Изгнание норманнов из русской истории. Выпуск 1 - Наталия Ильина

И этот выдуманный автором «Ладожский каганат» (ранее Стендер-Петерсен то же самое говорил в отношении точно такого же мифического Верхневолжского каганата) заявил о себе в Константинополе и Ингельгейме в 839 году. Позже русско-свейские дружины «под предводительством местных конунгов» двинулись на завоевание Днепровского пути и захватили Киев, освободив местных славян от хазарской зависимости. Тем самым они завершили создание «норманно-русского государства», в котором весь многочисленный высший слой - князья, дружинники, управленческий аппарат, а также купцы - были исключительно скандинавами. Но в короткое время они растворились в славянах, что привело к образованию национального единства и созданию в рамках XI в. «особого смешанного варяго-русского языка». В области Двины, повествовал далее Стендер-Петерсен, существовало еще одно «скандинаво-славянское» государство с центром в Полоцке, в 980 г. разгромленное «скандинавским каганом» Владимиром. Невероятная массовость присутствия шведов в Восточной Европе дополнительно вытекала из таких слов этого богатого на воображение датского лингвиста, что шведы на Русь шли «с незапамятных времен беспрерывно...», что «наплыв» скандинавских купцов в IX-XI вв. в Новгород «был, по-видимому, огромный», что в 980 г. Владимир Святославич отбыл якобы из Швеции в Новгород с наемным «громадным войском» и др.[12]

В 1950-1960-х гг. шведский археолог Х.Арбман, также тиражируя и закрепляя в западной историографии теорию норманской колонизации Руси, и доказывал, что главной областью колонизации военно-торгового и крестьянского населения Скандинавии «первоначально было Приладожье, откуда часть норманнов проникла в Верхнее Поволжье, а другая часть, двинувшись по Днепровскому пути, основала норманские колонии в Смоленске-Гнездове, Киеве и Чернигове». Скандинавы, расселяясь по Восточной Европе, установили господство над ее славянским населением и создали Киевскую Русь. В целом, как констатировал в 1960-х гг. И.П.Шаскольский, в работах шведских, финских, норвежских и других западноевропейских ученых середины XX в. присутствовало стремление «показать, что главным содержанием истории Швеции IX-XI вв. были не события внутренней жизни страны, а походы в Восточную Европу и основание шведами Древнерусского государства»[13].

И на такой путь их прямо толкали (помимо, как отмечал немецкий археолог Й.Херрман, говоря о германской науке, «прямолинейно-националистических целей»[14] и, необходимо добавить, антирусских настроений) выводы археологов, также вольно, как и Т.Ю. Арне, обращавшихся с археологическим материалом. Так, например, Арбман охарактеризовал известный большой курган Черная могила на Черниговщине (а по нему и другие большие курганы этого же района) как погребальный памятник норманна лишь по наличию в нем двух франкских мечей, выдав их за скандинавские, хотя мечи франкского производства имели самое широкое хождение по всей Европе и найдены там, где скандинавов никогда и не было. В 1962 г. интерпретацию Арбманом захоронения в Черной могиле английский археолог П.Сойер назвал наиболее характерным примером тенденциозной и неубедительной аргументации. А в отношении Гнездова он добавил, что, «конечно же, обнаруженного скандинавского материала недостаточно, чтобы подтвердить заявление Арбмана о том, что это шведское кладбище, последнее пристанище представителей шведской колонии» (сегодня В.Я. Петрухин, заполонив историю Руси не только норманнами, но уже и хазарами, увидел в Черной могиле ударную «интернациональную» стройку раннего феодализма: «...Славяне, норманны и хазары возвели своему предводителю единый монумент»)[15].

Теория Арне-Стендер-Петерсена-Арбмана в завуалированном виде присутствовала в советской науке, на словах боровшейся с норманизмом, а на деле исповедовавшей главный его тезис о скандинавской природе варягов. И ее активными проводниками выступали ленинградские археологи или представители «ленинградской школы скандинавистов», как их именует ее воспитанник А.А. Хлевов, победившей в борьбе за «реабилитацию» скандинавов в ранней русской истории». Так, в 1970 г. Л.С. Клейн и его ученики Г.С.Лебедев, В.А. Назаренко довели до сведения исследователей, занимавшихся изучением Руси, и, естественно, ставших брать их цифры в расчет и подверстывать под них свои построения, что норманны - дружинники, купцы, ремесленники - в X в. составляли «не менее 13 % населения» по Волжскому и Днепровскому торговым путям. По Киеву эта цифра выросла у них до 18-20 %, т. е. каждый пятый житель многонаселенной столицы Руси был, оказывается, скандинавом, а в Ярославском Поволжье численность последних, по их мнению, уже «была равна, если не превышала, численности славян»[16]. Такого рода рассуждения советских «антинорманистов»-марксистов, после 1991 г. ставших именовать себя «объективными», «научными» и «умеренными» норманистами, продолжали, как и прежде, подпитывать шведские археологи, до сих пор являющиеся в глазах их российских коллег главными экспертами в оценке русских древностей.

