Антология сатиры и юмора XX века - Евгений Львович Шварц

Первой пьесой, принесшей Шварцу всемирную славу, стал «Голый король». Она появилась в ответ на просьбу Николая Акимова написать что-либо на современную тему. В «Голом короле» Шварц использовал сюжетные мотивы «Свинопаса», «Нового платья короля» и «Принцессы на горошине» — но невозможно назвать «Голого короля», как и другие пьесы Евгения Шварца, инсценировками. Конечно, и в «Снежной Королеве», и в «Тени» использованы мотивы сказок Андерсена, «Золушка» — экранизация известной народной сказки, а «Дон Кихот» — знаменитого романа. Даже в пьесах «Дракон», «Два клена» и «Обыкновенное чудо» отдельные мотивы явно заимствованы из известных сказок, — но число сюжетов, если верить Борхесу, вообще крайне ограниченно. Шварц брал известные сюжеты, как в свое время это делали Шекспир и Гете, Крылов и Алексей Толстой. Старые, хорошо известные образы начинали у Шварца жить новой жизнью, освещались новым светом. Он создавал свой мир — мир грустных, ироничных сказок для детей и взрослых, и трудно найти более самобытные произведения, чем его сказки.

В одной из прозаических сказок Шварц рассказал о новых приключениях Кота в Сапогах. Сильно растолстевший от безделья Кот, которому даже трудно надевать сапоги, решает покинуть хозяина. Он отправляется на корабль, где расправляется с корабельными крысами, а позже перевоспитывает вздорного сына капитана Сережу. В конце сказки Кот вместе с детьми попадает на праздничную демонстрацию. С трибуны о нем кричат: «Смотрите, какая маска хорошая!» А Кот им отвечает: «Я не маска, я — настоящий Кот в Сапогах». Так могли о себе сказать все сказочные герои Шварца. Они все были настоящие, живые существа, способные любить и ненавидеть, размышлять и чувствовать. Его короли, палачи, министры, людоеды — абсолютно живые люди. И рассуждают они, и идут к своей цели так же, как живые люди, и говорят на современном русском языке — со всеми своими характерными особенностями, оборотами, словечками.

Конечно же, за простодушными высказываниями героев всегда кроется авторское лукавство. «…Чужой сюжет как бы вошел в мою плоть и кровь, я пересоздал его и тогда только выпустил в свет», — эти слова Г. Х. Андерсена из «Сказки моей жизни» Евгений Шварц не случайно сделал эпиграфом «Тени». Пожалуй, он сам с полным правом мог бы отнести эти слова и к себе. Поэтому-то и сейчас, спустя десятилетия, веселые и печальные герои Шварца — короли и министры, свинопасы и принцессы, ученые и олени — продолжают вести с нами свой необыкновенный разговор.

«Голый король» так и не был поставлен при жизни Евгения Шварца. Многие герои, видимо, вызывали у бдительных чиновников слишком ясные ассоциации. Уже в фигуре тупицы короля, разговаривающего со своими подчиненными только на языке угроз — «сожгу», «стерилизую», «убью как собаку», — нетрудно было узнать диктатора, державшего весь народ в страхе. А когда повар, рассказывая о моде сжигать на площадях книги, в ответ на возмущенный возглас: «Но ведь это ужасно, да?», озираясь по сторонам, говорил: «Только вам скажу! Да! Ужасно!» — то кто же не узнавал в этом своих знакомых, боящихся собственных слов? Не удивительно, что «Голый король» появился на сцене лишь в 1960 году. Пьеса была поставлена в «Современнике» и шла там с триумфальным успехом.

О чем бы ни писал Евгений Шварц, он всегда отстаивал ценности, прямо противоположные официальной идеологии. В то время когда декларировалось, что «жалость унижает человека» и воспевались люди, из которых можно было делать гвозди, он писал: «Жалейте друг друга! Жалейте — и вы будете счастливы!» Шварц никого не учил классовой ненависти, он всего-навсего зло называл злом, а добро — добром, но этого оказалось вполне достаточно, чтобы его пьесы запрещались советской цензурой. Конечно, можно сказать, что ему в какой-то мере повезло. В отличие от его друзей — Николая Олейникова, Даниила Хармса, Николая Заболоцкого, он избежал ареста, но вряд ли можно назвать благополучным драматурга, чьи лучшие пьесы, кроме детских, при жизни практически не шли на сцене.

Так сложилось, что самое трагическое в жизни страны десятилетие — с 1934 по 1944 год — оказалось для Шварца наиболее плодотворным. Именно в это время он создал свои лучшие пьесы «Тень» (1940) и «Дракон» (1945). Сам Акимов считал «Тень» для Театра комедии таким же определяющим спектаклем, как «Чайка» для МХАТа и «Принцесса Турандот» для Театра имени Евг. Вахтангова.

Блистательное мастерство Шварца — умение передавать в афористической форме самую суть сложных психологических явлений — оказалось очень близко театру.

Обличительный гнев писателя был направлен в «Тени» против того, что Александр Куприн назвал когда-то «тихим оподлением души человеческой». Поединок творческого начала в человеке с бесплодной догмой, борьба равнодушного потребительства и страстного подвижничества, тема беззащитности человеческой честности и чистоты перед подлостью и хамством — вот что занимало писателя.

Предательство, цинизм, бездушие — истоки любого зла — сконцентрированы в образе Тени. Тень могла похитить у Ученого его имя, внешний облик, его невесту, его труды, она могла ненавидеть его острой ненавистью подражателя — но при всем том обойтись без Ученого она не могла, а потому у Шварца конец в пьесе принципиально иной, чем в сказке Андерсена. Если у Андерсена Тень побеждала Ученого, то у Шварца она не могла выйти победительницей. «Тень может победить лишь на время», — утверждал он.

В 1943 году Шварц стал завлитом Театра комедии Акимова. ибо «не было в штатном расписании театра должности «душа театра», на которую, по существу, он должен был бы быть зачислен», как писал впоследствии Николай Акимов. Специально для этого театра Шварц создавал и «Дракона». Он начал писать эту пьесу еще до войны, в тот момент, когда сложные дипломатические отношения с гитлеровской Германией в попытках сохранения мира исключали возможность открытого выступления со сцены против уже достаточно явного противника. Сказочная форма, олицетворение фашизма в отвратительном образе Дракона, принимающего разные обличья, национальная неопределенность города, подавленного двухсотлетним владычеством чудовища, давали возможность открыто выступить против коричневой чумы без риска дипломатического конфликта. Конечно, пьеса Шварца вскрывала философию фашизма. Сейчас она может восприниматься и как сатира на Сталина, хотя сам Шварц смеяться над Сталиным, видимо, и не думал.

В 1944 году Театр комедии показал премьеру «Дракона», после чего спектакль почти сразу же был запрещен. Только через 18 лет, уже после смерти автора, «Дракон» вновь увидел свет в Театре комедии. А уже в наше время по этой пьесе снял свой фильм Марк Захаров.

Современному читателю и зрителю Евгений Шварц более всего известен в качестве блестящего сказочника, его язык не спутаешь ни с кем. Кто, кроме него,