Олег Табаков - Лидия Алексеевна Богова

костылях. Для того чтобы Мария Андреевна после тифа окончательно встала на ноги, родственник определил ее в армию. Шаг на первый взгляд странный, но там давали паек, и она получила возможность кормить детей. Так семья оказалась в городке Эльтон, который находился на берегу одноименного соленого озера. Это была Прикаспийская низменность, откуда недавно выбили немцев и сразу же открыли госпиталь. Ехали туда несколько суток. От той поездки в памяти остался горький воздух бескрайней степи, цветы чертополоха, блестящая от соли вода в озере и запах пирога, которым их угостил военный в поезде. Запомнилась и встреча на перроне с начальником госпиталя. В руках у него был кусок белого хлеба с маслом. «Такое чувство, будто он солнце держал в ладонях», — вспоминал Олег Павлович.

Говорят, голод улучшает умственные способности. Это спорно, но бесспорно, что голод обостряет вкусовые ощущения, превращая одних в гурманов, а других — в тех, кто пожизненно не способен заглушить постоянное желание что-то съесть. В Табакове было и то и другое. Стремление самому все попробовать заслужило ему репутацию тонкого дегустатора. Игорь Кваша вспоминал: «У него были термины, главный из которых — еда качественная и некачественная. Бывало, спросишь, Лёлик, как считаешь, качественная еда в этом ресторане? В точности ответа можно было не сомневаться».

Мария Андреевна получила назначение в госпиталь № 4157, до войны это была мощная бальнеологическая лечебница. Грязи там сохранились, их по-прежнему подвозили в госпиталь, и выздоравливающие получали грязевые ванны и другие назначения. Семья жила там целых два года. Госпиталь, где мать работала врачом-терапевтом, находился рядом, и днем она прибегала проверить, чем заняты дети. Иногда приносила что-то из оставшейся госпитальной пищи, а когда у нее был выходной день, все вместе варили пшенную кашу на таганке. «Таганка, — ответил однажды на вопрос студента Табаков, — это металлический кружок на четырех ножках, под который мы подкладывали высохший степной бурьян».

Вслушиваясь в рассказы Олега Павловича о детстве, я часто ловила себя на мысли, как много ушло из нашей жизни слов, понятий, явлений. Местные жители в том городке были русские и казахи. Однажды, уже в наши дни, я спросила у казаха, что такое «сарсу»? Ответил расплывчато, мол, что-то съестное, делали когда-то, а сейчас новые технологии, новые названия…. А с каким восторгом на одном из уроков Табаков воспроизводил в памяти это кушанье из высушенной молочной сыворотки, показывая, как оно поедалось, как это было сытно, и все невольно аппетитно сглатывали слюну. Как-то в его рассказе прозвучала фраза: маму часто вызывали ночью в госпиталь и за ней приезжала санитарная двуколка. Поймав чей-то недоуменный взгляд, он спросил: вы знаете, что такое «двуколка»? В ответ — молчание. Никто не знал и что такое альчики. А это была главная игра тех лет у мальчишек. Альчики — бараньи позвонки, в середину которых заливался свинец, который назывался «бита». Альчики, пояснил Олег Павлович, стоили денег, хранились они в мешочках, к концу пребывания в Эльтоне он играл мастерски и скопил целый мешок костей. И тут же продемонстрировал с помощью спичечного коробка своего рода «мастер-класс» в этой игре.

Да, то, чему научился в юном возрасте, забывается редко. Детские забавы тех лет были бесхитростными. Обруч, который катился рядом, создавал ощущение, что ты едешь на машине. Стрела, которую сделал раненый солдат, посредством прутика с веревкой пускалась высоко в небо и медленно «па-адала, па-адала» — в это время можно было мечтать, загадывать желания. Мальчишеская жизнь не была лишена опасных приключений. Взрывы оставшихся после боев боеприпасов многих тогда оставили калеками. И конечно, сохранилось в памяти неизгладимое впечатление тех лет — потрясение и восторг от бескрайней эльтонской тюльпанной степи. Белые, красные, желтые, лиловые тюльпаны затопляли все пространство до горизонта. Тюльпаны до цветения предварялись подснежниками. Перед тем как тюльпанам распуститься, луковицы от подснежников становились сладкими. Назывались они «бузулуки», дети их выкапывали и ели. Вкусно было!

К началу войны Олегу Павловичу было около шести лет, к концу — около десяти. Четыре года войны. В этом слове даже на уровне детского сознания он ощущал тогда великое человеческое братство, которое в наибольшей степени было приближено к библейскому пониманию. Через сорок лет драматург Михаил Рощин найдет литературную формулировку этого ощущения: «Будь проклята война, наш звездный час!» Табаков эту фразу повторял во всех интервью. Невольно вспоминаются слова моей доброй знакомой, жены известного генерала, с которым она прошла всю войну. На вопрос, какой главный день был в ее жизни на войне, она ответила: «1945 год. Весна. Мы освободили Вену. Через два дня состоялся торжественный вечер в огромном театральном зале. Когда мы вошли в ложу, весь зал встал. Аплодисменты не смолкали несколько минут. Слезы подступили, в те минуты я верила: в мире все будет хорошо!» Это был «звездный час» одного из участников той страшной войны, но у каждого были такие часы, прежде всего связанные с наступлением мира, с долгожданным возвращением домой.

Главная радость в те годы и детей, и взрослых — кино. День, когда в поселок привозили новые фильмы, становился праздником. Среди других Табакову запомнился фильм «Радуга», где героиня, убив фрица, говорила: «Радуга — это доброе предзнаменование!» В Эльтоне состоялось «крещение в артисты» — первый выход Олега на сцену. Это случилось в госпитале, где он вместе с Марией Андреевной принял участие в постановке самодеятельного военного скетча, в котором произносил всего одну фразу: «Папа, подари мне пистолет!» И ведь запомнил эту единственную фразу! Правда, как потом Мастер признавался студентам, исполнитель был чересчур активен и повторял эту единственную фразу куда чаще, чем было предусмотрено в тексте, поэтому обращал внимание публики на себя, огорчая тем самым того, кто играл роль отца. Тогда юный артист впервые задумался: «Что же это за профессия, которая приносит столько расстройства?» Надо сказать, что творческие порывы не были чужды семейству Табаковых, Мария Андреевна читала стихи на вечерах, стесняясь и одновременно гордясь. А ее мать, баба Оля, так распевала песни в манере Лидии Руслановой, что заслушаешься. Смирив артистические страсти предков, природа не выдержала и на Олеге Табакове допустила прорыв. Все родные — медики, отец — врач-биохимик, мать — терапевт, дядя — специалист по рентгеновской аппаратуре, сестры и братья пошли по стопам родителей, и Олег первым нарушил традиции семьи, не пойдя в медицину.

Домой мать с сыном возвратились в сорок пятом. Ехать пришлось срочно: умерла бабушка Оля, самый близкий мальчику человек. Она не раз его выхаживала, была заступницей во всех конфликтах и ссорах. С этим смешанным чувством горя и радости ехали домой. Вернувшись в Саратов,