смотреть,Как над ребром соседней крыши,Дыша весной на город зря,В апреле медленней и вышеЦветет парижская заря;Но в городском вечернем виде,С шестиэтажной высоты,Привыкший взор уже не видитНеобычайной красоты.И в жидкой мгле весенней ночи,Из года в год, без перемен,Нам безысходный труд пророчитГорячий в небе Ситроен.
Как далека от нас природа,Как жалок с нею наш союз;Чугунным факелом свободаБлагословляет наших муз,И, славя несветящий факел,Земли не слыша древний зов,Идем мы ощупью во мракеНа зовы райских голосов,И жадно ищем вещих знаковНе совершившихся чудес,И ждем, когда для нас ИаковОпустит лестницу с небес.И мы восторженной толпою,В горячей солнечной пыли,Уйдем небесною тропоюОт неопознанной земли.
1928СТИХИ. 1937
I
«Ах, Боже мой, жара какая…»
Ах, Боже мой, жара какая,Какая знойная сухмень!Собака, будто неживая,Лежит в тени ― но что за теньВ степи от маленькой кислицы?И я, под сенью деревца,В рубахе выцветшего ситца,Смотрю на спящего отца.И жаркий блеск его двустволки,И желтой кожи патронташ,И кровь, и перья перепелки,Небрежно брошенной в ягдташ, ―Весь этот день, такой горячий,И солнца нестерпимый светЗапомню с жадностью ребячьейСвоих восьми неполных лет,Запомню, сам того не зная,И буду помнить до конца.О, степь от зноя голубая,О, профиль спящего отца!
1930«Отец свой нож неспешно вынет…»
Отец свой нож неспешно вынет,Охотничий огромный нож,И скажет весело: «Ну, что ж,Теперь попробуем мы дыню».А дыня будет хороша ―Что дать отцу, бакшевник знает,Ее он долго выбираетСреди других у шалаша.Течет по пальцам сладкий сок,Он для меня охот всех слаще;Но, как охотник настоящий,Собаке лучший дам кусок.
1929«Утпола ― по-калмыцки "звезда"…»
Утпола ― по-калмыцки «звезда»,Утпола ― твое девичье имя.По толокам[7] пасутся стада,Стрепета пролетают над ними.Ни дорог, ни деревьев, ни хат.Далеки друг от друга улусы,И в полынь азиатский закатУронил свои желтые бусы.В жарком мареве, в розовой мгле,Весь июнь по Задонью кочую.У тебя на реке КуберлеЭту ночь, Утпола, заночую.Не прогонишь меня без отца,А отец твой уехал к соседу;Как касается ветер лица,Так неслышно к тебе я приеду.Ты в кибитке своей для меняПриготовишь из войлока ложе,Моего расседлаешь коня,Разнуздаешь его и стреножишь.Не кляни мой внезапный ночлег,Не клянись, что тебя я забуду;Никогда неожиданный грехНе разгневает кроткого Будду.Утпола, ты моя Утпола ―Золотистая россыпь созвездий…Ничего ты понять не могла,Что тебе я сказал при отъезде.
«Какой необоримый зной…»
