Белый шаман - Дмитрий Лифановский

заметным акцентом. Будто мужчина давно не говорил по-русски. Откуда он такой взялся? Иностранец? Володя еще раз осмотрел своего спасителя. Моложавое лицо. Из-за густой бороды и усов сложно точно определить возраст. Высокий рост. Не самый маленький в станице хорунжий оказался почти на полголовы ниже. Широкоплечий, сухощавый, весь словно свитый из мышц и сухожилий, проявляющихся даже через мешковатую одежду. Глаза… А вот глаза не молодые, остро испытующе глядящие из-под насупленных бровей. Тяжелый взгляд. Суровый. Прожигающий. Достающий до самой глубины души. Жутковатый, если честно, взгляд. Наконец Осипов решился:

— Владимир. Хорунжий 4-го казачьего полка Осипов.

— Ну, вот и познакомились, хорунжий Осипов — неожиданно улыбнулся Дмитрий. И оказалось, что не такой уж он и страшный. Просто полный тщательно скрываемой боли взгляд и окровавленные трупы у костра создавали этот жуткий ореол вокруг нового знакомца. — А скажи-ка, хорунжий, а какой нынче год на дворе?

[i] Никола́й Гео́ргиевич Михайло́вский (8 февраля [20 февраля] 1852, Санкт-Петербург — 27 ноября [10 декабря] 1906, там же) — русский инженер, путешественник и писатель, который публиковался под псевдонимом Н. Га́рин.

[ii] Роецкий Викентий Игнатьевич (1861–1896) — русский инженер, польского происхождения. Начальник изыскательского отряда для определения местоположения железнодорожного моста через Обь. В последствии именно на этом месте возник Ново-Николаевск — современный Новосибирск.

[iii] Начальник Сибирского жандармского управления.

[iv] Легенда взята отсюда: «Мифологическая проза малых народов Сибири и Дальнего Востока. Составитель Е. С. Новик» (Записано летом 1951 г. со слов Сербина Василия Филимоновича из юрт Тайных) https://ruthenia.ru/folklore/novik/Pelikh1972Sel’kupy.htm На самом деле, именно эта сказка и послужила основой для такого начала. Ну, согласитесь очень похоже: дверь в земле в тайное подземелье, женщина хранительница — Искин, гроб ­– медкапсула, золотое седло — кресло управления)))

[v] Тэри амгэ — в самодийской мифологии злой дух, обитатель подземного мира.

[vi] Принимать пищу

Глава 1

Тихий переливчатый писк домофона, и теплый шаловливый осенний ветерок бросает в открывшийся черный провал вонючего подъезда пригоршню ярких желто–красных листьев. Теперь самое трудное. Раз–два, раз–два, раз–два… Один пролет взят! Мокрая спина, холодная испарина на лбу, кровь стучит в виски, в глазах красные круги. Семнадцать ступенек прошел, впереди еще тридцать. До боли закусываю губу, чтоб не завыть в бессильном отчаянье. Развалина! Руины человека! Нет, пора заканчивать этот фарс! Ждать и верить в чудо… Мне скоро пятьдесят… Исполнилось бы… Я не верю в чудеса, я верю в человека. Хочешь чуда — сделай его сам. К сожалению, не мой случай. Все, что возможно, уже сделано. Не помогло.

Голову прострелила дикая боль. Опухоль, подлюка, опять зашевелилась. Знаю, что не шевелится. Но я-то чувствую, как она ворочается в голове, запуская щупальца метастаз в изношенный терапиями организм. Стиснув зубы, продолжаю свое восхождение. Навстречу, легко перебирая по ступенькам стройными ножками, затянутыми в джинсы, скатывается соседка Леночка и, ойкнув, шарахается от меня. Не узнала. Оно и верно. Сложно узнать в этом обтянутом кожей скелете, едва передвигающем трясущиеся кости, здорового сорокадевятилетнего мужика весом под центнер, каким я был буквально восемь месяцев назад.

Щелкнул, проворачиваясь в замке ключ, и в нос ударил затхлый запах пустующей квартиры. Сколько я здесь не был? Месяца два, пожалуй, или поменьше. Не помню. Да и неважно. Важно доползти до дивана. Стянув на ходу куртку, бросаю ее на пол. Вряд она мне еще понадобиться. Держась за стенку, ковыляю в зал и буквально падаю на диван, тяжело дыша. Облако пыли поднимается от пледа и кружится в пробивающихся сквозь щель в шторах лучах осеннего солнца. В висках тяжелыми молотками колотится боль. Говорят, к боли привыкают. У меня не получается. Терпеть, не обращать внимания научился, а привыкнуть не смог. Только бы не забыться и не потерять разум.

Бывает теперь со мной такое. Иду в туалет, а оказываюсь неизвестно где. И хорошо если в соседнем отделении. Как-то раз вообще ушел на улицу. Хорошо медсестричка Женечка нашла, вернула. А то бродил бы, хрен знает где, пока под машину не попал или не влез куда-нибудь. С тех пор за мной персонально стали приглядывать. Из палаты не выпускали почти. Обидно. Но я медиков понимаю. Они за меня отвечают. А сегодня с утра стало лучше, и я понял — пора! Дождался, пока соседи забудутся сном, а постовая медсестра отвлечется на вызов, и ушел, одевшись в спортивный костюм и куртку соседа. Мои-то вещи отобрали, после анабасиса в стиле бравого солдата Швейка. Простите меня девчонки, попадет вам, но безумным овощем доживать не хочу.

Ну, все, вроде отдохнул. С усилием поднимаюсь и, едва переставляя ноги, ползу до шкафа. Уж очень много сил забрал у меня этот побег. Старый потрепанный портфель с документами и фотографиями. На диван его. Отдышаться. Теперь на кухню. Табуретка оказалась практически неподъемной, но я справился. А вот залезть на нее оказалось гораздо сложней. Как альпинист в ненадежный, рассыпающийся под рукой карниз цепляюсь трясущимися пальцами за верхний край шкафа. Отдохнуть, отдышаться. Теперь приподнять кусок верхней панели и достать тряпичный промасленный сверток. Этот тайник я сделал лет пять назад, когда по случаю прикупил раритетный наган образца 1899 года. Просто так взял. Не удержался. Вполне себе рабочий экземпляр. Пару раз даже пострелял из него, выезжая на природу.

Все. Теперь бы слезть с табуретки не переломав кости. Но и с этой задачей я, чудом не убившись, справился. Прямо живчик сегодня. Губы кривятся в ироничной улыбке. Взгляд останавливается на проигрывателе. Denon. Вместе с усилком и акустической системой обошелся мне два года назад в соточку. Но я мог себе такое позволить, а хороший звук и винил — моя слабость. Побалую себя напоследок. По квартире разносятся божественные звуки первого концерта для гобоя с оркестром гениального Алессандро Марчелло. Следующим будет Вивальди, как раз то, что нужно под настроение. Даже головная боль слегка унялась.

А теперь за дело. Документы на квартиру, на машину, завещание набросал от руки, надеюсь, дети не передерутся за наследство. Дачу бывшей, детям не нужна, а она хотя бы будет заниматься. Вроде все. Рука сама тянется за фотографиями. Альбом за что-то цепляется, выдергивая из глубины портфеля памятную безделушку. На сплетённом из кожи шнурке идеальной формы золотистый прозрачный кристалл с каким-то замысловатым узором внутри. Красивый камешек, найденный мной в тайге, на берегу речки… Как же она называлась? Не помню. Как давно это было! Я тогда поперся разнорабочим в экспедицию, вслед за Людочкой, или Любочкой, или Танечкой… Опять забыл. Да