Путешествие с двумя детьми - Эрве Гибер

Среда, 24 марта

Двое детей между собой дружат, и любовь взрослого, подаренная одному из них, немного Удаляет того от приятеля. Избранный ребенок больше не ходит в школу, он более красив, у него светлые пряди, родинки на шее, всегда украшенной золотом, он резв, как маленькое животное. Брошенный ребенок продолжает ходить в школу и страдает из-за потери товарища, этого ребенка менее всех можно напрямую назвать прелестным, у него что-то типа бельма на глазу, а лицо напоминает мордочку попугая; он бледнее и апатичнее, и, конечно же, именно его я решил возжелать, если здесь может идти речь о желании. Классическая красота первого лишь проявляет красоту уродства второго. Красота одного - боль другого, уродство одного - любовь другого. Вечером после нашей встречи, когда еще ничто не предвещало этого путешествия, я написал в дневнике: «из двух детей я выбираю того, чье очарование наименее очевидно, я буду целовать родимое пятно возле его глаза, его правое веко, которое плохо закрывается, все пятнышки на его бедрах и на затылке». Возлюбленный ребенок предъявил любви взрослого условие, что неприятный, некрасивый ребенок будет рядом. И, может быть, взрослый предложил мне поехать только, чтобы избавиться от нелюбимого ребенка и, поручив его мне, отдохнуть от его излишнего присутствия. Но я с удовольствием буду охранять его сны, буду его обмахивать, растирать его окоченевшие ноги.

Март предыдущего года

Возвращаясь с Т. из поездки в Польшу, я читаю в самолете хронику происшествий, и одно событие меня тревожит. Как-то раз в маленьком американском городке возле мальчика десяти лет, возвращающегося из школы, останавливается машина. Мужчина за рулем говорит: «Садись, я отвезу тебя к родителям». Но, когда машина проезжает мимо дома родителей и ребенок удивляется, мужчина говорит: «Родители назначили меня твоим опекуном. Ты знаешь, кто такой опекун? Теперь я буду тобой заниматься». Мужчина, готовившийся к этому долгие месяцы, чувствует великую радость, когда видит, что ребенок согласен, что он не задает никаких вопросов и ни о чем не беспокоится. Они уезжают в другой город, мужчина покупает ребенку другую одежду, записывает его в школу. Как выяснилось потом, мужчина вел долгую разведку, прежде чем выбрать себе ребенка, не того, которого легче всего похитить, но того, чей внешний облик и поведение, за которыми он наблюдал на расстоянии, идя пешком или из своей машины, очаровывали его больше всех. Закон отнял у этого мужчины, бывшего женатым, возможность заботиться о собственном ребенке: за несколько недель до того мужчина вышел из тюрьмы, он был арестован и осужден за кражу и изнасилование другого ребенка. Если углубиться в его историю, можно узнать, что, когда он сам был ребенком, его также однажды изнасиловал взрослый. Но вот, наконец, мужчина счастлив с избранным сыном: они останавливаются в мотелях, чтобы выжить, мужчина устроился на работу ночным сторожем, им приходится переезжать из города в город, потому что всегда настает момент, когда директор школы жалуется на отсутствие документов, удостоверяющих личность или наличие других членов семьи. В каждом городе они меняют машину. Объявления о розыске разосланы во все страны, все напрасно, их не могут найти. Во время отлучек нового отца ребенок часто оставался один перед телевизором, но ни разу и не подумал скрыться. За четыре года он не написал ни одного письма настоящим родителям. Но вот он достаточно вырос или, может быть, перешел возраст, предпочитаемый взрослым, когда тот начинает вдруг все чаще и чаще отсутствовать и однажды, вернувшись, говорит ребенку: «Идем, пойдем со мной, я хочу тебе кое-кого показать, хочу узнать твое мнение». Они садятся в машину, паркуются рядом со школой. Внезапно от шумной толпы, выходящей из школы, отделяется хрупкий белокурый ребенок точно такого же возраста, в котором был выбран первый, они едут за ним вдоль тротуара, наблюдая, как тот в одиночестве возвращается домой, и мужчина в машине говорит ребенку: «Он тебе нравится? Знаешь, мне было очень сложно найти кого-нибудь, кто бы тебе понравился, но вот, представляю тебе брата...» И младший ребенок, как и первый, не задавая вопросов, садится в машину, все трое перебираются в другой город. Но как только взрослый в первый раз исчезает, чтобы найти работу, старший ребенок берет младшего за руку и отводит в полицию. Родители забирают детей, мужчину задерживают. Первого ребенка расспрашивают, его заставляют говорить об отношениях, которые были у него с мужчиной. По воскресеньям они вместе играли в футбол. Его спрашивают, почему он никогда не пытался сбежать, и он отвечает: «Я не мог с ним так поступить, он совершенно несчастный тип». О ревности или измене не говорится ни слова. В вещах мужчины находят порнографические фотографии с участием детей, и ребенка спрашивают, не пробовал ли взрослый делать с ним что-то недозволительное. «Вы смеетесь», - бросает ребенок телевизионным камерам. Родители заваливают его игрушками, собранными за четыре прошедших Рождества. Психологи во время процесса пытаются отыскать в прошлом мужчины какие-нибудь новые детали и узнают, что в детстве, находясь в совершенной тьме, он направил на себя луч электрического фонаря и смотрел на него так долго, что чуть не ослеп.

