Мертвые могут танцевать - Илья Стогов

Я не боюсь авиакатастроф. Просто иногда мне действительно интересно: какова она на вкус, моя собственная смерть?

3

Самолет взлетел, а через четыре часа приземлился. Рутина: никакой беды не случилось. Я вышел из аэропорта, поймал такси, доехал до каирского района аль-Тауфикийя, нашел недорогой отель, заплатил за две ночи вперед и лег спать. За окном сигналили машины.

Каир — непрекращающаяся клаустрофобия. Это как прийти на концерт «The Exploited», быть прижатым визжащей толпой к самой сцене и остаться там навсегда. Переполненные улицы, тысячи сигналящих машин. Двадцать миллионов круглосуточно орущих арабов — кто такое вынесет?

Пять тысяч лет тому назад на месте Каира стояла величественная столица Древнего Египта, город Мемфис. Именно отсюда победоносные армии фараонов отправлялись на завоевание мира. Сегодня от Мемфиса не осталось ничего. Ни единой руинки.

Потом Древний Египет сгнил. На месте Мемфиса римляне построили крепость «Вавилон-на-Ниле». Гарнизон Вавилона контролировал земли от Александрии до Эфиопии. Сегодня от крепости остались две крепостные башни: одна целиком, а вторая наполовину разрушенная. Та, что поцелее, вся оклеена выцветшими, ободранными, полинявшими, но не сдавшимися рекламными плакатиками ZANUCCI.

Потом римляне были вырезаны безжалостными мусульманскими наездниками. На руинах Вавилона арабы основали аль-Кахиру — Каир, «град победоносный». Семь столетий Каир был самым роскошным мегаполисом Вселенной. Здесь и сегодня на каждой улице больше шедевров исламской архитектуры, чем во всем остальном мире.

Вечерами я сидел у себя в отеле, курил и через дырочки в ставнях смотрел на улицу. При фараоне Рамсесе II в древнеегипетском Мемфисе жило несколько сот тысяч человек. Потом Мемфис пал. Дворцы и каналы занесло песком. В Александрии Египетской, самом густонаселенном городе античного мира, жило полмиллиона человек. Потом Александрия пала. На ее руинах жило всего шесть семей неграмотных рыбаков. При халифах из династии Фатимидов в Каире жил миллион человек…

Я выкидывал докуренную сигарету наружу, тут же закуривал следующую и думал: куда же девались все эти миллионы, полумиллионы и четвертьмиллионы людей? Черт с ними, с занесенными песком городами, — куда девались люди?

4

Приблизительно треть территории современного Каира занимают кладбища. За несколько тысячелетий людей здесь нахоронили столько, что двадцать миллионов живых каирцев смотрятся забавным исключением.

На горизонте ослепительно белые холмы. На холмах — турецкая Цитадель. До самых холмов — бесконечные могилы, мавзолеи, мечети, склепы и минареты. Груды мусора, битого кирпича, песка и фекалий высотой с пятиэтажный дом. Из-под пустых бутылок и мятых газет торчат цементные надгробия.

На кладбищах, прямо в склепах, живет довольно много народу. Город мертвых в Каире — один из самых населенных кварталов. Бродят мужчины в мусульманских балахонах, похожих на женские платья. Смеются голые дети. В ушах у девочек — золотые сережки. Кое-где из жилищ слышится музычка. Далеко-далеко сигналят машины. Они всегда здесь сигналят.

Живя в Каире, я ходил гулять по кладбищам ежедневно. Как-то решил срезать угол, свернул с тропинки, сделал всего несколько шагов и был атакован стаей собак. А может, отожравшихся на мертвечине шакалов. Они бросились на меня без предупреждения и предварительного гавкания: молча и сразу.

У той псины, которую я успел пнуть, был розовый отвисший живот, весь в кожаных складках. Я взмахнул крыльями и взлетел на вершину пятиметрового минаретика. Правда, по дороге содрал себе ноготь на большом пальце правой руки. Он до сих пор растет у меня немного кривой. Я цеплялся за древние, крошащиеся кирпичи, подтягивался все выше и орал на всех худо-бедно известных языках. Добрые аборигены отогнали собак, помогли мне спуститься, а потом долго смеялись, хлопали по спине и благодарили за доставленное развлечение.

В другой раз в самом дальнем углу города мертвых я забрел в огромную и совершенно пустую мечеть. Потолок ее сгнил. Стены были покрыты гарью. Обувь у входа забирал уродливый чернокожий карлик. Каменный пол был вытоптан до зеркального блеска.

Справа от михраба я разглядел дверной проем. За ним начинались спиральные ступени на минарет. Я долго лез по этим ступеням. Окон в минарете не было, на лестнице было абсолютно темно. Я руками нащупывал следующую ступеньку и боялся думать, как потом стану слезать вниз. Зато с вершины минарета открывался роскошный вид на Каир. Город тысячи и одной ночи в году.

