Влад (ЛП) - Кристи Уэбстер

он обязательно поквитается. Держу пари, что через несколько месяцев у него будет план, как свести счеты. Я съеживаюсь при одной мысли о том, что это может быть.

Ликер скапливается в моем желудке, побуждая меня съесть что-нибудь, чтобы не захмелеть.

Выпивка не в моем характере, но мятежная молодая женщина внутри меня кричит, чтобы ей позволили взять вверх на некоторое время.

Она мне нравится.

И как только ей даешь свободу, то затолкать обратно внутрь становится очень трудно.

Тихий шелест ветра, колышущий церковные двери, напоминает мне, почему я никогда не ношу платья. Если бы не алкоголь, согревающий мою кровь, я бы попросту обледенела. Церковь заполнена, но в атмосфере царит странная пустота, отчего по мне пробегает дрожь.

Я пристальным взглядом смотрю на него. Влада Васильева. Сильного. Грозного. Красивого. Его темные волосы уложены гелем в модную прическу, отчего мне хочется запустить пальцы в его волосы и взъерошить их. Мысль о том, что у него хоть раз в жизни будут растрепанные локоны, вызывает у меня крайне неуместный смешок.

Может быть, мне стоит успокоиться, потягивая из фляжки.

Я позволяю своему взгляду остановиться на его челюсти. Весь юмор рассеивается, когда я замечаю, как время от времени напрягаются мышцы его шеи. Интересно, какой он на вкус. Он сидит в ряду, расположенном впереди, на сидении справа от меня. Если я наклонюсь вперед, то, вероятно, почувствую запах шампуня, которым он пользуется. Держу пари, это что-то поистине мужское.

Я выпрямляю спину и сжимаю бедра. Дама рядом со мной шевелится, и я замечаю, что она наблюдает за мной, пока я разглядываю Влада. Игнорируя ее едва сдерживаемый презренный взгляд, продолжаю свою деятельность. Не часто мне удается быть так близко к нему и беззастенчиво рассматривать.

Костюм, который он носит, облегает его широкие плечи, как вторая кожа, ни единой складки или ворсинки не видно. Его безупречный вид подобен броне — он отпугивает людей, даже едва приблизившихся к нему. Я, конечно, никогда этого не делала.

Доминирование, деньги и господство исходят от него фибрами, подобно силовому полю, которое он создает одним усилием воли.

Я наблюдала за ним со стороны с тех пор, как научилась ходить. Изучала, анализировала и тосковала, несмотря на то, что мой мозг всячески хотел выбросить его из головы. Но это было невозможно. Влад — моя любимая зависимость.

Я вдыхаю его запах в легкие, как воздух, и дышу.

Влад выглядит скорее сердитым, чем грустным, судя по тому, как он стискивает зубы и насколько напряжена его поза. Судя по всему, эти придурки в бешенстве от того, что Виктор не выжил, а не оплакивают потерю любимого человека.

В день смерти Виктора моя сестра открыла мне один секрет — секрет, который перевернул всю мою жизнь с ног на голову. Она была обещана Виктору. Отец уже вел переговоры об их договорном браке, и Диана должна была стать его женой — вдовой, если бы «Игры» состоялись полгода спустя. Еще одна причина, по которой мой отец был в ярости. Это эквивалентно с тем, если бы он обвинил Юрия Васильева в смерти своего младшего сына для предотвращения их союза.

Всю мою жизнь моя мать обещала, что наша жизнь не будет похожа на ее. Что наши браки будут нашим выбором, а не тем, что принесет пользу семье.

Я почти поверила ей.

Однако когда она не смогла произвести моему отцу на свет сына, он начал обучать нас с сестрой семейному бизнесу. Убедился, что мы свободно владеем пятью языками, и оплатил частные школы и репетиторов, чтобы расширить наши знания. Он зашел так далеко, что заставлял нас путешествовать по миру, чтобы получить образование в культурах тех стран, которые, по его мнению, были важны. Он подчеркнул, что только потому, что мы женщины, это не уменьшает нашей ценности или власти, когда дело доходит до бизнеса, даже если мы этого не хотим.

В наши обязанности не входило бы делать мужа счастливым, пока он управлял империей, потому что у нас была бы собственная империя и любовь. Долг не будет управлять нашей судьбой.

Ложь. Ложь. Ложь.

Мое сердце разбилось в тот день, когда моя сестра сообщила мне о плане отца выдать ее замуж за Виктора. Ему было всего восемнадцать, как и мне. Диане двадцать четыре, и, к моему удивлению и разочарованию, она намеревалась пойти на это. Слова «это будет хорошо для нашей семьи» сорвались с ее губ как цианид, отравляя все мое уважение и восхищение к ней, которые я испытывала всю свою сознательную жизнь. Она говорила точь-в-точь как отец.

И если он планирует выдать ее замуж, то это означает, что я буду рядом с ней, и бизнес, который мы учились вести вместе с тех пор, как смогли говорить, будет объединен с семьей Васильевых. Это хорошая бизнес-стратегия, но она укрепляет больше Васильевых, чем нас. От нас с сестрой будут ожидать, что мы будем лежать и производить на свет наследников для наших мужей, как в восемнадцатом веке.

Интересно, грустит ли Диана, что ее жених ушел, или она втайне счастлива…

Размышляя над этим, я делаю еще один вдох, отчаянно желая большего, и рукой провожу по черному платью, собранному слоями на моих бедрах. Материал чешется, и по моим ногам пробегает сквозняк.

От резкого толчка в мое бедро я чуть не расплескиваю ликер во фляжке.

Я шиплю и морщу нос, глядя на свою сестру, сидящую справа от меня. Ее губы приподнимаются в коварной усмешке, затем ее выражение лица быстро приобретает отчужденную маску. Только моя сестра может выглядеть утонченно с красной помадой на похоронах.

Она рукой скользит по моей, забирает фляжку и закрывает крышкой.

Зануда.

Я пытаюсь выхватить алкоголь обратно своими уже замерзшими руками, но из-за своей неловкости фляжка вываливается из моих рук и с грохотом падает на церковный пол, закатываясь под скамью передо мной. Я внутренне съеживаюсь и начинаю крутить серьгу, чтобы успокоить нервы.

Глаза моей сестры расширяются от ужаса, когда Влад поворачивается к нам. Это почти как в замедленной съемке для моего скачущего сердца.

Бум. Бум. Бум.

У меня перехватывает дыхание, когда его темно-янтарный взгляд устремляется в мою сторону. Пристальный. Раздраженный. Свирепый.

Бум. Бум. Бум.

Черт, у меня внезапно закружилась голова, будто я выпила ликер тысячелетней выдержки, а не восьмидесятилетней.

Без моего ведома мои веки трепещут, а желудок сжимается в узел. Это первый раз за всю мою жизнь, когда он смотрит прямо на меня, как будто