«Летающий танк». 100 боевых вылетов на Ил-2 - Олег Лазарев

В летной группе нас было семь человек. Вылететь самостоятельно вторым, начав летать последним, на восемь месяцев позже всех остальных, для меня что-то да значило. В то время мне шел восемнадцатый год. Радости моей не было предела. До настоящего летчика было еще далеко, но мечта, о которой я всего несколько месяцев назад и не помышлял, осуществилась. В моей жизни самостоятельный полет явился событием. Не забылся он и до сего времени. Хорошо помню, как инструктор перед самостоятельным полетом представил меня на контрольную проверку сначала командиру звена, а затем командиру отряда.

После проверки Недашковский, не сделав ни единого замечания, спросил, не боюсь ли я лететь? Затем дал мне несколько дельных советов, в частности, не теряться на случай, если откажет мотор, и что при этом необходимо сделать. Для сохранения центровки в переднюю кабину вместо инструктора положили мешок с песком. Перед вылетом Любушин еще раз осмотрел кабину, спросил, не боюсь ли я лететь, и сказал: «Не дрейфь, ну, пошел!» Оставшись один, я сразу почувствовал, что исход полета теперь зависит только от меня. С уверенностью, что справлюсь, спокойно увеличиваю обороты двигателя, выруливаю на старт и прошу разрешения на взлет. Стартер дает отмашку.

Взлетаю. На разбеге бросаю взгляд на переднюю кабину, где обычно перед глазами была видна голова инструктора. Теперь она пуста. Вот тот момент, когда я сам себе хозяин, лечу один. Набираю высоту, строю «коробочку». Все идет, как надо. В воздухе спокойно. Идет шестой час утра, ясная погода, воздух еще не прогрелся, вертикальных порывов не чувствуется. Летать в такую погоду одно удовольствие. Сделал проход над стартом. После повторного захода произвожу посадку на три точки. Подруливаю к квадрату. Любушин показывает большой палец. Поднялся ко мне и сказал: «Давай еще один полет. Делай его так же, как и первый».

Второй полет был выполнен также без замечаний. Выйдя из самолета, я подошел к Любушину. Он пожал мне руку и сказал, чтобы я доложил командиру отряда о выполнении двух самостоятельных полетов. Тот без всяких замечаний пожал мне руку и пожелал успеха. Незадолго до окончания летной программы я на один день съездил в Каширу повидать отца. Как только встретились, он сразу стал интересоваться учебой в техникуме и не бросил ли я аэроклуб. Когда я стал говорить о полетах, то почувствовал, что отец внимательно слушает меня, задает вопросы. На некоторые из них, касающиеся большой авиации, я, конечно, ответить не мог, но сущность пилотирования самолета уже схватил, а это главное. Давно мы с ним так откровенно не говорили, словно чувствовали, что после этой беседы расстанемся надолго.

Оставшуюся часть летной программы я закончил быстро, почти на одном дыхании, обогнал всех в группе и первым был представлен на проверку техники пилотирования представителю ВВС Красной Армии, который прибыл в аэроклуб для отбора кандидатов в военно-авиационные школы пилотов. Буквально перед зачетным полетом я летал в зону, где отрабатывал пилотаж. Во второй кабине находился пассажир – курсант-моторист. В воздухе немного болтало, особенно под кучевой облачностью. Парня стошнило. После посадки он начал убирать за собой кабину, а я направился в квадрат.

Навстречу идут Любушин и военный, старший лейтенант, на гимнастерке которого прикреплен новенький орден Красного Знамени. «Наверное, получил за бои на Финском фронте», – подумал я. После моего доклада Любушин бросил взгляд на военного и сказал: «Сейчас полетишь на проверку со старшим лейтенантом в зону. Он посмотрит, как ты летаешь». Подойдя ко мне, он дал несколько советов по выполнению элементов полета и закончил словами: «На этом твоя учеба заканчивается, смотри, не подведи меня. Я дал о тебе хороший отзыв». Неожиданную проверку я воспринял спокойно. Чувствовал себя уверенно. Перед посадкой в кабину уточнил у старшего лейтенанта порядок выполнения задания.

За весь полет проверяющий не проронил ни слова, молча взял управление на себя и стал создавать различные сложные положения для самолета, из которых я стал выводить его в нормальное положение. Проверку в зоне я закончил срывом самолета в штопор. Проверяющий после срыва в штопор придержал управление в своих руках и отпустил его только после трех витков. Как только я почувствовал, что оно стало легким, сразу же поставил рули на вывод. Выйдя из штопора, получил команду заходить на посадку.