Четверг 25 марта

Позавчера вечером, встретив на бульваре Капуцинов мальчика, к которому я подходил месяц или два назад в музее, и который в знак отказа одарил меня тогда милой улыбкой, из-за одного взгляда и сразу возникшего во мне беспокойства я почувствовал, как рушится конструкция всей поездки, а вместо нее появляется иная романтическая конструкция. Я сразу же увидел свой проект со всей его тщетностью и неискренностью: мальчик из музея, словно напоминание о настоящем желании, сбил все с толку. В самом деле, меня воодушевляет возраст взрослого человека, а не детство (точно так же, как эротические ощущения вызывает во мне определенная температура: это не жар, но холод: одно из моих самых красивых воспоминаний - то, как однажды ночью я мастурбировал у корней дерева, стоя на коленях в снегу против встреченного мною мальчика, и расстояние между нами было таково, что мы не могли ни коснуться, ни поцеловать, только смотрели друг на друга). Надо будет вновь овладеть собой, навязать себе детство, всевозможными трюками, образами, воспоминаниями заставить его вернуться в меня. Я мог бы также представить, что оба ребенка - не настоящие дети, а взрослые, чей рост остановился (ведь служат какой-то цели все эти напитки Б., гогольмоголи, сабайоны[3], кокосовое молоко?), вот уж нелепое средство. Стоит одному из детей потерять зуб, и я выйду из своего заблуждения, тогда я надену маску льва и буду обменивать под подушкой последние молочные бивни на золотые монеты, и, как только в пустыне у меня появится жажда, я буду сосать во рту детский зуб, чтобы ее утолить.

Пятница, 26 марта

Более недели перед отъездом, уже двенадцать дней всевозможных приготовлений. Однако мне нужно этим заняться сейчас же: я решил вести себя так, будто уезжаю завтра. Взял семь листков, наверху поставил числа каждого дня следующей недели, словно это графы, которые мне осталось заполнить для изучения грядущей поездки. Я смогу еще воспользоваться атласом, чтобы обозначить для себя несколько названий, уточнить расстояния. Это будет первая часть книги: первое путешествие свершится здесь, в этом спокойном бюро, выходящем на белые и серые дома, на этот кран, который, поворачиваясь, скрипит, это путешествие случится посреди моих книг, моих бумаг, в моем душевном покое, в моем уединении. Вторая часть книги будет дневником настоящего путешествия, в чередовании резкого света и прохладной тени, в шуме и гулкой близости детей, их смеха, их запаха произойдет отречение от моих слов. Более тонкая, нежели первая, более запыхавшаяся и более раскаивающаяся, может быть, менее восхищенная, она объединит усталость от ходьбы и ломоту, дурной сон, тошноту и голод, тоску (в ней мое тело узаконено, постоянно). Тоска потому, что, если первая часть должна быть рассказом об удовольствии, следующая часть грозит рассказывать о страдании.

Суббота, 3 апреля (шабат)

Я, белый человек, среди черных детей, нищих, жополизов, пожирателей желудей, лохмачей, сосунов костного мозга и сопель, нюхачей воска, охотников на дурачка, расхитителей, живодеров, ловящих кошечек, колдунов, насылающих порчу, искателей меда в мушином лесу, я, белый человек в панаме, с моими белыми детьми, которые находят для меня новые тропки, счищают грязь с моих башмаков, разгоняют оцелотов, чей сиплый зов меня устрашает, они мои соблазнители, мои провожатые, мои загонщики, я пересекаю оазис, я привожу их в храм, чтобы принести в жертву богу папируса, бледному идолу Эжену[4], я оскопляю их, еще не достигших половой зрелости, с помощью тонких шнурков (еще я дарю скрытному и притворному богу чистейшие стоны и жалобы, восхитительнейшие записи), вместе мы забавляемся тем, что делаем приманки, плетем коврики посреди пальм, дабы заставить споткнуться негритянские ноги детей, приторговывающих камушками, пожрать их ночью, сваренных в месиве из засахаренных фиников.