Журнал «Вокруг Света» №03 за 1989 год - Вокруг Света

«Капитан» — привычная форма обращения к старым морякам, но Кейо на самом деле плавал капитаном. Он вперевалочку ступает по еле заметным следам, выбитым ногами островитян на лбистых гранитах острова. Кейо немногословен и не видит ничего особенного в своей биографии, чтобы ее подробно излагать. Да, лоцманы появились на Хаапасаари давно, еще в начале XVII века. У каждой семьи имелось в бухточке свое судно. Не только ловили рыбу, но и торговали, возили продавать гранит. Но здешнюю однообразную мирную жизнь ломали войны. Разоряли островную деревню и шведы. Особенно туго пришлось в первую мировую войну. Совсем захирела с тех пор торговля, а вторая мировая добила ее. У многих островитян остались зарубки в памяти от того времени. Опустела деревня, замерла торговля и в магазинчике, выстроенном отцом Кейо еще в 1907 году. А во вторую мировую разбомбили их дом, даже на этом островке были жертвы.

— Правда, бомбили не нас,— помолчав, добавляет Кейо и показывает на гранитный откос.

Издали видны остатки военных укреплений: пулеметные гнезда и площадки для орудий. Поблизости памятник погибшим на минах в море, и на нем фамилии местных жителей — совсем не короткий для такого островка поминальный список. С давних пор у жителей поселка было принято, как у всех моряков, хранить память о жертвах моря. Может быть, поэтому в чистенькой, беленой церкви, сооруженной всем миром еще в 1858 году, висит под потолком старательно выполненная модель парусника. Ее удачно пристроили между идущим Иисусом и вышитым по бархату лебедем — гербом острова Хаапасаари.

— На нашем острове все знали друг друга — и все беды переживали вместе, как в одной семье. Сейчас семья сильно поредела, и нам не нужно больше жертв и горя. О войне — ядерной — страшно и подумать, Я говорю не о себе — у меня взрослые дети, уже семеро внуков. Их судьба, судьба поселка волнует. Еще летом здесь живет сотни три-четыре человек, а зимой только в трех домах наберется с пяток соседей. Детей не заманить ни магазинчиком, ни морем. «Что нам твое море?» — говорят.— Кейо делает шаг к обрывистому берегу и пристально смотрит в недвижное морское зеркало, словно желая найти там ответы на мучившие его вопросы.— Я много плавал капитаном, даже доходил до Южной Америки, но больше всего люблю свое Балтийское море. Люблю, и знаю, и вижу — не то нынче наше море. Прежде на пять метров дно просматривалось, любой камешек разглядишь, а теперь видно лишь метра на три. А водоросли? Раньше они росли и исчезали, но последние лет десять зеленые разводы плавают все лето вокруг острова. Конечно, нам понятно, что раз море обильно «удобряется» отходами, то и «цветет» оно пуще прежнего. Но рыбакам от этого не легче. Все были потрясены размахом странной болезни, от которой вымирают тюлени в Северном море. Впечатление от задыхающихся, умирающих неестественной смертью животных, конечно, ужасное. А разве не жаль нам балтийской рыбы, которой становится все меньше? Рыбаки раньше помалкивали, не жаловались и на убыль рыбы и на ухудшение ее вкуса, а теперь ищут причины у себя дома и, нарушая вежливость, кивают и на ваш, эстонский, берег...

Экологи советско-финской экспедиции, местные защитники природы из Котки во главе с Тимом Ялканеном, жители острова Хаапасаари собрались в доме капитана Кейо Юрьёля и, угощаясь ароматной ухой его собственного приготовления, уже не первый час обсуждают проблемы Балтики...

Это удивительное море с прекрасными пляжами из белейшего песка и крутым изгибом обрывистых берегов, дикими островками, заросшими соснами, будто создано для человека. Оно врезалось так глубоко в Европу, что его водообмен через проливы с океаном затруднен. А воды Северного моря, вливающиеся в Балтику, сильно загрязнены. Чистота балтийской воды определяется речными стоками. Но ведь не секрет, что все семь прибалтийских стран, в том числе СССР и Финляндия, имеют на побережье сотни предприятий, сельскохозяйственные угодья, разветвленную сеть дорог с непрерывным потоком машин и, конечно, флот. И все отходы этой гигантской производственной деятельности сбрасывают в реки и море. Со всей Европы по рекам в Балтику стекают тысячи тонн нефтепродуктов. А аварийные разливы нефти, как это случилось, например, у Клайпеды, когда потерпел катастрофу английский танкер? Тысячи тонн мазута, расплываясь по водной поверхности, залили тогда чистейшие песчаные берега, отравили подводную растительность и всю живность вокруг. А так как катастрофы происходят около берегов, то шельфовым продуктивным зонам наносится наибольший урон. Косяк сельди навечно ушел отсюда.

