Якоря памяти - Лена Морозова

Видимо, среди необходимого скарба, ножа у людей не обнаружилось, потому что все молчали, как Штирлиц на допросе. Потом она хлопнула себя по лбу – оказывается, она купила нож часом ранее в этой же электричке. Щедро отрезала мне колбаски и сидела с умилением смотрела, как я её поедаю.

Больше никогда не буду злиться на попутчиков с огромными сумками, потому что с ними при случае можно будет выжить даже в пустыне. По крайней мере, первую неделю. А дальше уж муж меня точно спасёт.

Детство

Дочка перед сном всегда смотрит на Луну в окошко, такой уж неё ритуал. На кухне кипит чайник, мы с мужем смотрим какую-нибудь политическую программу, а она засыпает. Наверное, она так всё это и запомнит.

В моём детстве я слышала, как громко тикают часы, как мама перелистывает тетради учеников и как папа за закрытой дверью стучит по клавишам пишущей машинки. Слышу, как он начинает новую строку, как дзынькает каретка, как вставляется новый лист. Хоть на кухне форточка всегда открыта, чувствую дым «Явы».

В окно мне издалека светит фонарь, он освещает кусок бордовых обоев, и, вместо причудливых вензелей, мне чудится чья-то грозная морда.

Утром обязательно проснусь от заставки радио «Маяк», в конце которой пиканье – пять коротких, один длинный. Мама варит на кухне кашу, и у неё, как всегда, сбежит молоко. Папа громко прихлёбывает горяченный чай из огромного бокала. Я встану, и он начнёт гонять меня каждые полчаса проверить почтовый ящик. Сегодня суббота – значит, ждём письма с Севера, с Алтая и из Челябинска. Когда сядем отвечать, мне разрешат вывести на конверте индекс и приклеить марки. До сих пор помню вкус клея на кончике языка. И вкус маминой каши на подгоревшем молоке.

И что-то такое это тоскливое счастье.

Папа

Как же меня злило это тогда, но я так рада, что это всё было.

Папа любил позвонить по необычным поводам:

– Дочка, ты не спи, к вам ураган с грозой идёт, смотри в окно – красота какая! Я вот час уже любуюсь.

Я закатывала глаза, но шла и смотрела. И ведь действительно замирала в восторге.

Мог разбудить меня в два часа ночи:

– Мушка, а прочти-ка мне «Зодчие» Кедрина. Ты очень хорошо его читаешь!

– Пап, ночь. Я не помню поэму до конца.

– Ничего. Ты читай, если что – я напомню.

Я читала, он слушал, периодически договаривая забытые мною строчки.

– Лен, на огороде красная смородина поспела. Приходи собирать.

– Пап, мы же не едим её. Ни я, ни ты.

– Так опадёт же – жалко.

Я, чертыхаясь, шла и собирала смородину. Папа в это время сидел на лавочке и, затягиваясь «Явой», рассказывал про своё восхождение на Пик Коммунизма. Я слушала и съедала всё, что собрала. Папа хитро улыбался.

8 лет назад у него был последний день рождения. Звоню и спрашиваю:

– Что привезти?

– А помнишь, мы с тобой казачьи песни пели? Приезжай – допоём!

Первое свидание

Пыталась отследить в память момент, когда я перестала чувствовать себя ребёнком.

Мне было лет 12, и я дружила во дворе со старшими ребятами. Играли в основном в «Московские прятки» и бадминтон. Все постарше меня. Там мне не повезло влюбиться в мальчика, который всегда называл меня только по прозвищу, что очень меня обижало.

В то время я носила изрядно драные шорты, ибо я постоянно то плавила свинец, то пачкалась мазутом, и мама просто махнула рукой на покупку новой одежды. Тогда ещё у меня были волосы ниже попы, и ждать, стоя смирно, пока мама заплетёт их в тугие косы, было выше моих сил. Поэтому я умудрялась сбегать каждое утро после завтрака, пока мама домывала тарелку.

Так вот, нечёсаная, в рваных штанах, а вместо сердца – пламенный мотор, я появлялась в указанном дворе.

Будучи натурой весьма импульсивной, смиренно вздыхать по объекту любви я не могла. И поэтому я всячески отравляла его жизнь: обливала водой, дралась и распевала обидные песенки над его ухом.

Он реагировал вполне закономерно: всегда оставлял меня водящей, выжигал лупой дырки на моих сандалиях и вслух молился, чтоб я поскорее убралась восвояси.

На следующее лето влюблённость не прошла, но появились новые развлечения: мы ходили в ДК играть в денди. Очередь подходила к следующему игроку через 15 минут. Мы с подружкой играли в «Марио» и драки, поэтому успевали сыграть несколько раундов, но парни играли в футбол. Они входили в раж и могли играть целый час, мы изнывали от скуки и недостатка внимания. Громко стенали. Парни огрызались.

Долго терпеть – это вообще не мой конёк, поэтому однажды я выдернула картридж. Это было моей фатальной ошибкой, потому что мальчики не успели сохраниться. В ту же секунду я уже убегала со всех ног, а вдогонку мне прилетела ножка от стула. Было не больно, но обидно. Потому что теперь я уже носила юбочки-маечки, заплетала волосы в причёски и даже губы красила. Так что многое поменялась. Он, видимо, тоже это почувствовал, потому что догнал и извинился.

И я даже на свидание пошла с ним тем вечером.

А детей, как известно, на свидания не зовут.

Летний лагерь

В детстве я ездила в православный лагерь, который разбивали вблизи с самым чистым озером Подмосковья. Там всегда было очень весело и беспечно.  Поэтому, когда спустя девять лет меня пригласили туда на пару деньков в качестве гостя, я с удовольствием согласилась. Очень уж хотелось снова окунуться в эту беззаботную атмосферу.

В лагере всё было как и раньше – красоты природы, много знакомых, весёлые дети и правила, которые должны неукоснительно выполняться. Удивило только то, что главным батюшкой был человек, которого я помню со времён, когда он батюшкой вовсе не являлся, был совсем юнцом и весил чуть больше мешка с картошкой. Пока стояла за благословлением, вспоминала, как в детстве любила ему за утренней трапезой подсыпать соль в чай.

Меня пристроили в помощь к вожатым отряда детей лет девяти – как раз к таким, какой я была здесь последний раз. Целый день их нужно было усмирять, сопровождать на молитву и в другие, порой самые неожиданные места, смотреть, чтобы все поели и не утонули в самом чистом озере Подмосковья.

Словом, к вечеру я очень прониклась к терпению вожатых и строила на завтра планы дезертирства. И вот когда я уже валилась с ног, мечтая отдохнуть в палатке, оказалось, что чаяниям моим не суждено сбыться. Мне впаяли наряд вне очереди – бдение за ночным костром. Что примечательно, аргументировали тем, что я «неплохо держусь».

В целом ночь за костром прошла не так уж плохо. Со мной осталось много знакомых, мы общались и пели песни. Кто-то даже за меня приготовил кашу для утренней трапезы.