Сверху я долго смотрел на бесконечное, от горизонта до горизонта кладбище. Я хотел жить, а вместо этого каждое мгновение умирал, и если что-то не предпринять прямо сейчас, то скоро я, наверное, умру насовсем.

Черт возьми! Мы рождаемся, чуть-чуть взрослеем, учимся без почтения относиться к родителям, влюбляемся в музыку каких-нибудь мазефакеров типа U2, потом влюбляемся в девчонку (такую же прыщавую, как мы сами) и верим, что так будет вечно… Потом любимая песня, под которую ты танцевал с тощими одноклассницами, превращается в омерзительное ретро. И одеколон «One Man Show», который казался тебе лучшим запахом во Вселенной, начинает вызывать лишь тошноту. И ты с ужасом ощущаешь, что родители, с которыми ты насмерть боролся в детстве, скоро умрут, а твои собственные дети в разговоре с тобой начинают презрительно кривить губы… как-то уж больно знакомым образом они их кривят… кого это они тебе напоминают, а?.. И все это значит лишь одно. Скоро ты станешь надгробием и чужие люди станут равнодушно читать буквы с этого надгробия…

5

А три самые известные могилы Каира расположены на левом берегу Нила. Из центра города ехать до них минут двадцать — сорок: зависит от пробок.

Вблизи великие египетские пирамиды смотрятся жалко. Больше всего они напоминают груду строительного мусора. Туристы платят за такси, чтобы попасть к пирамидам, потом платят за вход, чтобы подойти к пирамидам поближе, потом платят еще раз, чтобы пройти внутрь самих пирамид, потом мучительно ищут в окрестностях хоть один туалет, а в окрестностях нет ни единого туалета, потом они платят таксистам за обратную дорогу и, возвращаясь на Родину, закатывают глаза: ах, это впечатление на всю жизнь!

Никто не может признаться, что их надули, и в реальности пирамиды не стоят и десятой доли уплаченных денег, потому что вся египетская археология — выдумка современных туроператоров.

Людям хочется, чтобы всепожирающий Молох был не всемогущ. Чтобы на свете нашлось хоть что-то, обо что поломает зубы даже время. За этим европейцы и едут смотреть на каменные руины Египта. Им никто не сказал, что на самом-то деле Молох всемогущ.

Если поставить камеру, которая делала бы один-единственный кадр в год, то получившееся 10-минутное кино было бы страшнее любого Хичкока. В лицо человеку заглянул бы зверь, жрущий города, и, возможно, мы услышали бы хруст и стоны заживо сгрызаемых колонн. Людям с больным сердцем вход в зал, где станут демонстрировать эту картину, был бы запрещен.

Не правда, будто время боится пирамид — время ничего не боится. Все, что создано человеком, будет разрушено временем. Иначе не бывает. Великие столицы древности неплохо смотрятся на фото, но в реальности все они — лишь жалкая кучка камней. Я видел египетские Фивы, греческие Микены, турецкую Антиохию, каракумский Ургенч, пакистанскую Хараппу, китайский Сиань, мексиканскую Чичен-Ицу. Я видел все столицы всех легендарных империй Древности. Расчищенная от камней площадка… торчащий из земли обрубок колонны… в щебень перемолотые изваяния… Больше там ничего нет.

6

Могилы фараонов все еще разбросаны по нильским берегам. А сами владыки Обеих Земель давно перелегли из гробов в витрины Каирского музея.

Главное содержание музея — отломанные ноги безымянных фараонов. Десятки тысяч бесформенных каменных ломтей. Вход в музей стоит почти десять долларов, но это не все. Чтобы пройти в «Зал царских мумий», нужно купить дополнительный (еще более дорогой) билет. У входа висит значок «Не болтать!». Туристы платят за осмотр мертвых фараонов кучу денег и болтают в полный голос.

Свет в зале немного притушен. У мертвой королевы Неджмет, жены фараона Херихора, заплетены африканские косички. Из-под свалявшихся волос местами торчит серый череп. Женщины-туристки светят на ее мертвую голову фонариком-указкой и обсуждают прическу.

Жутче всех выглядит эфиопский самозванец Секененр. Проломленная голова, срезанные с лица губы, скрюченные пальцы с длинными ногтями. Мальчик и девочка экскурсанты разглядывают самозванца, прихлебывая холодную «коку» из бутылочки.

Выставленные в витринах мужчины и женщины свою смерть уже встретили. Думали они о ней или не думали, теперь-то им уже отлично известно, какова она на вкус. Фараоны строили гробницы, велели рисовать на стенах смешных человечков в профиль, а потом умирали. Были живыми, но переставали быть.