Молочница для дядюшки - Алекса Райли

и понял, что дни, когда я кончал в карманную киску, закончились. Она станет моей новой игрушкой. А мой дружок не будет больше болеть по несколько дней кряду. Я буду погружаться в ее «золотое дно» при каждом удобном случае, а поскольку она уже созрела для дойки, буду жиреть от ее сливок.

— Блядь, ты просто находка, ягненочек. Моя награда.

— Дядя Эймос, там покалывает, — скулит Фэйт, пока я лижу клитор снова и снова.

— Давай, отдай мне то, что принадлежит мне.

Я лижу его снова, и она вскрикивает.

— Вот так, давай, девочка. Отдавайся мне, вот так.

Когда ее глаза инстинктивно закрываются, я понимаю, что Фэйт близка к краю.

— Полегче. Успокойся, девочка, еще немного.

В этот момент ее спина отрывается от стола, и она вскрикивает, кончая на мой палец. Я нахожусь рядом с Фэйт и смазываю ее соками свое лицо. У меня никогда не было такой хорошей и молодой киски, и это заставляет меня напрягаться, думая обо всем, чему я собираюсь ее научить.

Это будет похоже на то, как постепенно объезжать лошадь. Я буду жестко скакать на ней и показывать, кто здесь главный, но она будет рада этому, когда все закончится.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ФЭЙТ

После ужина вчера вечером дядя Эймос уложил меня спать, потому что я едва могла держать глаза открытыми. Возможно, причиной тому стал стресс, нахлынувший из-за незнания того, что произойдет дальше. Но, скорее всего, все из-за того, что его губы оказались у меня между ног.

Жены, с которыми я жила, рассказывали мне о своем муже и о том, что он с ними делал. Не припомню, чтобы они говорили, что это было так приятно, иначе я бы с большим желанием вышла замуж раньше. На самом деле, никогда не было разговоров о том, что женщин целуют там внизу, только жены делали это, когда им велел их муж.

Дядя Эймос также сказал мне после того, как уложил меня, что нам не обязательно быть женатыми, чтобы он мог выполнять свои обязанности мужа по отношению ко мне. Это заставило меня почувствовать себя намного лучше от того, что я наслаждалась тем, как мне было хорошо с ним. Теперь он может продолжать это делать, и нам не стоит беспокоиться о греховности того, что мы с ним делаем.

Сегодня утром я проснулась раньше солнца и начала убираться в доме. Он не особо грязный, но я могу сказать, что моему новому дому не помешает женское внимание. После уборки я приготовила дяде Эймосу плотный завтрак, так как он уже встал раньше меня и пошел в сарай кормить животных.

Как только все было готово, я вышла на улицу и позвонила в треугольник, чтобы он знал, что пора идти есть. Я как раз заканчиваю ставить ему тарелку с едой, когда он заходит в дом в своем комбинезоне и неизменной ковбойской шляпе. На нем следы. От него пахнет свежим сеном, свежим воздухом и чем-то землистым, как грязь и пот. Это напоминает мне, что он много работает, чтобы сохранить крышу над нашими головами, и я так благодарна ему за это.

Я бросаюсь к нему и поднимаюсь на носочки, чтобы поцеловать его в щеку.

— Доброе утро, ягненочек. — Его хрипловатый голос у моего уха вызывает дрожь по позвоночнику, и я наклоняюсь к его окладистой бороде.

— У тебя найдется для меня немного свежего молока?

— Да, сэр, — говорю я, и моя грудь при этом тяжелеет.

Он кивает, подтаскивая меня к стулу, садится и усаживает меня к себе на колени. Дядя Эймос кивает на переднюю часть моего платья, и я расшнуровываю для него шнуровку, уже зная, что делать.

Прошлой ночью, когда он пил мое молоко, у меня запульсировало между ног. Мне не терпится, чтобы он повторил это снова, потому что я хочу доставить ему удовольствие. Кроме того, мне от этого хорошо.

— Только посмотри, — говорит дядя Эймос, отодвигая материал и проводя большим пальцем по моему молочному соску. — Уже капает для меня.

Он смакует его, прежде чем раздвинуть губы и нежно прильнуть к нему. Мои бедра автоматически подаются вперед, потому что боль внезапно вернулась. Как будто его рот — прямой путь к моим интимным местам, и чем больше он пьет, тем сильнее я хочу, чтобы эта боль утихла.

— Давай, подними платье, — ворчит он, переходя к другой моей груди. — Я поиграю с твоей киской, пока буду сосать твою сиську.

— Спасибо, дядя Эймос, — говорю я, дотягиваясь до низа платья и высоко задирая его. Сегодня я не стала надевать нижнее белье, потому что он сказал мне прошлой ночью, что оно мне больше не понадобится.

— Эти свежие сливки — твой подарок мне, ягненочек.

Его пальцы находят мой центр, и я чувствую, как он медленно поглаживает меня вверх и вниз. Давление — именно такое, как мне нужно, и я подаюсь бедрами навстречу ему. Когда я чувствую, как дядя Эймос входит в меня, мои глаза расширяются. Прошлой ночью он ввел только один палец, но когда я смотрю вниз, то вижу, что он вводит и выводит два. Он быстро наращивает темп, и мое тело сжимается вокруг него, словно точно знает, что делать.

— Это ведь нормально, дядя Эймос? У меня не будет неприятностей?

Мне так хорошо, что я удивляюсь, как это не может быть грехом.

— Нет, девочка, у тебя не будет неприятностей. Просто никому не говори.

Он лижет мою шею, и я киваю, прежде чем его рот возвращается к моему соску.

— Да, сэр, — говорю я и закрываю глаза.

Его пальцы скользят внутрь и наружу так легко, что, должно быть, поэтому он делает это сильнее. Мне нравится, как быстро дядя Эймос двигается, а когда он одновременно ласкает меня, у меня перехватывает дыхание.

То же удовольствие, что и прошлой ночью, прошивает мое тело и взрывается на каждом сантиметре моей кожи. Мои груди становятся менее полными, а мои интимные места покалывает, когда он вынимает свои пальцы из меня.

Я смотрю, как дядя Эймос вылизывает их, а затем прижимается своими губами к моим губам. Это удивляет меня, потому что я никогда не видела, чтобы мужья целовали своих жен, но, возможно, у нас все по-другому. Я закрываю глаза и слегка приоткрываю губы, когда его язык проникает мне в рот. Я чувствую вкус чего-то терпкого и сладкого, и мне это не кажется таким противным.

Дядя Эймос издает гортанный стон, а затем отстраняется, чтобы