Кровные узы - Роберт Асприн

Вытащив из кошелька золотой, женщина протянула его Иллире, но та с яростью выбила монету из ее руки.

— Ты знаешь, кто я? — с угрозой произнесла женщина.

— Я знаю вас, госпожа Кама, и в Санктуарии нет ничего, что заставило бы меня Видеть для вас! — она запнулась и всхлипнула. — Да я не смогла бы сделать это, даже если бы захотела. Когда моя… во время беспорядков были уничтожены мои карты. Теперь я так же слепа, как и любой из вас! — с горьким торжеством заключила она.

— Но я должна знать! — гневно воскликнула Кама. — Я обещала выйти замуж за Молина Факельщика, но всякий раз, когда я спрашиваю его о церемонии, он отговаривается теологическими предостережениями. А пасынки хотят забрать с собой в какой-то таинственный поход Третий отряд коммандос — всех моих старых друзей! Я могла бы отправиться вместе с ними, я хочу этого, но не могу сейчас оставить город. Что мне делать?

Иллира пожала плечами.

— Делайте, что вам угодно.

Принимая во внимание тот факт, что Молин Факельщик забрал у Иллиры второго ребенка, Джилла сочла реакцию С'данзо на требование женщины весьма мягкой…

Кама резко нагнулась и схватила Иллиру за плечи.

— Я дала клятву — она до сих пор связывает меня, даже если боги больше не внемлют. Но я потеряла в этом городе слишком много крови, чтобы вот так покинуть его, не зная причины. Ты думаешь, я перестала быть воином, потому что надела вот это? — она яростно стиснула складки дорогой юбки. — Я получу ответ, женщина, даже если мне придется выбить его из тебя!

Иллира покачала головой.

— Можно ли выжать кровь из камня? Делай со мной что угодно — у меня больше нет ответов.

— Возможно, у тебя в жилах и нет больше крови, — с угрозой произнесла Кама, — а у твоего муженька? Я многому выучилась в этой помойной яме, которую вы называете домом. Будешь ли ты петь ту же песенку, когда увидишь, как я применю кое-какие свои знания к Даброу?

— Нет… — слабо проговорила Иллира. — Он не имеет к этому никакого отношения. Вы не можете заставить его страдать за меня…

— Ты что же, думаешь, что жизнь справедлива? — Кама выпрямилась, не отрывая от нее взгляда. — Я сделаю все, чтобы узнать то, что мне нужно.

Джилла перевела взгляд на Миртис, смотревшую на происходящее со слабой полуулыбкой. Не дело ли это рук хозяйки Дома сладострастия, пытающейся таким образом вывести Иллиру из подавленного состояния? В то, что Миртис на такое способна, поверить было можно, труднее было предположить, что Кама может подыгрывать чьим-либо замыслам.

— Но я не могу… — жалобно выдавила Иллира. — Я же сказала. У меня нет карт. И я не могу взять колоду взаймы — каждая настроена на ту С'данзо, которой принадлежит. Ко мне карты перешли от моей бабки, и теперь в городе нет художника С'данзо, который нарисовал бы новую колоду.

Кама молча оглядела ее. Затем взгляд ее серых глаз задумчиво перешел с Иллиры на Джиллу и обратно.

— Ты знаешь, что нарисовано на картах… Наступил черед Иллиры молча уставиться на нее.

— А ее муж — художник, который, как говорят, обладает определенным даром…

Во время того, пока Кама говорила эти слова, Джилла читала на лице Иллиры отражение собственного болезненного осознания того, что они обе все еще оставались заложницами судьбы.

— Молин Факельщик — патрон живописца. Он прикажет Лало прийти к тебе, и вдвоем вы нарисуете новую колоду карт. А затем… — губы Камы скривились в подобие милой улыбки. — Затем мы посмотрим, осталась ли в этом мире какая-нибудь магия.

Лало приколол к мольберту очередной прямоугольник тонкого плотного пергамента. Он испытывал боль в шее и плечах, Иллира была бледной, на лбу у нее блестел пот. Две законченные карты сохли в лучах солнечного света, падающего из окна.

— Как ты? — тихо проговорил художник через маску, которую теперь всегда надевал на рот во время работы, чтобы случайно не вдохнуть жизнь в нарисованное. — Может, хватит на сегодня?

У него еще были силы, чтобы продолжить рисовать, но С'данзо, похоже, была истощена до предела.

— Еще одну…

Иллира поморщилась, приподнимаясь на подушках и заставляя себя собраться. Лало задумался: чувствует ли она себя неполноценной из-за отсутствия колоды карт, как всегда бывало и с ним, когда под рукой не оказывалось красок и кисти, или же просто побыстрее хочет отделаться от Камы.

— Следующая карта — Тройка Огней, — сказала Иллира.

Ее голос задрожал, приобрел странное безучастное выражение, словно одного только мысленного представления карты было достаточно для того, чтобы погрузиться в транс.

— Это туннель, темный с одной стороны и ярко освещенный с другой. В туннеле я вижу троих людей, держащих факелы, а движутся ли они к свету или во тьму, сказать не берусь…

Словно зачарованный словами С'данзо, Лало следил, как его рука движется, накладывая темную краску на месте теней и оранжевые пятна, изображающие яркие цветки пламени. По мере того как Иллира раскрывала смысл карты, на листе пергамента возникали линии и цвета, словно кисть Лало была волшебным жезлом, делающим видимым то, что всегда было на холсте.

Люди с факелами были намечены только силуэтами, лица их были неясны, художник видел лишь, что один из них высокий, другой коренастый, а третий гибкий и подвижный. Может, большая фигура — это Молин Факельщик? Лало докончил рисовать, и в момент возвращения от творчества к обычному состоянию ему показалось, что в коренастой фигуре он увидел что-то от Джиллы. Тогда, возможно, две другие — это Иллира и он сам, но движутся ли они в непроглядную темень или же идут к свету?

Выпрямившись, Лало посмотрел на Иллиру, неподвижно лежавшую на подушках в объятиях сна, а может быть, в трансе. Под ее сомкнутыми веками залегли темные круги, будто художник дотронулся до лица гадалки перепачканными краской пальцами. Во время работы Лало чувствовал, как по телу растекалась сила, но на этот раз смысл творения остался скрыт от него.

Три завершенные карты сияли в солнечном свете, падающем из окна; краски, казалось, бурлили собственной внутренней энергией. «Я должен быть счастлив, — подумал живописец. — По крайней мере, теперь я знаю, что руки мои не утратили силы». Но он не понимал того, что нарисовал, и что-то болью отдалось у него в груди, когда он еще раз взглянул на закрывшую глаза Иллиру. Осторожно, тихо, чтобы не потревожить ее, Лало начал собирать краски.

— Как красиво, — сказала Джилла. — Лало в последнее время рисовал только фрески размером в стену, и я уже успела позабыть, как здорово у него получаются миниатюры.

Она аккуратно уложила первую карту Лесов поверх колоды. Богатые зеленые и коричневые краски «Первобытного леса», казалось, сияли сами собой, словно листва, залитая пробивающимся через нее солнечным светом. По требованию Молина Факельщика Лало вновь вернулся к работе над росписью стен к бракосочетанию и на время оставил карты, хотя колода была уже почти готова. Иллира тоже почти поправилась — телом. За это время они с Джиллой привыкли к обществу друг друга.