Антология современной польской драматургии - Ксения Старосельская

Еще одним автором, который ввел в польскую драму новый язык и новую тематику, был Ингмар Вильквист (1960 г. р.). Под скандинавским псевдонимом скрывается поляк (искусствовед по образованию). Его дебют в 1999 году стал настоящим событием: за короткое время на сцене появилось больше десятка зрелых пьес, непохожих на то, что до сих пор в Польше писалось для театра.

Вильквист черпает вдохновение в скандинавской и американской психологической драме — у Ибсена, Стриндберга, Т. Уильямса. Действие его пьес происходит в вымышленном пространстве промышленных городов и приморских курортов на севере Европы. Их герои — понимаемые в широком смысле Иные, изолированные от общества по причине умственной отсталости («Ночь Гельвера»), неизлечимой болезни («Без названия») или Нестандартной сексуальной ориентации («Пачка смальца с изюмом и орехами», «Анаэробы»).

Хотя автор тщательно затушевывает реальные черты и исторический контекст своих произведений, понятно, что речь идет о насущных проблемах, появившихся в Польше после 1989 года, — о растущей нетерпимости, о страхе перед Иным. В результате политических реформ однородное коммунистическое общество внезапно превратилось в демократическое сообщество индивидуумов. О своем существовании объявили различного рода меньшинства, вызывая в традиционном обществе напряженность и конфликты. В середине 90-х в Польше возник массовый психоз, вызванный СПИДом; в местностях, где предполагалось создание центров ухода за больными СПИДом, жители выступали с протестами и даже устраивали поджоги. В то же время росла подпитываемая церковью и крайне правыми политиками враждебность по отношению к гомосексуалистам. Нетерпимость стала одной из главных проблем современности.

Вильквист в таких пьесах, как «Ночь Гельвера» (1999), или одноактных пьесах из цикла «Анаэробы» сталкивает зрителей лицом к лицу с Иными, а также поднимает вопрос о границах толерантности. Найдется ли в новом мире, делающем ставку на индивидуализм, место для инвалидов и умственно отсталых людей? Признают ли поляки, воспитанные в консервативном духе, сексуальные, расовые, культурные отличия?

В то же время Вильквист постоянно возвращается к опыту XX века. Одна из навязчиво повторяющихся у него тем — преследование людей с психическими отклонениями в тоталитарном государстве. В «Ночи Гельвера» женщина ухаживает за умственно отсталым парнем во времена тотального террора. Когда в дверь ломятся фашисты, она дает ему смертельную дозу снотворного. А потом обращается к Богу, бросившему их на произвол судьбы:

ОНА:

Прости меня, прости! Прости меня, Господи! (пауза — дыхание — взрыв — истерический крик) Ты знаешь? Да что ты знаешь? Что? (пытается поднять тело Гельвера) Смотри! Смотри, что ты сделал! (прижимает к себе труп) Почему? (крик — плач) Ведь он же знал эту молитву. Знал, как никто! Ну! (трясет тело Гельвера) Скажи Ему! Скажи! «Ангел Божий, хранитель мой…» Слышишь? Видишь, как хорошо он знает молитву… Только его Ты должен услышать… Только его… Только его…

Камерные пьесы Вильквиста про нездоровые взаимоотношения и негативные эмоции заполнили вакуум, возникший в польском театре после того, как из него исчезла романтическая драма XIX века и драматургия, основанная на абсурде соцреализма. Персонажей, живущих стандартными идеями, Вильквист заменил героями с глубоким внутренним миром и богатым прошлым. В каждой пьесе чувствовалась трагическая тайна, которая открывалась по мере развития действия. Трудно, однако, назвать эти пьесы новаторскими по форме: Вильквист не скрывал, что находится под влиянием реалистических произведений Теннесси Уильямса и Ибсена. Дальше всего в модернизации языка он пошел в «Препаратах» (2001): в подземельях вокзала писатель, он же — психотерапевт, встречается с группой пациентов, которых готовит к самостоятельной жизни на поверхности. Его подопечные напоминают героев пьесы Пиранделло «Шесть персонажей в поисках автора». Они цитируют диалоги из кинофильмов и отрывки из литературных произведений, мыслят штампами из мелодрам и любовных романов, копируют поведение актеров из популярных сериалов; чтобы подготовиться к самостоятельной жизни, воспроизводят повседневные ситуации из туристических разговорников, изданных еще в коммунистические времена. Все это придает пьесе метафорический характер: автор рисует портрет общества, которое увязло в прежних условностях и не готово к свободе.