В 1985 г. шведский археолог И.Янссон предположил, стремясь, видимо, придать разговорам о самом массовом присутствии скандинавов на Руси хоть какие-то черты материальности, а значит, убедительности, что в эпоху викингов их численность могла превышать 10% населения Швеции (но подобная конкретизация, учитывая тот факт, что в последней около 1000 г. проживало от 500 000 до 800 000 человек, означает, что в землях восточных славян за два, как минимум, столетия в общей сложности побывало от 1 до 1,6 миллиона скандинавов, обязанных, естественно, оставить там явственные и многочисленные следы своего пребывания). Размер «шведской иммиграции», по словам Янссона, «был настолько велик, а захороненных женщин (скандинавок. - А.С., В.Ф.) настолько много, что иммигрантами не могли быть только воины, купцы и др. В их числе должны были быть и простые люди». В 1998 г. он добавил, что его дальние предки шли на Русь для несения военной службы, занятий ремеслом и даже сельским хозяйством, переселяясь «на восток Европы целыми коллективами, да и в походы и на военную службу пребывали большими группами, что предполагает их постоянное проживание, нередко семьями, в городах и иногда сельских местностях»[17].

Наши археологи, нисколько не желая отставать ни от Арне, ни от Янссона, эхом повторяют сказанное ими. Так, в 1996-1998 гг. В.В. Мурашова, ведя речь об «огромном количестве» скандинавских предметов «во множестве географических пунктов» Восточной Европы, проводила не только идею о большой иммиграционной волне из Швеции на Русь, но и утверждала, что «есть основания говорить об элементах колонизации» норманнами юго-восточного Приладожья. В 1999 г. Е.Н.Носов не сомневался, что в ряде мест скандинавы проживали «постоянно, семьями и составляли довольно значительную и влиятельную группу общества»[18]. Настроения археологов, в духе времени расцвета «ультранорманизма» в нашей науке, в духе Арне и Стендер-Петерсена рождавшие мнимые материальные свидетельства пребывания скандинавов «во множестве географических пунктов» Руси, передаются, в силу их норманистских воззрений, профессиональным историкам. И в 1991 и 1993 гг. А.П. Новосельцев говорил, что происхождение термина «Русь» и династии киевских князей - второстепенные вопросы, навязанные науке «патриотами»(свое отношение к антинорманистам прошлого он выразил в словах, что это «посредственности типа Д.И. Иловайского). Тогда как «прекрасный знаток наших древностей» А.Стендер-Петерсен, глубоко уважавший «Россию, русский народ, его прошлое», «считал, что термин «Русь» северного происхождения, как и династия киевских Рюриковичей»[19].

В 1995-2000 гг. Р. Г. Скрынников, повторяя и превосходя глубоко уважавшего «Россию, русский народ, его прошлое» Стендер-Петерсена, объяснял, что во второй половине IX - начале X вв. на Руси, которую ученый переименовал в «Восточно-Европейскую Нормандию», «утвердились десятки конунгов», основавших недолговечные норманские каганаты, что там находилось «множество норманских отрядов», что в X в. «киевским князьям приходилось действовать в условиях непрерывно возобновлявшихся вторжений из Скандинавии», что разгром Хазарии был осуществлен «лишь очень крупными силами», набранными в Скандинавии, что в балканской кампании Святослава «скандинавское войско по крайней мере в 1,5-2 раза превосходило по численности десятитысячную киевскую дружину», что его сын Владимир, будучи новгородским князем, «подчинил норманнское Полоцкое княжество на Западной Двине...» и т. д. и т. п. При этом он уверял, что «на обширном пространстве от Ладоги до днепровских порогов множество мест и пунктов носили скандинавские названия». Но чтобы как-то затушевать столь явный фальсификат, т. к. науке совершенно ничего не известно о «множествах» скандинавских названий на Руси, Скрынников тут же «стер» это множество, превратив его в пустой звук и тем самым расписавшись в безосновательности своей же посылки: «Со временем следы норманской культуры окончательно исчезли под мощным слоем славянской культуры»[20].