По Мыслящим Королевствам - Алан Фостер

Правитель помельче не придал бы значения подобной оплошности…

Сходя с колесницы Химнет приказал своему генералу оставаться на месте, чтобы сдерживать все еще разгоряченных жеребцов. В ореоле пурпура и великолепия, с развевающимся за спиной королевским плащом, он прошествовал к северной стороне волнореза, дабы посмотреть в лицо нерадивому. Перегриф наблюдал за господином с бесстрастным лицом.

Другие рыболовы при его приближении отступали к краю волнореза, прижимая к себе детей и стараясь сделаться как можно незаметнее. Меньше всего им хотелось привлечь внимание властителя. Это естественно, думал Химнет. Понятно, что простых людей смущает и даже немного пугает величие его присутствия. Так и должно быть. Это значительно упрощает рутину правления.

Именно поэтому он тратил время на то, чтобы потолковать с единственным непокорным, который не отозвался на его прибытие соответствующим изъявлением почтения.

Мужчина с заросшими щетиной щеками был одет в длинный комбинезон из какой-то грубой, кое-как сшитой материи. Рубаха с длинными рукавами была засалена, а ладони покрыты рыбьей кровью Он сидел на краю волнореза лицом к морю, держа в руке длинное удилище, а рядом с ним стояли два ведерка. В одном содержалась наживка, в другом — рыба. Ведерко с наживкой было полнее второго. Рядом сидел взъерошенный мальчик лет, наверное, шести, с удочкой покороче. Он украдкой поглядывал на властную фигуру, которая теперь уже высилась за его и отцовской спинами. Рыбак же с отсутствующим выражением лица не обращал внимания ни на того, ни на другого.

— Похоже, рыба проявляет к тебе так же мало почтения, как ты ко мне.

Мужчина не шевельнулся.

— Утро так себе, да и пришли мы поздно.

Ни почтительного обращения, ни титула, ни «доброе утро, господин»… По неторопливому, но умелому обращению мужчины с удочкой Химнет определил, что тот не слепой. А его ответ показывает, что и не глухой.

— Ты знаешь меня.

Мужчина слегка шевельнул удилищем, чтобы привлечь к наживке внимание какой-нибудь наблюдательной рыбы.

— Вас всякий знает.

По-прежнему никакой почтительности, никакого подобающего обращения! Что тут происходит? Вздор какой-то!.. Химнет отлично понимал, что остальные внимательно наблюдают за ними. Исподтишка, как можно незаметнее, но все-таки наблюдают. Он бы не повернулся и не ушел, даже если бы этот рыболов с ребенком находились на обратной стороне Луны, тем более немыслимо уйти в присутствии других.

— Ты не приветствуешь меня, как это принято.

Мужчина как будто слегка склонился над своим удилищем, но голос его остался ровным.

— Я бы предпочел сам выбирать, кого мне приветствовать. А без такого выбора простое исполнение формальностей представляется излишним.

Образованный, — подумал Химнет. — Значит, тем более важно преподнести ему серьезный урок».

— Тебе следовало бы тщательнее выбирать метафоры. Использование определенных слов может побудить меня к определенным действиям.

В первый раз рыбак обернулся и посмотрел вверх. Он не вздрогнул при виде рогатого шлема и горящих глаз.

— Я не боюсь вас, Химнет Одержимый. В любом случае человек живет не вечно, а я слишком часто думаю о том, что лучше умереть в состоянии свободы, нежели влачить существование без нее.

— Без свободы? — Чародей экспансивно взмахнул рукой. — Вот ты в такой прекрасный день сидишь здесь со своим сыном на общественном волнорезе и занимаешься тем, что большинство твоих сограждан назвали бы настоящим отдыхом, и при этом жалуешься на отсутствие свободы?

— Вы понимаете, о чем я говорю. — Как заметил Химнет, тон мужчины был явно угрюмым. — В конечном счете ничего не делается без вашего одобрения — или одобрения ваших лакеев, вроде того старого воина, что молча ждет с каменным лицом в колеснице. Вы управляете всем, не допуская ни возражений, ни обсуждений. Ничто в Эль-Ларимаре не может произойти без вашего ведома. Вы шпионите за всеми — либо это делается по вашему приказу.

— Знание является необходимой предпосылкой хорошего правления, любезный.

— Но не игнорирование желаний народа. — Мужчина вновь повел удилищем, и тонкая леска, подергиваясь, прочертила поверхность воды.

— Для народа весьма опасно иметь слишком много желаний. — Сделав шаг вперед, Химнет нагнулся прямо за спиной мужчины, так что тот ощутил теплое дыхание Одержимого на своей грязной открытой шее. — Это вселяет в людей тревогу и расстраивает пищеварение. Куда лучше просто жить и наслаждаться каждым приходящим днем, а вопрос желаний оставить другим.

— Вроде вас. — Мужчина не поежился, не отпрянул. — Давайте делайте что хотите, я вас не боюсь! Все равно уже хуже некуда.

— Ты и впрямь скверно обо мне думаешь, да? Если бы у тебя было больше житейского опыта, любезный, ты бы понимал что я еще не такой плохой, как большинство абсолютных монархов. Я не собираюсь ничего делать с тобой. — Шлем слегка повернулся направо. — Какой хороший у тебя мальчик. — Протянув закованную в броню руку, Химнет потрепал ребенка по волосам. На лице шестилетнего малыша появилось выражение, среднее между неуверенным восхищением и совершенным ужасом.

Впервые гранитная твердость рыбака, кажется, слегка пошатнулась.

— Оставьте мальчика в покое. Если это необходимо, то займитесь мной.

— Заняться тобой? Но, любезный, я как раз и занимаюсь тобой? — Некромант сунул руку в карман и достал оттуда небольшую стеклянную бутылочку, наполненную черной маслянистой жидкостью. — Я не стану обременять тебя названием эликсира. Если брызнуть несколько капель этой жидкости на бедро твоего очаровательного крепенького малыша, то его ноги высохнут, словно забытые в поле последние колосья пшеницы. Они станут хрупкими, как стебли засушенных цветов. При ходьбе кости будут трескаться и ломаться, причиняя невыносимую боль, от которой не избавят ни один доктор, ни один алхимик. Потом кости начнут заживать, медленно и мучительно, покуда он не сделает следующий неверный шаг, и тогда они опять сломаются. Это будет происходить опять и опять. Боль начнет усиливаться с каждым новым переломом. Как бы он ни был осторожен, кости будут ломаться и заживать, ломаться и заживать, а когда он станет взрослым — если сумеет так долго превозмогать боль, — его ноги превратятся в причудливую массу осколков костей, бесполезных для ходьбы или чего-нибудь иного, кроме мучений.

Лицо Химнета под шлемом теперь было очень близко к уху рыбака, а голос понизился до шепота. Лицо мужчины подергивалось, и несколько слезинок скатилось по его щетинистой щеке.

— Не делайте этого. Пожалуйста, не делайте этого.

— Ага. — На скрытом сталью шлема лице Химнета Одержимого появилась улыбка. — Пожалуйста, не делайте этого — чего?