Дело Аляски Сандерс - Жоэль Диккер

– Вернетесь в Нью-Йорк? Вы же как ветер, Гольдман, если не хуже, – на месте не сидите!

– Гарри не хотел бы фильма, – поморщился я.

– Гарри? – поперхнулся Барнаски. – Гарри Квеберт?

– Да, Гарри Квеберт. Вопрос закрыт: я не хочу фильма, не хочу опять во все это погружаться. Хочу забыть это дело. Перевернуть страницу.

– Нет, вы только послушайте этого хныкающего крошку! – взвился Барнаски, не терпевший возражений. – Ему дают целый черпак икры, а деточка Гольдман капризничает и не желает открывать ротик!

С меня было довольно. Но Барнаски уже сам жалел о своей грубости и попытался ее загладить.

– Давайте я объясню вам замысел, милый Маркус. – Голос его источал мед. – Вот увидите, вы передумаете.

– Сначала я передохну.

– Поужинаем сегодня вдвоем! Я заказал столик в ресторане в старом Монреале. Часиков в восемь?

– У меня вечером встреча, Рой. Поговорим в Нью-Йорке.

Оставив его стоять где стоял, с суррогатным сэндвичем в руке, я направился от съемочной площадки к главному входу в студию. Там, прямо у широких двойных дверей, расположился киоск с фастфудом. Каждый день после съемок я подходил к нему выпить кофе. Продавщица была всегда одна и та же. Прежде чем я успел сказать хоть слово, она протянула мне картонный стаканчик с кофе. Я благодарно улыбнулся. Она улыбнулась в ответ. Люди часто мне улыбаются. Только теперь я уже не знаю, улыбаются они мне как брату по разуму, которого встречали, или как писателю, которого читали. В этот момент продавщица достала из-под прилавка экземпляр “Правды о деле Гарри Квеберта”.

– Вчера дочитала. Ах, какая книжка, не оторвешься! Вы не могли бы мне ее надписать?

– С удовольствием. Как вас зовут?

– Дебора.

Дебора, ну конечно. Она мне уже десять раз говорила.

Я вытащил из кармана ручку и написал на форзаце ритуальную фразу, которую придумал для посвящений:

Деборе,

которая теперь знает всю правду о деле Гарри Квеберта.

Маркус Гольдман

– Хорошего вам дня, Дебора, – попрощался я, возвращая ей книгу.

– Хорошего дня, Маркус. До завтра!

– Завтра я уезжаю в Нью-Йорк. Вернусь через десять дней.

– Значит, до скорого.

Я повернулся, чтобы уйти, но она вдруг спросила:

– А вы с ним потом виделись?

– С кем?

– С Гарри Квебертом.

– Нет, больше он не давал о себе знать.

Я вышел из студии и уселся в ожидавшую меня машину. “Вы потом виделись с Гарри Квебертом?” После выхода книги меня без конца об этом спрашивали. И каждый раз я старался отвечать так, будто этот вопрос меня не волнует. Будто я не думаю об этом днями напролет. Где Гарри? Что с ним сталось?

Машина сначала двигалась вдоль реки Святого Лаврентия, потом свернула к центру Монреаля, вскоре уже показались очертания небоскребов. Мне нравился этот город. Здесь мне было хорошо. Возможно, потому, что здесь меня ждали. В последние месяцы в моей жизни наконец появилась женщина.

В Монреале я жил в отеле “Ритц-Карлтон”, всегда в одном и том же номере на последнем этаже. Едва я переступил порог гостиницы, как меня остановил администратор – сообщил, что меня ожидают в баре. Я улыбнулся: она уже пришла.

Я нашел ее за неприметным столиком возле камина. Все еще в летной форме, она потягивала “Московского мула”. Заметила меня, просияла и поцеловала. Я крепко ее обнял. Чем больше я с ней виделся, тем больше она мне нравилась.

Реган исполнилось тридцать, как и мне. Она была пилотом авиакомпании “Эйр Канада”. Мы встречались больше трех месяцев. Рядом с ней жизнь мне казалась полнее, насыщеннее. Чувство было тем более сильным, что мне стоило невероятных трудов найти кого-то, кто мне по-настоящему нравится.

Последняя моя серьезная любовная связь – с девушкой по имени Эмма Мэттьюз, – случилась пять лет назад и продлилась всего несколько месяцев. Поэтому, закончив “Правду о деле Гарри Квеберта”, я пообещал себе заняться своей личной жизнью. Интрижек было много, но все какие-то неудачные. Возможно, я слишком давил. Каждое свидание вскоре начинало походить на собеседование в отделе кадров: глядя на женщину, с которой едва успел завести разговор, я уже спрашивал себя, будет ли она хорошей партнершей и матерью моих детей. А в следующую минуту в мои мысли незваным гостем вторгалась моя собственная мать. Придвигала свободный стул, усаживалась рядом с бедняжкой и начинала выискивать в ней кучу недостатков. Именно мать, вернее, ее призрак, становилась на свидании судьей. Она нашептывала мне заезженную фразу, к которой питала особое пристрастие: “Марки, ты правда думаешь, что она – то, что надо?” Как будто мы связывали себя на всю жизнь, хотя, в сущности, даже не знали, доживет ли наш роман до вечера. А поскольку мать прочила мне великое будущее, она всегда добавляла: “Скажи-ка, Марки, ты можешь представить себя в Белом доме, на церемонии вручения Медали свободы, рядом с этой девушкой?” Конец фразы обычно произносился презрительно, словно для того, чтобы я отказался. И я отказывался. Так бедная мать, сама того не ведая, поощряла мое безбрачие. До тех пор, пока я не встретил Реган – тоже благодаря ей.

* * *

Три месяца назад

31 декабря 2009 года

Как всегда, в канун Нового года я поехал в Монклер, Нью-Джерси, навестить родителей. Мы пили кофе в гостиной, и тут мать в очередной раз произнесла идиотскую фразу, которая меня невероятно бесила:

– Что тебе пожелать в новом году, дорогой, ведь у тебя и так все есть?

– Встретить потерянного друга, – с досадой ответил я.

– Кто-то из твоих друзей умер? – заволновалась мать; она не поняла намека.

– Я про Гарри Квеберта, – пояснил я. – Хочу его повидать. Узнать, что с ним сталось.

– К черту этого Гарри Квеберта! От него одни неприятности! От настоящих друзей неприятностей не бывает.

– Он сделал меня писателем. Ему я обязан всем.

– Ты никому ничем не обязан, кроме матери, которая дала тебе жизнь! Марки, тебе не нужны друзья, тебе нужна подружка! Почему у тебя нет подружки? Ты не хочешь подарить мне внуков?

– Не так-то легко кого-нибудь встретить, мама.

– Марки, дорогой, – мать старалась говорить ласково, – по-моему, ты не очень-то стараешься. Ты почти никуда не ходишь. Я знаю, ты иногда часами разглядываешь фотоальбом, где ты с этим Гарри.

– Откуда ты знаешь? – удивился я.

– Домработница твоя сказала.

– С каких пор ты общаешься с моей домработницей?

– С тех пор, как ты мне ничего не рассказываешь!

В это мгновение мой взгляд упал на фотографию в рамке: снимок был сделан во Флориде, на нем – дядя Сол, тетя Анита, кузены Гиллель и Вуди.

– Знаешь, если бы твой дядя Сол… – прошептала мать.

– Не