Лабиринт смерти - Филип Дик

— Но теперь это ваш дом. И ваш. — Он указал на членов совета кибуца, столпившихся вокруг. — Мы сами его построили.

— И сыр здесь ужасный, — проворчал Сет. — И еще квэкипы, эти козлоподобные твари, воняющие, как прошлогодние подштанники Разрушителя Форм. Наконец-то я смогу раз и навсегда выкинуть все это из головы. И квэкипов, и сыр — все вместе. Он отрезал еще кусок дорогого импортного сыра и сказал Ниманду: — Ты не сможешь поехать с нами. Мы получили разрешение на отлет. Во-первых, нозер вмещает только двоих, в данном случае — меня и мою жену; во-вторых, ты и твоя жена — это еще два человека. Ergo, вы отпадаете.

— Мы возьмем другой нозер, — возразил Ниманд.

— У тебя нет разрешения переселиться на Дельмак-ноль, — промямлил Сет с набитым ртом.

— Просто вы не хотите взять нас с собой, — обиделся Ниманд.

— Кому ты нужен, — проворчал Госсим. — По мне, так скатертью дорога. Вот Морли — другое дело. Не хотелось бы, чтобы он сгинул без следа.

Взглянув на Госсима, Сет ядовито заметил:

— Значит, этот перевод a priori означает «сгинуть без следа»?

— Насколько я понимаю, это какие-то экспериментальные работы, — пожал плечами Госсим, — вас соберется человек тринадцать-четырнадцать в маленьком поселке. Для тебя это означает возвращение к первым дням Текела Упарсина. Хочешь начать все сначала? Вспомни, как долго мы создавали все это. Понадобились сотни квалифицированных самоотверженных добровольцев. Ты упомянул о Разрушителе Формы. Разве ты не разрушаешь своими действиями форму Текела Упарсина?

— И свою тоже, — задумчиво произнес Сет.

Он помрачнел. Госсим его допек. Главный инженер умел говорить красиво, на удивление красиво для технаря. Своими зажигательными речами он много лет удерживал кибуц в повиновении. Но по мере того, как супруги Морли набирались ума-разума, его слова утрачивали убедительность. Они уже не действовали на Сета как когда-то. И хотя оставался ореол былой притягательности, Госсиму больше не удавалось как следует встряхнуть нескладного темноглазого инженера.

Все-таки мы уезжаем, подумал Сет. Как в «Фаусте»: «Вначале было дело». Не слово, а дело, как утверждал Гете, предвосхищая экзистенциалистов двадцатого века.

— Вы еще пожалеете, — предрек Госсим.

Сет хмыкнул.

— И знаешь, что я скажу, если вы попроситесь обратно? — громко спросил Госсим. — Я скажу, что Текелу Упарсину не нужен гидробиолог, у нас даже океана нет, и мы не собираемся копать пруд, чтобы обеспечить вас работой.

— Я никогда не просил копать тут пруд, — ответил Сет.

— Однако вы мечтаете о нем.

— Я мечтаю о любом водоеме, — отрезал Сет. — Вот истинная причина нашего отъезда, и вот почему мы никогда не вернемся.

— Вы уверены, что на Дельмаке-ноль есть вода? — поинтересовался Госсим.

— Я думаю… — начал Сет, но Госсим перебил:

— То же самое вы думали, собираясь в Текел Упарсин. С этого и начались ваши беды.

— Я думал, раз вы приглашаете гидробиолога… — Сет устало вздохнул: не имело смысла убеждать Госсима. Главное должностное лицо кибуца был человеком непробиваемым.

— Слушайте, дайте поесть спокойно. — И Сет принялся за новый кусок «груйяра».

Однако сыр успел опротиветь ему. Черт с ним, решил Сет, раздраженно отбрасывая нож. У него пропала всякая охота продолжать спор. Госсим не может помешать — вот что главное. Приказы не обсуждаются, и в этом их достоинство и недостаток, как заметил Уильям Гилберт.[3]

— Черт бы тебя побрал со всеми потрохами! — воскликнул Госсим.

— И тебя тоже, — огрызнулся Сет.

— Истинно мексиканское высокомерие, — заметил Ниманд. — Видите, мистер Госсим, вам не удастся нас удержать. Вы можете только браниться.

Госсим сделал непристойный жест двум своим строптивым работникам и, растолкав толпу в дверях, быстро зашагал прочь. В конторе воцарилась тишина. Сет почувствовал облегчение.

— Споры утомляют, — сказала его жена.

— Да, — согласился он. — Госсим тоже устал. Восемь лет бессмысленных споров. Пойду выберу нозер. — Он вышел из офиса на полуденное солнце.

Странная штука этот нозер, раздумывал он, стоя на краю взлетного поля и обозревая ряды неподвижных корабликов. — Во-первых, он невероятно дешев — меньше четырех серебряных долларов. Во-вторых, пригоден только для путешествия в один конец. По одной простой причине: он слишком мал, чтобы нести топливо для обратного полета. Все, на что он способен, — стартовать с большого корабля или с поверхности планеты, взять курс к месту назначения и совершить мягкую посадку.

Однако нозеры исправно делали свое дело. И люди, и другие разумные существа летали по всей Галактике на этих стручкообразных суденышках.

— Прощай, Текел Упарсин, — пробормотал Сет и помахал шеренгам апельсиновых кустов, окружавшим стоянку.

Ну, который выберем? — спросил он себя.

Все нозеры выглядели одинаково: ржавые, хлипкие. Ни дать, ни взять — автосвалка из далекого прошлого Земли.

Возьму первый попавшийся с названием на «М», — решил Сет и двинулся в обход поля. — «Мнительный цыпленок». Хорошо, пусть будет «Цыпленок». На вид неказистый, но сойдет. Все, в том числе Мэри, говорили, что Сет излишне мнителен. Не мнителен, а впечатлителен, — подумал он. — Люди путают эти понятия.

Бросив взгляд на наручные часы, он увидел, что у него есть время пройтись до упаковочного цеха завода по переработке цитрусовых.

— Десять пинтовых банок джема сорта АА, — сказал Сет кладовщику.

Или он получит паек сейчас, или не получит никогда.

— Ты уверен, что тебе полагается десять пинт? — кладовщик подозрительно посмотрел на него.

— А ты звякни Джо Персеру и спроси, сколько джема мне причитается. Ну, давай, звони.

— Некогда. — Кладовщик отсчитал десять банок основной продукции кибуца и протянул их Сету в бумажном мешке вместо стандартной картонной коробки.

— А коробку?

— Проваливай, — отрезал кладовщик.

Морли вытащил одну банку, дабы убедиться, что это действительно сорт АА. Да, все правильно. «Джем кибуца Текел Упарсин», — гласила этикетка. «Изготовлен из натуральных севильских апельсинов (мутационный подвид 3-В). Купите дары солнечной Испании к вашему столу».

— Ладно, — вздохнул Морли. — Спасибо.

С большим бумажным мешком он снова вышел на солнце.

Вернувшись к «Цыпленку», он принялся расставлять банки в багажном отсеке. Единственная стоящая вещь, выпускаемая кибуцем, — подумал он. — И, пожалуй, единственное, с чем жаль расставаться.

Он вызвал Мэри по индивидуальной рации, висевшей на шее.