По окончании полета проверяющий, не сделав замечаний, пожал мне руку и сказал, что полет я выполнил отлично. Оставшись у самолета, стал терпеливо ждать, что скажет Любушин. Подойдя ко мне, он улыбнулся и произнес: «Ну вот, Лазарев, на этом все. Ты больше не мой курсант, давай пожму тебе руку в связи с успешным окончанием обучения. Теперь ты стал летчиком, смотри, не зазнавайся. Помни, кто тебя учил, а то станешь начальником, небось и руки потом не подашь». Я сам был удивлен, что так быстро овладел управлением самолета. Никаких сложностей в этом деле для себя не видел.

Для многих курсантов это оказалось весьма непростым делом, а для некоторых – неосуществимой мечтой. Пришлось им расстаться с аэроклубом, не сумев одолеть летной программы из-за неумения своевременно схватить необходимые тонкости, о которых не скажешь и без овладения которыми невозможно безопасно управлять самолетом. Для меня летная программа, которую я одолел на одном, как говорят, дыхании, явилась следствием большого желания научиться управлять самолетом. Это я делал с большим желанием, без перерывов в обучении, всецело и беззаветно отдавшись осуществлению заветной мечты. Быстрое усвоение летной программы вселило в меня уверенность в полетах. Летать я не боялся, в полете получал удовольствие и наслаждение. С самолетом, как говорят летчики, обращался на «ты», всегда верил в успешное завершение полета, не боялся появления различных вводных, таких, как отказ мотора, пожар в воздухе, отказ управления и т. п.

Я всегда был уверен в себе. Забегая вперед, замечу: уверенность в полетах, приобретенная еще в аэроклубе, сказалась на всем периоде моего пребывания на летной работе и особенно пригодилась во время выполнения вылетов на боевое задание. Чувство уверенности при выполнении полетов я прививал и молодым летчикам, с которыми часто приходилось иметь дело.

Полет со старшим лейтенантом стал завершающим. На этом закончилась длившаяся немногим более месяца учеба в аэроклубе. Кроме зачетного полета, никаких других экзаменов я больше не сдавал и сдать не смог бы – ведь теоретического курса я не проходил. Не знал даже, что существует такой предмет, как аэродинамика, без знания которой нынешнего курсанта, собирающегося стать летчиком, никогда не посадят в пилотское кресло.

Через несколько дней закончивших обучение на У-2 собрали на небольшие сборы, где мы прошли мандатную комиссию, а чуть позже сообщили, что скоро всех нас отправят в военную авиационную школу. Долго ждать не пришлось. Через два или три дня нам предложили к середине дня прибыть в аэроклуб. Чувствуя, что в моей жизни должны произойти серьезные перемены, не знал, что предпринять. В общежитии я жил один, так что поделиться было не с кем. С нетерпением ждал явки в аэроклуб, чтобы узнать новости. Наконец все прояснилось. Не думал, что нас так быстро отправят в авиашколу. Какой-то аэроклубовский начальник зачитал список отправляемых. В их числе оказался и я. Всем упомянутым в списке приказали к 18.00 явиться на Киевский вокзал. Какое-то чувство подсказывало мне, что покидаю Москву навсегда и жить в ней больше не буду. Дальнейшие события подтвердили мои предчувствия.

По дороге на вокзал купил в дорогу 300 граммов охотничьей колбасы и одну маленькую французскую булочку. Кроме этого крохотного свертка с едой, у меня никаких вещей не было. Я точно выполнил указание не брать с собой ничего, кроме продуктов. У вокзала на месте сбора я увидел знакомых товарищей в окружении провожавших. После переклички поступила команда на посадку. В поезде забрался на свободную полку. Убаюканный стуком колес потихоньку задремал. Проснувшись, стал размышлять. В голове вертелась навязчивая мысль: что меня там ждет? Правильно ли поступил, отправившись туда, не посоветовавшись с отцом. Решил: если не понравится, вернусь и продолжу учебу в техникуме.

Тогда я еще не понимал, что из армии просто так не уйдешь. Там свои порядки. Еще не верилось, что я навсегда покидаю стены техникума, с окончанием которого связывались большие надежды. Он давал мне неплохую специальность. Аэроклуб привлек меня по нескольким причинам. В то время у молодежи было сильное увлечение авиацией. Не обошло оно и меня. Самолетами я увлекался с детских лет. С большим интересом наблюдал за всеми, пролетавшими над Каширой. Строил модели, которые неплохо летали. Для молодежи того времени считалось своего рода шиком ходить в полувоенном костюме.

Нередко в Москве, особенно в метро, можно было встретить парней и девушек в синих комбинезонах с летными шлемами на голове. Многие ребята завидовали им. Военная форма мне нравилась. Влекла военная романтика. В то время патриотизм, любовь к Родине, готовность пойти на ее защиту были среди молодежи повсеместным явлением. Это показала Великая Отечественная война. Молодежь активно откликалась на призывы: комсомол – в Военно-Морской Флот, комсомол – в Военно-воздушные Силы. Я тоже не мог оставаться в стороне. В конечном счете это и привело меня в аэроклуб.