Вильквист и Котерский предложили новый образ драмы, ставшей инструментом коллективной психотерапии поляков. Их пьесы показали скрытый страх перед Иным и Чужим, обнажили неврозы повседневной жизни, нездоровые отношения между людьми и кризис семьи, что привело к кардинальному изменению перспективы: популярного в Польше романтическою героя, вступающего в спор с Богом и историей, заменил человек, который не в состоянии справиться с собственными демонами.

Ключевым моментом в новейшей истории польского театра стало 18 января 1997 года. В этот вечер в двух варшавских театрах — «Розмаитости» и «Драматическом» — состоялись премьеры, на афишах которых значились имена двух молодых, еще неизвестных режиссеров: Гжегожа Яжины (выступавшего под псевдонимом Гжегож Хорст д’Альбертис) и Кшиштофа Варликовского. Первый поставил гротескную пьесу Станислава Игнация Виткевича «Тропическое безумие» о столкновении европейской цивилизации с Дальним Востоком, второй — трагедию Софокла «Электра», представленную в контексте войны на Балканах.

В обоих спектаклях наряду с новой тематикой присутствовал новый театральный язык. В литературную речь бесцеремонно врывались цитаты из кинофильмов и популярных песен, а главными темами стали кризис сознания современного человека, разочарование в прежней системе ценностей, поиск экстремальных ощущений в насилии и сексе. После долгих лет творческого застоя, вызванного кризисом в польском театре начала 90-х, эти постановки были откровением, а их создатели вскоре стали пророками нового театра.

Новое поколение режиссеров, к которому кроме Яжины и Варликовского принадлежали Анна Аугустынович, Петр Цепляк и Збигнев Бжоза, привлекло в театр молодых зрителей, которые до этого предпочитали кино или клубы. Молодые режиссеры говорили на одном с ними языке — языке поп-культуры. В то же время они затрагивали проблемы, непосредственно касавшиеся молодых людей конца XX века: ослабление эмоциональных связей, отчужденность или сексуальную амбивалентность.

В течение нескольких сезонов театр стал местом горячих дискуссий о современности. Одновременно работы нового поколения режиссеров явились катализатором изменений в драматургии. Хотя театральный репертуар состоял главным образом из очередных постановок классики и пьес западных бруталистов (прежде всего Сары Кейн), спектакли этих режиссеров, благодаря нравственному радикализму и новаторскому языку, повлияли на целое поколение молодых писателей.

Результат не заставил себя долго ждать. После 2000 года к поколению 40–50-летних (Слободзянек, Котерский, Вильквист) присоединилась новая генерация авторов, родившихся в 1970–1980-е годы. К ним относятся, в частности, Магда Фертач, Иоанна Овсянко, Дана Лукасинская, Михал Вальчак, Томаш Ман, Павел Саля, Павел Демирский, Кшиштоф Бизё, Марек Модзелевский, то есть дети капитализма, воспитанные уже в условиях свободы. Среди них есть прозаики, режиссеры, журналисты, сотрудники рекламных агентств, телесценаристы, врач и архитектор.

Болезненные переживания предыдущих поколений, как, например, события марта 1968 года или введенное в 1981 году военное положение, от них так же далеки, как Октябрьская революция от молодых россиян. Их естественная среда — либеральная демократия и капитализм, которые являются для них лишь точкой отсчета, а не (как для предыдущих поколений) историческим достижением. Это дает им право критиковать новую систему.

Они не сводят счеты с прошлым, а пытаются отразить жизнь молодежи в условиях новой реальности. Они говорят о проблемах неприспособленности, депрессии, чувстве отчужденности. Показывают оборотную сторону социальных изменений: кризис семьи, расслоение общества, угрозу насилия, эрозию эмоциональных связей, триумф потребительства. Они скептически относятся к таким авторитетам, как Церковь, которая вмешивается в политику, или поколение основателей «Солидарности», променявших свои идеалы на должности в новых структурах власти.

Появление такого количества талантов стало возможным благодаря возникновению различных организаций, поддерживающих молодых авторов. В Радоме в 2001 году был учрежден фестиваль современной пьесы «Смелый Радом», совмещенный с конкурсом и ставший местом многочисленных драматургических открытий (в частности, здесь состоялся дебют Марека Модзелев-ского). Слободзянек в 2003 году основал в Варшаве «Лабораторию драмы», польский аналог московского Центра драматургии и режиссуры Алексея Казанцева и Михаила Рощина — объединение театра-студии с круглогодичными драматургическими мастер-классами. Ему удалось собрать вокруг себя группу из полутора десятков авторов, в большинстве своем дебютантов (это, в частности, Иоанна Овсянко, Магда Фертач, Томаш Ман, Томаш Качмарек, Павел Юрек).