Чтобы масляная пленка исчезла с поверхности, приходится перекачивать через очистные сооружения тысячи кубометров загрязненной нефтью воды, буквально процеживая ее по многу раз. А пляжи? Если сразу не снять и не вывезти верхний слой, то мазут глубоко уходит в песок. Пернатые, севшие в нефтяное пятно, почти наверняка обречены: слипшееся оперение уже не защищает бедных птиц от холода, вода проникает под перья. Инстинктивно счищая клювом мазут, птицы заглатывают его и погибают от отравления.

Ничуть не лучше для здоровья моря «удобрение» его отходами сельскохозяйственного производства. Азотные и фосфорные соединения благоприятствуют массовому «цветению» простейших водорослей. Затем наступает их отмирание, при котором расходуется огромное количество кислорода.

Балтийское море двухслойное: наверху — слабосоленый слой воды, внизу — гораздо более плотный, соленый... Поэтому здесь водятся и морские, и пресноводные организмы. При окислении органических остатков разросшихся водорослей, опускающихся в нижний слой, расходуются все запасы кислорода. Ценная рыба, например треска, обитающая в соленом слое, задыхается без кислорода, гибнет все живое, и целые глубинные участки превращаются в мертвые зоны. Замечено, что в последние годы эти участки заполняются сероводородом. Такого Балтика не знала за всю свою историю. Море уже не может само защищаться.

За «круглым» экологическим столом в доме капитана вспомнили в первую очередь Хельсинкскую конвенцию по охране Балтийского моря от загрязнения, поддержанную всеми прибалтийскими государствами и международными организациями по изучению морей. Сейчас между государствами-соседями разделены обязанности по контролю за химическим и биологическим состоянием моря.

— Чтобы наши внуки тоже смогли попробовать такую вкусную уху, нам всем, и на том и на этом берегу, надо встать на защиту Балтики — спасти ее,— сказал на прощание капитан Кейо, крепко пожимая нам руки.

Уже когда катер отвалил от причала и вышел из бухточки, Тимо Ялканен усмехнулся и сказал:

— Рыбаков Хаапасаари, конечно, заботит судьба Балтики, они и сами каждый день сталкиваются с фактами загрязнения моря. Большим откровением для них стало то, что можно, сидя за одним столом с русскими соседями, так открыто говорить неприятные вещи и понимать друг друга...

— Скорее смотрите вправо! Различаете маленький островок? А белые пятна? — вдруг воскликнул Тимо.

Честно говоря, с большим трудом я разглядел в бинокль горбатый островок. Над ним кружили беспокойные птицы, поднятые шумом катера.

Хотя таких островов в заповедном архипелаге много — они вытянулись вдоль побережья на 60 километров и составляют 500 гектаров суши,— но их обитатели редко видят человека. Эти маленькие острова плохо приспособлены для жизни людей, а вот для птиц они — дом родной. Охотиться здесь запрещено, кое-где лишь имеются рыбачьи домики да приезжают любители грибов и ягод.

Тем временем катер приблизился к Птичьему острову, и наш капитан выключил мотор. Надо сказать, что, несмотря на довольно свободное посещение туристами островов и отсутствие строгих запретительных мер, финны бережно относятся к растительности и всему живому на них. Хотя, казалось бы, чего тут особенно беречь? Скалы да перелетные птицы.

Я рассматриваю в бинокль (близко к острову капитан не разрешил подойти, заботясь о покое птиц) гранитные глыбы, слегка поросшие мхом. Вот и вся растительность. На граните застыли неподвижными изваяниями крупные черно-белые птицы. Сюда прилетают из тундры серые гуси, черные кайры, крачки. Полно чаек разных видов. Обитает здесь одна разновидность чаек, по-русски ее называют «олуша», численность популяции которой уменьшается. Поэтому финны оберегают покой островов, особенно в период гнездовья птиц.

— В прибрежных лесах живет скопа, крупная хищная птица,— рассказал нам Тимо Ялканен.— Она вьет гнезда в раскидистых кронах высоких сосен, чей возраст можно угадать по могучим медным колоннам стволов. Таких деревьев становится все меньше в окружающих лесах, а на молодых соснах скопе гнездиться опасно. Сильный, порывистый ветер ломает их верхушки в бурю, и птенцы гибнут. Вот любители природы и стали выбирать старые, еще крепкие деревья и в их ветвях сооружать искусственные гнездовья.