Уаджет - Сергей Д. Блинов

– Я не уверен. У меня есть только догадки.

– Продолжайте.

– Кое-кто очень не любит быть вторым. Вы должны понять намек. Это касается и клубов, и людей.

Уирлинг ставит видео на паузу, закрывает глаза и с болезненным вздохом запрокидывает голову. Макушка упирается в прохладную стену.

Он прожил калекой достаточно долго, чтобы в голову не приходили подобные мысли. Но подозрения – одно дело. Совсем другое – знать точно или получить хотя бы такое подтверждение. Не подстава ли на видео? Не попытка ли вывести Уирлинга из равновесия? Но к чему это создателю видео?

Мыслей слишком много.

Разрыв между лучшим в мире и вторым слишком велик. Жирные рекламные партнеры, контракты с незаполненными гонорарами, услужливые агенты, женщины, предложения сниматься в кино… У Уирлинга был тот пик, после которого некоторые знаменитости отказывались от услуг «Озириса», осознавая, что большего человеку просто не добиться.

Может ли мир Дуата излечить от зависти? Уирлинг знает, что нет.

А Ману Педру слишком амбициозен и успел побывать лучшим до возвышения Уирлинга.

– Продолжайте, – говорит похититель, когда Уирлинг возвращает ему голос.

– Я все сказал.

– Вы понимаете, что это означает?

Диллэйн качает головой.

– Тем лучше.

Смерть приходит быстро. Пленник вздрагивает, затем его голова падает на грудь, и тело сползает со стула.

– Конец записи.

Уирлингу требуется время, чтобы прийти в себя. Он просматривает видео еще раз. Ждет ли похититель реакции? В электронном письме нет ничего, кроме видео. Уирлинг закрывает окно письма и выходит на главный экран почтового приложения. Дизайн приложения безнадежно устарел. Вместо мультизадачных иконок – статичные. Структура пытается вместить как можно больше параметров. Когда-то это считалось удобным.

О черт! Уирлинг понимает, чего хочет похититель.

Похититель знает, что приложение не обновляло интерфейс. Он понимает, что увидит Уирлинг.

Строчка «От кого».

Адрес отправителя.

[email protected]

Знайте же, что жрецам не дозволено трактовать волю богов. «Озирис» точен. Что высчитано – то решено. Протокол утешения анализирует жизнь в Дуате. Ушебти фиксируют деяния, запоминают слова, слышат сердцебиение. Не всем подходят циклы. Не все понимают, что такое бессмертие.

Знайте также, что спокойствие крокодильей головы Амат обманчиво. Медленная кровь удерживает Охранительницу от скорой расправы, но лишь временно. «Озирис» терпелив, он не рубит с плеча. Чистым и очищенным, ожесточенным и утешающимся он рад одинаково. Нет второго шанса лишь лишенным благодарности. «Озирис» выносит приговор, диктует его богу-писцу Тоту, и на прозрачных скрижалях появляется имя. Тогда жрецы начинают точить скальпели-кхопеши, а священная кобра на урее кислородной маски выпускает свой яд. Вот что такое настоящая тяжесть сердца.

«Что вам нужно?»

Ответное письмо ушло полчаса назад, но ответа пока нет. Уирлинг сидит в комментаторской кабине. Ее достроили не так давно, но она полностью преобразила внешний вид стадиона. Зрячий глаз Гора, венчающий кабину, считается самой совершенной мультимедийной системой в мире.

Рохас уже на месте. Жизнерадостный латиноамериканец долго трясет руку Уирлинга.

– Старина! Старина!

– От старины слышу, – смеется Уирлинг.

С Рохасом всегда легко. За болтовней ни о чем можно забыть о страшном видео.

– Такое тебе расскажу! Помнишь Марио Понте?

– Спрашиваешь!

– С ума сошел, – Рохас стучит пальцем по лбу. – Ушел в секс-культ, собрал вокруг себя юных жриц и снимает порнуху. Говорят, в игру уже не вернется.

– А жаль, он был моим лучшим тренером.

– Правы осознанно-смертные, правы. Нельзя человеку столько жить.

– Мы-то живем, и ничего.

Рохас крестится.

– Так тебе скажу: может, это сам Господь запустил вирус в твой саркофаг. Не все сильны духом. Ты бы, может, и сорвался, в тебе всегда было это… как лучше сказать-то…

– Ну уж скажи как-нибудь!

В ожидании реплики Рохаса Уирлинг включает микрофон, надиктовывает пробный текст. Голосовой помощник любезно предлагает исправить дефекты речи, но Уирлинг отказывается. Ему нравится шепелявить, а еще больше нравится, что его несовершенство узнаваемо и любимо.

– В общем, неспокойствие было. Надрыв. Понимаешь? – Рохас так жестикулирует, словно руками можно объяснить, что такое надрыв. – Как бы ты кончил игроком, не берусь гадать. Это Ману хладнокровен, как удав. Ему же ничего, кроме статуса, не нужно. А ты живой был. Горел ярко, а кто ярко горит, хоть с «Озирисом», хоть без рискует вспыхнуть – и в пепел! Увечье тебя многому научило.

– Да уж.

– Без обид.

Рохас хлопает Уирлинга по плечу. Уирлинг кивает.

– Вроде, все работает. Навестим итальяшек?

В раздевалке полно камер. Итальянцы уже переоделись в синее. Ди Фьоренце, капитан и старейший игрок сборной, начинавший в одно время с Уирлингом, жестикулирует, рассказывая, каково это: играть за страну, которой де-факто больше нет на карте.

– Укрупнение Номов – величайшее благо для всех, разумеется, но многим рожденным до него важно помнить свои корни. Когда молодежь научится играть лучше нас, стариков, – все, включая Уирлинга, смеются, – тогда турниры сборных потеряют значение. Но пока мы хотим играть, а люди хотят на нас смотреть. Мудрость «Озириса» в том, что он устраивает турниры реже. Двадцать лет – хороший перерыв.

– Как сыграет Ману Педру? – спрашивает кто-то из журналистов.

– Так, как я ему позволю.

Рохас записывает ответ в планшет, чтобы потом озвучить в ходе трансляции. Уирлингу это не нужно. Комментируя, он всегда говорит о том, что видит на поле здесь и сейчас, а не пересказывает чужие слова о гипотетических событиях. Ди Фьоренце – хороший защитник, но съесть Ману Педру не так-то просто. Многие пытались – и где их имена? Почему журналисты спрашивают о великом нападающем.

И великом преступнике, как выяснилось.

Уирлинг желает ди Фьоренце удачи. Их снимают. Улыбка прилипает к губам Уирлинга, каждый из журналистов находит удачный кадр. Опускать уголки губ после сессии почти больно.

– Два культовых футболиста делают один и тот же прогноз, – вполголоса бубнит Рохас, записывая комментаторские наработки.

Приходит представитель Кабо-Верде.

– Ману готов.

Итальянская раздевалка моментально пустеет. Остается только Уирлинг. Он садится на лавку рядом с ди Фьоренце и каким-то из молодых игроков, чью фамилию не может выговорить без подсказки, и сидит, пока его не выгоняет тренер.

Уирлинг тянет время, идет по коридору гораздо медленнее, чем позволяет нога. Наблюдать самоуверенного, вечно улыбающегося Ману Педру ему